Случай на водах

 

Роберт Кармин

 

Сергей Николаев

 

 

 

Документальная фантазия

 

Одноактная пьеса в десяти картинах с прологом.
Действие происходит в Пятигорске летом 1841 года.

 

Памяти литературоведа Владимира Левина

 

 

 

 

К н я з ь. А кстати, что это за история с рисунком, якобы обнаруженным на письменном столе покойного?

 

1-й г о с т ь. О, это примечательная вещь! На рисунке изображены профили всех знакомых нам лиц, кроме самого автора, разумеется. И подписано: «Богатыри – не вы!»

 

2-й г о с т ь. Его знаменитое «Бородино»! Но как смещён акцент, как зло и... как точно.

 

Э м и л и я. В обычной его манере. Я всегда повторяла Мишелю, что его язык его же и погубит.

 

2-й г о с т ь. Мне думается, господа, это замечание весьма верно. Виною всему – несчастный характер самого покойного. Взять хоть князя Ксандра... Уж как только Мишель его не задевал! Да теми же эпиграммами!

 

В с е. Что, что там было такое?

 

2-й г о с т ь. Ну, право... Уж больно едко было сказано... Впрочем, извольте!

Как-то раз за карточной игрой князь Васильчиков отпустил крепкое словцо, не буду приводить его при дамах. Не прошло и нескольких минут, как отошедший в сторону Михаил Юрьевич вернулся к нам с листком в руке. Все, конечно, повернулись к нему, а он – возьми и продекламируй... Вот, у меня записано (извлекает из кармана записную книжку):

 

Наш князь Василь-
           Чиков – по батюшке,
Шеф простофиль,
           Глупцов – по дядюшке,
Идя в кадриль
           Шутов – по зятюшке,
В речь вводит стиль
           Донцов – по матушке!

 

Я своими ушами слышал! Князь Ксандр, конечно, между нами говоря, звёзд с неба не хватает, и притом на большие чины своего батюшки Иллариона Васильевича часто полагается. Но чтобы так, да при всех, назвать его «шефом глупцов», ходящим в «кадрили шутов», да ещё намекая, что и ГлупцОв, и ШутОв – тоже его фамилии...

 

В е р з и л и н а. Нет, что ни говорите, а Мишель не всегда был таким желчным и ядовитым. Я его помню совсем другим...

 

2-й г о с т ь. А ведь и правда, господа, Лермонтов действительно не был таким. Пока не появился этот его гадкий Печорин!

 

В е р з и л и н а. А более всего я удивляюсь тому, что он не сделал даже попытки загладить обиду, нанесённую своему товарищу, и как-то уладить дело миром. Говорят, он непременно хотел стреляться.

 

К о р н е т. Думаю, он более не хотел жить.

 

З е л ь м и ц. О-то! Не хотел жить! Это всё – от юношеской бравады, от байронисма! Не хотел жить... Он мечтал об отставке, я даже слышал, намеревался вместе с господином Краевским, издателем «Отечественных записок», новый журнал основать... Не хотел жить...

 

1-й г о с т ь. Ещё как хотел! И, возможно, нашему поэту могли стать известны какие-то планы командования относительно Тенгинского полка, в состав коего он уже был второй год как зачислен. Он уж, наверное, не хуже других понимал, что полк может этим летом участвовать в делах очень серьёзных...

 

А г р а ф е н а. И что ж из того? Мишель ещё в прошлом годе показал себя отчаянным храбрецом.

 

К о р н е т. И бесстрашно командовал «охотниками» из отряда Галафеева в Чечне, даже представлен был за храбрость к орденам и золотой сабле!

 

1-й г о с т ь. О, да вы не знаете... Конечно, здесь, на водах, – не то, что в Ставрополе, при штабе, здесь известно мало. И всё же вспомните прошлый год, вспомните страшные известия о гибели наших укреплений на Черноморской линии. В конце зимы и весной там ад был кромешный! Нападали немирнЫе племена! Из гарнизона форта Лазарев осталось пятнадцать человек, их увели в горы; хорошо, выкупил их потом какой-то армянин. В укреплении Михайловском, когда силы защитников его были уже на исходе, солдат, чтобы не сдаваться, взорвал вместе с собою пороховой погреб!

 

К о р н е т. Да-да! Тамошние горцы ещё с осени запрошлого года были возбуждаемы какими-то личностями, которые призывали их следовать указке англичан!

 

1-й г о с т ь. Именно! И вот ещё немаловажная деталь, господа... Об этом стараются не говорить во всеуслышание, но жизнь в тех укреплениях, даже когда на них не нападают, – просто невозможна. Представьте себе: с одной стороны горы, с другой море, ровной земли – несколько десятков сажен, и то почти сплошь болота! Оттого девять из десяти нижних чинов вечно лежат в лихорадке, даже в караул некого назначить. Посреди укрепления – палатка. Нет, господа, не лазарет – мертвецкая! Так, прямо в своих же стенах, и держат умерших. Ведь даже выйти из укрепления, чтобы похоронить, и то опасно – сразу черкесская пуля! А покойников порой – до тридцати в месяц! Да-с! Потому как лихорадка там особенная, почти всегда смертельная! Добавьте сюда сообщение с внешним миром раз в несколько месяцев, когда судно с припасами придёт… И вот вам картина.

 

А г р а ф е н а. А у бедного Мишеля и здоровье было слабое...

 

1-й г о с т ь. Здоровье – оно, конечно... И вот приезжает он в прошлом годе в Ставрополь, в штаб, и узнаёт все эти ужасы. Может, потому он тогда до Черноморской линии и не добрался? А ныне – так само собою! В Пятигорске-то всяко безопаснее, чем на театре военных действий! Право же, господа...

 

К н я з ь (задумчиво). На театре? На театре...

 

1-й г о с т ь. Да-с. Здесь любой, даже неробкого десятка, задумается.

 

К о р н е т. Сударь, я нахожу ваши слова двусмысленными. Или вы сей же час потрудитесь признать их неуместность, или я вынужден буду вступиться за честь покойного, как это принято у порядочных людей!

 

В е р з и л и н а (строго). Опомнитесь, господа! Стыдно вам! Совсем забылись, сегодня – сорок дней...

 

(Пауза.)

 

З е л ь м и ц. Простите, князь, но вы, кажется, что-то сказали о театре? У вас есть какие-то предположения?

 

К н я з ь. Трудно так сразу высказать... Но попробую.

Мне намедни прислала письмо кузина, а она близка ко Двору... Рассказывает, с какой болью приняли многие в столице известие об этой несчастной дуэли. Иные молодые офицеры даже выражали намерение явиться сюда и вызвать Николая Соломоновича...

А мне вспомнилось её давешнее письмо, ещё в мае. Так вот, великий князь Михаил Павлович – он ведь командует Гвардейским кавалерийским корпусом – высказался о последней поэме Михаила Юрьевича. «Демон» называется. В духе Байроновых пиес. Что были-де у нас уже и английский Байронов Люцифер, и немецкий Мефистофель, а теперь вот явился и русский Демон. Следственно, нечистой силы прибыло! Вот только непонятно, кто кого создал: Лермонтов Демона или же Демон – Лермонтова. (Смешки в гостиной.) Его Высочество, конечно, острослов… Кстати, как мне известно, Михаил Юрьевич писал свою поэму более десяти лет. Переписывал... Как будто что-то ему не давалось... Какая-то нарочитость в ней...

 

1-й г о с т ь. Как, кстати, нередко и у Байрона! Тот же его князь Лара – прямо наш поэт, каким он хотел и сам себя видеть, и чтоб его таким все видели!

 

А г р а ф е н а (задумчиво). А послушайте! Байрон и вправду как будто про него писал!

(Декламирует.)

 

Ему нельзя с другими жить
В одном кругу, в одном семействе;
Удел его – превосходить
Их в доблести или в злодействе.
С усилием отторгся он
От областей определенья,
И, презирая прах творенья,
Свой создал мир и свой закон!

 

1-й г о с т ь (желчно). Вот именно! «Свой создал мир и свой закон!» И присвоил себе право вершить суд над каждым!

 

Э м и л и я. А вы не находите, господа, что в прозе Демон удался ему гораздо лучше?

 

З е л ь м и ц. Это вы не о Печорине?

 

1-й г о с т ь. Конечно же, Эмилия Александровна о Печорине! И что бы ни говорили, а этот «герой» и впрямь удался Михаилу Юрьевичу по-настоящему. Прямо живой...