Случай на водах

 

Роберт Кармин

 

Сергей Николаев

 

 

 

Документальная фантазия

 

Одноактная пьеса в десяти картинах с прологом.
Действие происходит в Пятигорске летом 1841 года.

 

Памяти литературоведа Владимира Левина

 

 

 

 

П е ч о р и н. Ну как, Учитель, вам эти рассуждения? Хвала способностям людским! Экая, однако, проницательность! Это я, конечно, не о последней реплике, дескать, Печорин – живее всех живых, и даже вас, Учитель... Чуть в краску меня не ввели...

 

Д е м о н. О, не скромничай! Ты и впрямь наделён недюжинными способностями, силами, так сказать, необъятными! И я по-настоящему понял это, только увидев тебя теперь...

 

П е ч о р и н (кланяясь). Покорно благодарю! Из ваших уст, Учитель, услышать такую оценку моей скромной персоны особенно лестно.

 

Д е м о н (в сторону). Паяц!

 

П е ч о р и н. Да, Учитель, всё хочу спросить: как вам здесь? Не дует ли?

 

Д е м о н. Скажи, какая забота! Теперь не удивляюсь, что встретил меня именно ты.

 

П е ч о р и н. А кто должен был? Уж не ангелы ли? И где я вам здесь ангелов возьму? Да и на кой бес они вам? Знаете, они, ей-богу, иной раз такими злыми голосами поют... К тому же там, у них, скучно – тоска, тоска смертная! Поверьте, Учитель, как на исповеди говорю... Так что вам вряд ли бы там понравилось.

А тут замечательные экземпляры попадаются! И сколько ещё прибудет! Так что и у нас есть свои преимущества. Да вот хоть бы к Александру Сергеичу сходить вам представиться! Обрадуется ведь как ребёнок, право! Александр Сергеич, кстати, очень высоко нашего создателя ценит. Вот в жизни им знакомство свести, увы, не довелось. А тут ведь у нас всё запросто, без церемоний!

 

Д е м о н. Постой-ка... Что, Александр Сергеевич – тоже ЗДЕСЬ?

 

П е ч о р и н. Пока – конечно. Да вы меня просто умиляете, Учитель! Неужто вы и впрямь считали, что его, да с таким грузом, ещё куда-то пустят? Да-а, с Александром Сергеичем о мно-огом можно было бы поговорить... Глядишь, так бы и пару-тройку веков скоротали – время быстротечно!

Но что-то вы вроде как снова приуныли? Нет, но какова неблагодарная человеческая природа! Как там было у вас с создателем?

 

Устрой лишь так, чтобы Тебя отныне
Недолго я ещё благодарил.

 

Ну, как все устроилось, не мне, видно, судить...

 

Д е м о н (с горькой усмешкой). Уж не думаешь ли ты теперь, что он обращался к тебе?

 

П е ч о р и н (ёрнически). Понимаю, где ж нам, дуракам, чай пить! Но до Бога, как говорится, высоко... Да и, как тонко подметил наш создатель, «Он занят небом, не землёй». И уж тем более нет Ему дела до нас. Припоминаете, у Александра Сергеевича?

 

...нет правды на земле,
Но правды нет и выше...

 

Для вас это не должно быть новостью! Уж мне ли не знать?.. Ведь мы оба – плоды трудов нашего создателя, не всуе он будь помянут. Просто вас он сотворил в своем сознании, а меня... Я всегда был немножко вашей и его обезьяной. Этаким канатным плясуном. Который в любой момент мог по вашей воле разбиться насмерть. И на кого всегда можно было с усмешкой показать пальцем. Клоуном, если хотите...

 

Д е м о н. Ты не клоун. Ты – паяц.

 

П е ч о р и н. И клоун тоже. Точнее – арлекин. Но арлекин, как видно, неплохой! И, кстати, имевший немалые виды на будущее. Пусть хоть и под другими именами! Ведь был я у вас когда-то и Александром в «Двух братьях», и Арбениным в «Маскараде»... Мог бы и дальше вас с создателем вкупе с почтеннейшими читателями развлекать. И как было бы славно! Представьте себе: наш создатель...

 

Д е м о н (резко). Довольно! (После паузы.) Где я?

 

П е ч о р и н (иронично, склонив голову набок). На воздушном океане! Увы, без руля и без ветрил. А не хотите ли их обрести? Теперь...

 

Д е м о н. Мне надоела эта болтовня. И думаю, тебе больше нечего здесь делать. Я хочу видеть того, кому ты служишь.

 

П е ч о р и н. А-а... Уж не того ли, кого наш милый лорд вывел под именем Люцифера? Ну конечно! Зачем какие-то посредники! И вы, наверное, решили, что вам предстоит теперь полёт с ним? И, конечно, не побоитесь вступить в царство Смерти...

 

О бесконечный и угрюмый мир
Скользящих теней, призраков-гигантов,
То явственных, то смутных, но всегда
Печальных и величественных, – что ты?
Жизнь или смерть?Дж. Г. Байрон. Каин. Перевод И.А. Бунина.

 

Однако каков перевод из Байрона, а? Не написан он, правда, пока. Но будет. И много чего ещё будет! Стоит ли спешить куда-то от нашей Земли?

А хотите узнать, что случится уже совсем скоро?

 

Д е м о н. Валяй. Только я всё больше сомневаюсь, что тебе можно верить. Но надо же себя хоть чем-то развлечь. В этом мрачном захолустье. Итак?..

 

П е ч о р и н. ...Признаться, Учитель, я всегда имел мнение, что люди склонны обходиться с себе подобными не по-людски. Но чтоб настолько! Эти пятигорские попы поначалу просто отказывались нашего создателя хоронить, хотели лишить его отпевания...

 

Д е м о н (иронично). Странно, однако, слышать такое сожаление от тебя...

 

П е ч о р и н. Я – не о себе, я – о них. К чему бишь я? Да, отпевание... Так мало того: эти олухи, его друзья, не удосужатся отметить место его гибели. Ну как вам это нравится?! И даже место его первого погребения – на Пятигорском кладбище: могильный камень сбросят в разрытую могилу, и со временем его, конечно же, никто не найдёт, как и точное место дуэли. И благодарные потомки останутся, так сказать, без «святынь».

 

Д е м о н. Постой... Я не ослышался? Ты сказал «первого погребения»?

 

П е ч о р и н. Не ослышались. Первого! Потому как его не раз будут выкапывать.

 

Д е м о н (как бы самому себе). Значит, и теперь это несчастное тело не оставят в покое...

 

П е ч о р и н. Видать, по их понятиям, не заслужило оно покоя-то. Опять же, всё как лучше захотят сделать! Одним словом, первый раз выкопают его потому, что многоуважаемая бабушка Елизавета Алексевна добьётся дозволения перезахоронить тело внука в Тарханах. А посему гроб поместят в свинцовый ящик и так же, в ящике, зароют рядом с гробом матушки. Без малого через сто лет некие ученые мужи, задумав увековечить память нашего создателя и сделать из его имения музеум, снова выроют ящик, вскроют и его, и гроб – чтоб наверное убедиться, что там именно его бренные останки, а не мои, к примеру, хм... – и его прах у них на глазах действительно рассыплется... в прах.

После чего оставшуюся пыль снова заточат в два ящика – деревянный и свинцовый – но уже не закопают, а выставят напоказ всем любопытствующим в подвале часовни... Да вы как будто меня не слушаете?

 

Д е м о н (после паузы). Отчего же...

 

П е ч о р и н. Вижу, расстроил я вас, Учитель. Но что ж поделаешь, таковы люди! Ну так я продолжу?

 

Д е м о н. Попробуй.

 

П е ч о р и н. Легко. Государь император Николай Павлович при получении известия о кончине нашего создателя уже изволил произнести: «Собаке – собачья смерть!»

Кстати, вот какое упоминание об этом печальном факте поместила газета «Одесский вестник». Некий господин Андреевский, пространно описывая очередной сезон на водах и целебные источники, лишь в последнем абзаце упомянул, что «15-го июля, около 5-ти часов вечера, разразилась ужасная буря с молнией и громом: в это самое время, между горами Машуком и Бештау, скончался лечившийся в Пятигорске М. Ю. Лермонтов...» Как видите, всё ожидаемо.

Но ещё забавнее то, что начнут вытворять с памятью о нём люди в несколько более отдалённом будущем, уже в следующем веке. Рассказать ли?..

Дорогие его сердцу места постигнет довольно жалкая участь. Усадьбу его дядюшки Столыпина, к примеру, – любимое им Середниково под Москвой – превратят в чахоточную лечебницу и назовут её... «Мцыри».

 

Д е м о н (от неожиданности смеётся). Ты шутишь?

 

П е ч о р и н. Ну вот вы и повеселели! Увы, не шучу. Надеюсь, вы не обижены, что не «Демон»?

 

Д е м о н. Да я вроде бы чахоткой не страдал.

 

П е ч о р и н. Да Мцыри как будто тоже.

 

Д е м о н. Может, они как-то неверно истолкуют слова: «Я вырос в сумрачных стенах»?

 

П е ч о р и н. Возможно. И не только эти! Некоторые переврут, иные вообще выбросят – за несоответствие их вкусам и понятиям... Да, кстати, будут ещё говорить, что Лермонтов перед тем, как очередное сочинение Краевскому снести, Пушкину его показывал – для одобрения, значит...

Так о чем бишь я? Ну да, его имение, Тарханы...

 

Д е м о н. Только не говори, что там тоже устроят лечебницу...

 

П е ч о р и н. К счастью, нет. Но на втором этаже дома, где его с бабушкой жилые комнаты, будут разводить... индюшек.

 

Д е м о н. Интересный проект! А почему индюшек, а не, скажем, ворон? И почему в барском доме? Разве другого места не нашлось?

 

П е ч о р и н. Потому что ни бар, ни холопов к тому времени не станет. Точнее, заместо бар управлять всем начнут холопы.

 

Д е м о н. Эт-то еще почему?

 

П е ч о р и н. Потому что

 

Настанет год, России чёрный год,
Когда царей корона упадёт.
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь;
Когда детей, когда невинных жён
Низвергнутый не защитит закон...

 

Д е м о н. И это случится...

 

П е ч о р и н. Всего-то через 76 лет. А потом явится и «мощный человек» с булатным ножом. Да, его матушка довольно скоро родится совсем недалеко отсюда, по ту сторону Большого Кавказа. Как, кстати, вам такие стихи?

(Декламирует с чувством.)

 

Когда луна своим сияньем
Вдруг озаряет дольний мир,
И тень ее за дальней далью
Исходит синевой в эфир,
Когда над рощей безмятежной
Взмывает песней соловей
И саламури голос нежный
Звучит всю ночь в душе моей,
Когда, переведя дыханье,
Вновь родниковый ключ звенит,
Когда в тревожном ожиданье
Бессонный лес в ночи молчит,
Тогда гнетущий сумрак бездны
Развеется в родном краю,
И сердцу голосом небесным
Подаст надежда весть свою...Стихотворение И.В. Джугашвили в переводе Льва Котюкова. Цит. по: Иосиф Сталин. Стихи. Переписка с матерью. Москва–Минск, 2006.

 

Ничего не напоминают?

 

Д е м о н. Когда волнуется желтеющая нива...

 

П е ч о р и н. Именно! Эти стихи, между прочим, как раз тот «мощный человек» и напишет. По-грузински. В юности. А дальше не до стихов ему будет. Но ценителем литературы останется. И романтиком. В душе. Но вот для России станет сущим бичом Божьим. Да такое превращение уже не будет удивительным! Вы, возможно, даже видели в Петербурге одного субтильного юношу из Михайловского инженерного училища... Кондуктора Достоевского. Так вот, через восемь лет он встанет с балахоном на голове к смертному столбу. Но расстрелян не будет. А создаст литературные опусы, в которых докажет, что романтику, чтобы стать бесом, нужно сделать только один небольшой шаг. Вот этот шажок многие сделают... И не только в России. Совсем скоро... да, скоро родится мыслитель, который скажет, что нужно защищать не слабых, а сильных. Ведь посредственность всегда боится сильных. И убивает их. Беда в том, что слишком многие возомнят, будто они – сильные. «Мы все глядим в Наполеоны!» Потому они совсем разучатся ценить человеческую жизнь, и именно в столетие со дня рождения нашего создателя и в столетие его смерти мир будет гореть в страшных войнах. Так что и благодарное Отечество его не помянет – не до того будет.

Таковы люди, Учитель, вам ли не знать...

 

Д е м о н. Что они будут думать об этой дуэли?

 

П е ч о р и н. О, они примутся судить да рядить на все лады и столько всего на нашего создателя выльют, что, право, даже и говорить не хочется.

 

...настанет час кровавый,
И я паду; и хитрая вражда
С улыбкой очернит мой недоцветший гений...

 

Да вы и сами можете догадаться, о чем они будут судачить: о том, что Грушницкий списан с Мартынова, а с его сестры Натальи, с которой у него якобы роман был, – княжна Мери... Но будут и в высшей степени оригинальные предположения! Одно из них – что стрелял в него из кустов в одно время с Мартышкой некий поп, уличённый в убийстве и нанятый жандармами в обмен на помилование.

 

Д е м о н. Это что ж за поп такой, чтоб из кустов прямо в сердце попасть?

 

П е ч о р и н. Да это бы ладно! Иные ещё додумаются до того, что у них с Мартышкой сговор был – чтобы тот, значит, ранил нашего создателя легко и его в отставку бы выпустили.

 

Д е м о н. А твою скромную особу никто ни в чём не заподозрит?

 

П е ч о р и н. Найдутся и такие. Скажем так, единицы, и эта гипотеза не получит своего «научного подтверждения». А мысль, кстати, не лишена резона. Особенно если подо мною подразумевать вас... Ну да Бог им всем судья!

 

Д е м о н. А тебе?

 

П е ч о р и н (с нарочитым пафосом). Опять вопросы, которые «мрачат душу и леденят сердце»! Но... (Иронично)

 

Укор невежд, укор людей
Души высокой не печалит.

 

Д е м о н. Это ты о чём?

 

П е ч о р и н. Это я о нём.

 

Д е м о н. А я уж было подумал, что о себе...

 

П е ч о р и н. Полноте, Учитель! «Душой высокой» наш создатель не обременил ни меня... (усмехается), ни вас. Так, намёки одни!

 

Д е м о н (как бы самому себе). Однако мы оба – её обременяли...

Кстати, о вопросах, мрачащих душу. Хотелось бы знать: это что (обводит взглядом пространство) – не постоянное моё «место жительства»?

 

П е ч о р и н. К счастью, Учитель, постоянного нет нигде – ни ТАМ, ни ЗДЕСЬ. К счастью! Пока вы здесь – в гостях. И то уж ненадолго (смотрит на часы). Хотя я и по сей час не знаю, чему я обязан счастием принимать вас. И честно скажу: ваш уход ОТТУДА стал для меня неожиданностью. Да и не только для меня... 

 

Д е м о н. И для меня стало неожиданностью... снова увидеть тебя.

 

П е ч о р и н. То-то я заметил, что вы мне не очень обрадовались... Я, признаться, в первый момент даже немного обиделся. И неудивительно! Уж я ли ни старался для нашего создателя?! Я ли ни поддерживал всех его устремлений?! Ну, почти всех. (Выдерживает паузу.)

А знаете, Учитель... Быть может, всё и к лучшему. Да возьмём хоть земную жизнь! Ведь то, что произошло... Напрягите-ка воображение! Разве бренное тело, к могиле которого уже больше месяца ходят «цапли» и «лягушки в обмороке», как называл наш создатель пятигорских девиц, устраивало бы вас в качестве длительного обиталища? Вполне могло статься, что «поэта обыкновенный ждал удел». Представьте-ка себе!

Убелённый сединами старец, маститый писатель, обласканный публикой, критиками, а может быть, даже государем? Не-ет! Сорвиголова, бретёр, лихой офицер, возмутитель женских сердец! Вот таким и останется в памяти людей. А то, не дай Бог, успокоился бы, женился, народил кучу детишек, стал бы под конец какие-нибудь вирши слюнявые марать, и в одно прекрасное утро помер бы от апоплексического удара! Незавидная доля, правда? Хотя я бы, конечно, ещё подождал. Пусть и случай редкий представлялся – не всякий же день такие дураки сыскиваются, чтоб Пушкина или Лермонтова подстрелить! Нет, я бы определённо подождал.

 

Д е м о н. Что ты ходишь, Григорий Александрович, всё вокруг да около?

 

П е ч о р и н. Что хожу? Да вот пытаюсь понять, как же так получилось. Фатально... Всё ведь шло не к тому. Хотя...

Хотя мы слишком увлеклись! Послушаем?