Осенний апокалипсис

Жил был мальчик. Зимний день его не заставил себя долго ждать и пришел незамедлительно, как непрошеный ветерок, брошенный в исхудалое личико прохожего. У мальчика было два уха, он был горд этим. Зачем тебе все это пела луна, отгадывая его полночные шорохи, шелест. Мозги его шелестели как листочки засушенных мумий. "Мне ласково с ушами", – повторял мальчик своим маленьким жестким ротиком до кровяных мозолей и засыпал, приняв неслыханную позу. И во сне он пел. В том, что случилось, не был виноват кто-то неизвестно огромный. Лишь усы, постоянно вибрирующие под звуки дисгармонии мира, вплетались в общую картину окружающей действительности. А что, если у мальчика было ушей намного больше, стремящихся к бесконечности. Они были конечны, как ни что на свете, как световой поток положительных эмоций. И с этим он просыпался, разбитый и голодный. Ему хотелось любви или просто умереть, стать крысой и обгрызть себе сизый хвост. Но на каждой остановке у него отрастали крылья и в них заводились блохи. Страшный зуд покрывал его тело. Тогда он сжигал себя, и его пластмассовая клетка чернела и плавилась, наполняя пространство едким невыносимым ароматом паленых кишок. И это не радовало мальчика. Потому что не знал он, как вести себя в подобных ситуациях. Хихикали нежные девушки, и от этого волосы на их ногах росли втрое быстрее. Мальчику делалось дурно, и он закрывался конечным числом ушей и прятался в их лабиринте. И там он распадался до бесконечно малой величины и становился пустотой, тишиной. И когда зимний день застал его в таком состоянии, мальчику ничего не оставалось, как убить его. Он впрыснул ему под кожу 2 куба своего неуязвимого пространства. И зимний день вытек кроваво плазматической жидкостью из всех ушных раковин лучезарным потоком.

"Мальчик. Мальчик", – плакала бабушка, превращенная кем-то в сиамскую кошечку. Он помнил, как когда-то давно она напевала ему на ухо: "Скрипы, скрипы, липова нога. По селам спят, по деревням спят, один мальчик не спит, мою ногу варит". Ее голос звучал в его ушах, плавно переливаясь из одного в другое. Он был маленький, ему было страшно. Волосы его редели, седой цвет делал их печальней и строже.

Когда же будет утро. Ее большие глаза, которым суждено было встретить мальчика, имели форму дна.

– Зачем тебе это? – приглушенным шорохом ресниц спросила она его, взволновав мирно находящуюся пустоту.

– Чтобы ждать, – ответил он ей всплеском волн, безудержно пустившимся в пляс.

– Но тебе уже не нужно ждать. Больше ничего нет.

– Я знаю, – ответил ей мальчик мягким хихиканьем. Скрип открывающейся двери не смог докричаться до каменеющего сердца.

Наступила ночь.

А пауков уже было вдвое больше шести. Но человек не знал этого, утопая в клубах ароматного дыма.