День второй. Меланхолия

 

Фрагмент романа "It's mу life". Автор ищет издателя.

 

 

 

 

Одно время, если не ошибаюсь, на протяжении пятнадцати лет, мне снился один и тот же сон. Один и тот же. С периодичностью раз в неделю или раз в месяц, когда как.

Снилась квартира, в которую пытается зайти Некто. Я не знаю кто это и зачем. Знаю лишь то, что этот Некто – плохой, он хочет доставить неприятность мне и моим родителям. Он открывает дверь, а я стараюсь ее закрыть. Упираюсь плечом и спиной. Но дверь устроена таким образом, что, когда я закрываю ее с одной стороны, этому самому Некто удается открыть ее с другой стороны, там, где петли. Я прижимаю эту сторону, а дверь открывается уже сверху. И так продолжается бесконечно. А в щели дверных проемов протискиваются черные волосатые руки, которые тянутся к моему горлу. И никому не удается победить. Ни тому Существу за дверью, ни мне. Впрочем, войти в квартиру этому Некто так никогда и не удавалось. Не потому, наверное, что я смог защитить себя и родителей своих, но потому, что в том самом месте, когда Существо начинало одерживать надо мной верх, я всегда просыпался. В холодном поту.

 

В сущности, в этом сне нет ничего из разряда ужаса и страха. Обыкновенный ночной кошмар. Но дело вовсе не в том, что именно я видел, и как оно происходило, нет. Здесь важно то, что я чувствовал и переживал.

«Холод внутри и пустота» –  это не совсем точное, но понятное обозначение моих переживаний. Почему не совсем точное? Потому, что в такой формулировке принято передавать крушение надежды, крушение надежды и веры, когда человек чувствует разочарование, апатию и страх одновременно. Причем: этот внутренний холод существует как бы внутри тела человека, словно бы там, внутри, существует сосуд, за пределы которого чувства страха и разочарования не выходят. В любом случае, человек понимает, что плохо именно ему лично.

 

В моем сне происходило примерно так же, но совсем наоборот. Меня самого не было. Был только ужас. Потому, что это самое «внутри» было не столько во мне, сколько через меня. Оно проходило через меня, через тело мое и сердце. Словно образовалась огромная космическая дыра, через которую видно будущее и прошлое, но в ней нет настоящего. Это буквально. Как будто космос взорвался.

 

Наверное, не совсем понятно. Попробую на примере. Вот если бы человека, приговоренного к казни на гильотине, положили лицом к ножу гильотины. То что бы он чувствовал в последний миг перед смертью? Понимаете? Ничего нельзя изменить. Это чувство – не страх и не отчаяние. Это и есть ужас, от которого хочется спрятаться и убежать. Но ничего изменить невозможно, ничего. Потому невозможно, что любой страх и любой ужас живет в нас самих. Здесь и сейчас.

 

Так вот: сон этот снился мне с различной периодичностью, на протяжении пятнадцати лет, до моего тридцатилетия. Вот странно – а в армии я не помню, чтобы он снился. Может, забыл?

Очень часто я боялся ложиться спать. То ли чувствовал, когда он приснится, то ли еще как предполагал, но знал – будет. Спать не ложусь. Просто хожу по квартире до двух или трех часов ночи, заглядываю под диван, проверяю, никто ли не спрятался в шкафу, ну, и прочее. Но все равно засыпал. И опять видел все тот же сон. Без каких-то вариантов. Все то же и так же. И просыпался весь в поту.

 

А потом случилось мне приобрести «Толкование сновидений» Фрейда. Прочитал. Ничего не понял. Тогда начал иначе. В буквальном смысле обнюхивал книгу, рассматривал шрифт, изучал комментарии, делал какие-то записи, плевал через левое плечо и прочее. Наконец, мне удалось. То есть понять в этой книге я так ничего и не смог, но зато мне удалось вспомнить ситуацию, которая послужила причиной для моего сна. И как только я вспомнил – сон перестал сниться. И с тех пор – ни разу.

 

Событие, послужившее причиной для сна, произошло, когда мне было пять лет. Пять или шесть, что-то около. Вечером папа собрался уходить из дома. По делам или еще за какой надобностью, этого не помню. Но в любом случае, мама думала, что он идет на свидание к женщине, и не пускала его. Он уже оделся. Мама выбежала в коридор и устроила скандал.

Я все слышу. Еще рано спать. Было часов шесть или семь вечера. Помню, что лежу на кровати в родительской спальне.

Мне никогда не нравилось, если родители скандалили, а в тот вечер их скандал был особенно резок. При каждом крике я вздрагивал и у меня – вдруг и неожиданно появился страх, словно змея обвила мое тело кольцами и начала душить. Я сжимаюсь, сжимаюсь все больше и больше, пытаюсь спрятаться под одеяло, чтобы не видеть и не слышать происходящее. Тоже пытаюсь кричать. Я кричу родителям о том, что не надо ругаться. Но то ли они не слышат меня, то ли я не кричу, а только шепчу, не знаю. В общем, сути дела это не меняет. Они продолжают ругаться и выяснять отношения.

Неожиданно крики прекратились. В комнату забежала мама, взяла меня на руки и вернулась в коридор. Начала размахивать мной, как флагом, продолжая кричать и ругаться. Мол, ты подумал о ребенке, ты подумал о Мише, прежде, чем… Ну, и так далее. Папа все равно пытался уйти. Открывал дверь, а мама ее закрывала. Он открывал, а мама опять закрывала.

Вот почему у меня и остались эти неприятные ассоциации с дверью. Вот почему мне снился этот сон, в котором нет ничего, кроме страха, кроме потери любви и наступления холода. Вечного холода одиночества.