Без Веры

 

Купить в журнале за март 2017 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 12 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

 

 

 

Её звали…собственно, почему звали? Уверен, она живёт и здравствует…Её зовут Вера. Прекрасная, чуткая, угадывающая любое моё желание Вера. Вера, которая мучила меня, ненавидела и, кажется, одна из всех понимала так, как мне самому того хотелось. Бледная, с тонкой кожей и меленькой грудью Вера. Вера с чёрными бровями и хрипловатым голосом. Вера художница-наркоманка.

Вся её душная квартира была уставлена недописанными картинами. Скорее всего, она питала страсть к авангардистам. Как все бездари, она писала быстро и зло. Это не был хаотичный набор линий и мазков – это был мир, превращённый в бездарный хаос.

– Это «Весна» называется, – говорила она, показывая большое полотно с множеством розовых и серых горизонтальных линий, под которыми мягко проявлялся холодный красный.

– А почему цвета такие холодные?

– Они были тёплые, но мне не понравилось… я переписала, – говорила она, снимая платье.

– Неплохо получилось. У тебя талант, – отвечал я, прыгая и стаскивая брюки с толстой ноги.

– Видимо, не зря я пять лет в художке отсидела, – продолжала она, ища глазами подходящее место, куда можно бросить трусики.

– Любое образование не проходит зря, – поддерживал я, царапая ногтем зелёную краску на её лопатке.

– Ты прав, – говорила она, нервно запрокидывая голову.

От периферии к центру: сначала тёмно-зелёные, потом вовсе синие и наконец-то блестяще-красные, беспощадно красные цвета сияли в центре любой её картины. Они глубоко проникали в сознание, мягко обтирая его края, после чего достигали лёгкой судороги в области сетчатки глаза, такой прекрасной судороги, что дышать становилось тяжело, а после… после был белый, белый фон новой, ненаписанной картины.

Она раздевалась сразу. Полностью. Её белая кожа напоминала густую сметану из-под рыжей коровы. Вера ложилась на спину и поднимала ноги, фиксируя их так, будто находится на холодном гинекологическом кресле. Руки она опускала ладонями вниз и терпеливо ждала. Я опускался в её дно медленно, несмотря на её явное злое нетерпение.

Даже если я случайно касался, она начинала громко дышать. Дышать так, будто тяжёлый железный компрессор подключили к её сильным лёгким. Так, будто у неё последняя стадия тифа. Она требовала скорости, которой я не мог достичь в силу своей тучности. Она понимала это, но не собиралась давать мне поблажек. Мокрая от моего пота, она скользила по несвежим простыням и как-то неестественно сворачивалась в полукалачик, располагаясь при этом подо мной. Из её горла к губам подступала вязкая слюна – я видел это каждый раз, когда она раскрывала свою глубокую пасть, и что-то, похожее на рёв падающего дерева, вырывалось из неё. В самом финале она сжимала меня всем своим существом так, что дышать уже было нечем мне, и тогда я просил пощады, хлопая её ладонью по белой груди с острыми наконечниками.

 

Двадцать девять дней мы были вместе. Из её квартиры я выходил только в магазин и на работу. Она ждала меня с таким нетерпением, что мне становилось страшно каждый раз, когда я подходил к двери. Это она настояла, чтобы я жил у неё. Вера прекрасно понимала, что, уйдя, я не вернусь.

Вера бродила по квартире в каких-то длинных, измазанных краской майках и в пушистых тапках. Я любовался каждым её шагом, каждым взмахом её тонкой, незагорелой ноги.

– Сегодня, когда у нас это было, я придумала новую картину.

– О чём она?

– О тебе.

– Много чести. Скоро мы станем друг другу не нужны.

– Не строй из себя сноба. И вообще, уйди куда-нибудь – мне нужно её написать, а то забуду.

Я уходил, а когда возвращался, она лежала в постели голая. В воздухе пахло марихуаной, в углу подсыхало новое полотно, а Вера со злобным детским лицом приглашала меня к себе.

Она была талантлива, но страшно необразованна. В общем-то, это проблема всего моего поколения. Мы эксплуатировали великие гены, совершенно не умея правильно написать слово «эксплуатация». Нам завещали паровоз, но не научили бросать уголь в топку, вот он и катится сам, теряя вагоны.

Когда-то я заговорил с ней о Боттичелли и выяснил, что Вера о нём вовсе не слышала, в то время как для меня он тогда казался гением.

Сейчас мне ясно, что Вера была посредственностью. Обычной и заурядной.

Что тогда меня так подкупило? Теперь знаю – самоотверженность и невероятное желание вырваться за пределы того мира, в котором она жила.

«Преодолевать» – это был глагол, который мог описать её. Вера хотела всего, но не могла. Не могла потому, что не умела. Она мне напоминает теперь инвалида-колясочника, мечтающего прыгать с шестом.

Всё же это были чудные дни, я хорошо их запомнил. Можно сказать, что тогда я был очень счастлив.

Тогда…Тогда я провалился в какую-то мягкую пустоту, в которой было светло и сухо. Мне было уютно с ней. Я совсем не заметил, что растаял снег, солнце почти высушило землю, а птицы опять вернулись в свои дома.

Я изменил ритм жизни на двадцать девять дней, но не изменился сам. Настаиваю – не изменился. Я понимал, что происходит и зачем. Я видел всё трезво и ясно. Так что спрячьте подальше свои мечты о том, что герой меняется, встретив принцессу. Не меняется, он лишь усугубляет своё положение.

– Вера, мне срочно нужен нож, неси его скорее на кухню, – кричал я.

– Чёрт! Сейчас! – отвечала мне Вера. Совершенно голая, она вбегала на кухню, где я стоял над кастрюлей с супом. – Я им холст резала. Платон, ты золото, а не мужик! Я в прошлый раз тебе не сказала, но готовишь ты прекрасно. Я бы суп твой нарисовала, да только сожрала весь. Давай так: обедаем супом, а на ужин я приготовлю мясо под соусом.

«Какая же она…Нужно научить её разговаривать. Это никуда не годится», – подумал я, но сказал вслух: – Ты умеешь готовить?

– Я всё умею, – ответила она и убежала.

– Вера, – заорал я ей вслед, – только не накуривайся сегодня, ты меня очень раздражаешь в таком состоянии.

– А ты тогда не напивайся.

– Идёт! – орал я, мешая ложкой разбухшие в кипятке овощи.

 

Тот вечер мне особенно запомнился потому, что он был последним. Я ушёл прочь из дому. Бродил по городу, звонил маме и что-то долго и тихо ей рассказывал, а вернувшись, я убедился, что ничего не знаю о женщинах.

Моя Вера была причёсанной, аккуратно одетой и цветущей. Бесподобного вкуса мясо ждало меня на кухне, а в квартире был такой порядок, какого я никогда ещё не видел.

– Проходи, Платон, я очень ждала тебя.

– Даже если бы ты ждала не очень, я был бы всё равно рад, потому что, кроме тебя, меня никто не ждёт. У тебя монополия.

– Не пытайся меня заговорить. Мне нужно много времени, чтобы перестать тебя слушать.

Она улыбнулась и промолчала. Потом, уже помогая мне развязать шарф, спросила:

– Тебе плохо? Ты чем-то расстроил себя?

– Да. Вспомнил что-то грустное, – ответил я, уселся за стол и немедленно сунул в рот кусок мяса, из которого сочилась кровь.

– Всё по-настоящему грустное ты и не забывал. Попробуй салат и, прошу тебя, не смей думать о других женщинах, ведь не они тебя кормят, а я.

– Хорошо, – сказал я, – я не думал. Что о них думать? Я чаще думаю о Толстом, чем о женщинах.

Глубокой ночью, раздевшись, мы утонули в маленькой постели. Свет не горел, и только многочисленные картины отсвечивали луну.

Мы делали всё медленно и тихо, как сговорившиеся заранее воры, отправившиеся на последнее дело.

Со следующего дня начался ад. Она резала картины, приводила домой мужчин, глотала таблетки и пропадала где-то ночами. Я больше не жил у неё, а лишь приходил иногда утром её проведывать. Моя Вера перестала быть моей по собственному желанию, а быть может, и по обоюдному. Не знаю. Уверен только, что спасти её я не мог, да и не хотел.

«Падающего подтолкни», – уговаривал я себя и не понимал до конца, кто из нас падёт.

Я дал себе слово не приходить к ней и не звонить. Решение было сложным и пошлым, как любое принципиальное решение, но я смог его сдержать.

 

Мне снились белые лошади. Дикие, красивые животные скакали по зелёному лугу, а я стоял в стороне и боялся их копыт. Вдруг, неожиданно, огромный, как туча перед дождём, мерин в два прыжка оказался возле меня и задрал своё окровавленное от плохих подков копыто.

Я проснулся.

Кто-то позвонил в дверь квартиры. Резкий, пронзительный вой звонка, похожий на истерику ребёнка, напугал меня. Пробираясь сквозь тьму, спотыкаясь о ботинки, я оказался у двери. В глазок смотреть не было смысла потому, что там всегда тьма. Это особенность глазков в отечественных дверях.

Не спрашивая, я отпер дверь и не удивился тому, что увидел. Огромный, перекаченный мужик с бородой, лет тридцати пяти, в спортивном костюме держал одной рукой Веру, а в другой руке – её кожаную куртку.

– Твоё? – спросил он, глядя на меня с презрением, как смотрит всякий качок на полного человека.

– В общем-то, да, – согласился я.

– Ну, тогда забирай, – сказал он и как-то ловко швырнул Веру на меня, а вместе с ней и её заблёванную куртку. – Я бы её убил на твоём месте, – добавил мужик.

– Я, скорее всего, так и сделаю, – опять согласился я. – Спасибо вам.

Мужик смягчился и очень по-доброму сказал:

– Пожалуйста. Она замёрзла, наверное. В воду горячую нужно. Она на остановке лежала. Я смотрю – на бомжиху или шлюху не похожа. Адрес спросил – она этот назвала. Ты муж её?

– Да, – ещё раз согласился я.

– Береги тогда.

Мужик сделал сентиментальный жест рукой и медленно ушёл в темноту. Я почувствовал тяжесть Вериного тела и запах блевотины.

Аккуратно я уложил её в коридоре на пол и очень долго раздевал. Оказалось, что раздевать бесчувственное тело крайне сложно. Вся её одежда была мокрой и грязной. На животе, около пупка, я заметил у неё новую татуировку: переломленную кисточку.

«У бедняжки совсем нет вкуса», – подумал я и одним рывком взвалил её голую к себе на левое плечо.

Мы не виделись около месяца.

Её тело имело бледно-серый оттенок и тоже было мокрым, но уже от пота. Ноги покрывала лёгкая щетина, а из локтя на левой руке сочилась кровь. Видимо, Вера пребывала в каком-то запое, хотя алкоголем не пахло. Она его и не употребляла, как все наркоманы, а судя по небритым ногам, она пребывала в одиночестве минимум неделю.

Я уложил Веру в ванну и придержал голову. Она только немного мычала, и слюни пузырями выкатывались из тонкой щели между синими губами.

Сначала я пытался смыть косметику – это было очень проблематично. Даже не знаю, из чего эта дрянь делается, раз так сложно смывается.

Потом я принялся мыть её длинные волосы своим шампунем.

Она очнулась, но не подавала виду, а быть может, у неё просто не хватало сил.

Наконец-то я устал и просто опустил её в тёплую воду. Вера открыла глаза, но смотрела куда-то сквозь меня.

Я закурил и сбрасывал пепел от сигареты туда же, в ванную.

– Может, ты ещё об меня сигарету затушишь? – деловито спросила Вера.

Я молчал.

– Ты думаешь, что я дрянь? А я не дрянь! Мне просто очень плохо. Тоска, понимаешь? Я не знала раньше такой тоски и чувствую, что она не отвяжется от меня, а те мужики… я с ними не спала, я просто хотела видеть, что они меня хотят.

Я не думал о том, врёт она мне или нет. Я устал. Мне было плевать.

Мокрой рукой она взяла мою сигарету и затянулась. Сигарета мгновенно промокла и не поддалась. Себе и ей я подкурил две новых.

– А сегодня я с самого утра курила, а потом ещё Вова подарил мне две таблетки какой-то дряни. Клёвые таблетки, только вот тошнить начало и я потеряла сознание. Но это не от них, я думаю, что дело в просроченном твороге, ты знаешь, что у меня испортился холодильник? А Вова – это мой друг, я с ним тоже не сплю. – Она затянулась ещё раз. – Ну, только один раз и то не по-настоящему.

Я смотрел на её раскрасневшееся тело и не мог понять, что ей нужно? Зачем она так уверенно неправильно живёт? Я думал сквозь её нетрезвый лепет, а она, видимо, рассчитывала, что я грущу.

«Неправильно живу и я, но я умираю медленно, целенаправленно, свежо, а она – неумело, глупо и очень пошло. А я пошло? И я пошло. Всё пошло. Жаль, что ей это не ясно».

– Нам бы не жить, а мы живём, – прошептал я и почувствовал, что хочу спать. Нужно было что-то делать.

– Я сделаю тебе чай, и ты у меня переночуешь. Если ты хотя бы сигарету без моего ведома выкуришь, то я голой тебя выброшу на улицу. Сейчас я принесу тебе полотенце и одежду, а ещё порошок, чтобы ты постирала свои шмотки.

– А ты меня будешь любить?

– Нет.

Я одел её в свои вещи, и она как-то необыкновенно похорошела, да и вообще, без косметики и трезвая, она была прекрасна. Что-то домашнее было в её новом облике. Что-то чистое и знакомое.

Мы пили крепкий чай, сидя на полу балкона, и курили мои дешёвые сигареты. Вера немножко тряслась, но старалась это скрыть.

– Знаешь, когда я напиваюсь, то утром мне очень плохо, однако я хочу опять в то пьяное состояние. Скажи, а тебе хочется в то состояние, в котором ты была сегодня?

– Всё сложнее. Я просто взяла на себя слишком много.

– Ты знаешь, что такое передозировка?

– Да, это когда твои наркотики оказались чище, чем ты рассчитывал. Не бойся, я же не колюсь, сплошные дары природы.

– А химия?

– Это по праздникам, да и органика не даёт того эффекта. Ты меня не любишь?

– Не люблю, – ответил я с готовностью, несмотря на резкость перехода.

– А будешь плакать, если я умру?

– Не думаю.

На кухне очень быстро, но аккуратно я приготовил бутерброды, и Вера сожрала, именно сожрала их за одну минуту.

– А как можно меня не любить после всего, что произошло между нами?

– Довольно просто.

– Сейчас попробую тебя переубедить, – сказала она – и стала медленно, на четвереньках подползать ко мне. К моим губам.

Я резко встал. Она осталась одна и почему-то засмеялась.

– Нет, Платон, всё же ты меня любишь. Ты такой загруженный, а всё же ещё мальчишка.

 

Мы спали вместе. Она обняла меня и всем телом прижалась к моей огромной спине. Я не любил спать с кем-то. Мне всегда становилось тесно. В этот раз терпел.

Нужно сказать, что легли мы не раньше пяти утра, а в восемь, когда будильник вынул меня из зыбких объятий сна, её уже не было, однако от Веры мне остались её синий носовой платок, гора окурков и яичница на сковороде.

Выходит, она проснулась раньше, надела мокрую, ещё не высохшую одежду, приготовила яичницу себе и мне, долго искала, так и не нашла свой синий платок, а потом ушла, стесняясь, что я видел щетину на её ногах.

Мне остался завтрак, платок и окурки, а Веры больше не было.

 

 

 

(в начало)

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за март 2017 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт магазина»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите доступ к каждому произведению марта 2017 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.