Михаил Ковсан
Повесть
![]() На чтение потребуется 2 часа | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf
Слушая говор колёс непрестанный, Глядя задумчиво в небо широкое…
(И.С. Тургенев).
Ночью нас никто не встретит, Мы простимся на мосту.
(Народная песня).
И медленно, пройдя меж пьяными, Всегда без спутников, одна…
(А. Блок. Незнакомка).
Оглавление 12. Отрок, с отроковицы художником писанный 13. Чрезвычайно столичен 14. Вот так-то, мудрый брат Анакреон Чрезвычайно столичен
В то время я был чрезвычайно столичен: монокль, нога за ногу, прищур, слова в нос, картаво пришёптывая. Рыцарски вежлив, тонок, ломок, изящен, оживлён, одним словом, искрящийся остроумием денди. И россыпь французского почти в каждой фразе. Сейчас бы сказал: не россыпь, а сыпь. Неудивительно: мухами к липкой ленте приклеивались взгляды, и дамские и мужские. Бесстыдство тогда в определённом кругу было в моде весьма и весьма. Понятно, льстило, отмыться от липкости не спешил. В отличие от куда более спокойной провинции, воздух в столице был проколот мириадами игл, пронзавших ощущеньем конца: миг – всё обрушится, фундаменты поплывут, колонны качнутся, стены падут, крыши погребут уцелевших. Время не остановится, чтобы единым мгновением длиться, даже когда его больше не будет. Не будет, значит, и не было. Творения не было. Дух Божий над бездной, в которой погребено не рождённое человечество, одиноко витает. Ни света, ни звука. А человека и вовсе не нужно. Даже того, кто о конце мира на острове одиноком напишет. Если мира не будет, не будет и моря. О каком острове речь? О том, который минуя, в тяжёлую, жёстокую бурю пароход новейший по тем временам наскочит на мель и, поднятый волнами до небес, опустится с распоротым брюхом, словно медведь-шатун бешенный, мужичьей рогатиной поднятый. Из брюха посыпятся столы, бутылки, кровавые кишки, кошки, мышки, людишки. И побрезгует огромная рыба, назначенная людишек спасать. Понесёт сор этот в реку, остановившую бег на пороге: море перестало пресную воду её принимать, вливая солёную. Вынесло вместе с сором на набережную, прямо напротив дворца. Отряхнувшись, двинулся через площадь, дальше проспектом, через пару кварталов свернул, сверившись с адресом, позвонил и, провожаем швейцаром, поднялся по мраморной лестнице. Пройдя через залу, винтовою чугунной спустился и замер. Через год-полтора, приметив, меня в покои впустили. Началась долгожданная церемония, к которой так долго стремился. До этого – на огромном плоту, плавающем на бутылочного цвета болоте, провонявшем бензином и объедками рыбными, в жиже которого вязнут давно отцокавшие копыта. От смрада и утопиться здесь невозможно. А над болотом поднимается, всасывая в себя всю округу, зеленоватый туман, чахоточный, скользкий, похмельный. И грохот аплодисментов, вопли о помощи, восторженные надрывы. Всем живущим в болоте хочется, чтобы там что-то происходило. А что в болоте может произойти? Вериги, вороны и квадриги. Вездесущий волнующий маскарад: лживая правда несётся по кругу за правдивою ложью и догоняет. На виду у зрителей совокупляются, весело хохоча. И болотные крысы шелестят по зелёной поверхности, скаля белые мелкие зубы. Где прошмыгнут, чёрные промоины там – крысы глаза свои на поверхности оставляют, те разрастаются, в небо устремлены, пока, скукожившись, не исчезнут, в грязной воде растворившись. Под плотом, усыпанным разноцветным радостным конфетти, в глубине то зелёной, то чёрной, вонючее чудовище вольготствует, изредка какой-либо гнусностью себя граду и миру являя. На плоту – безумные дамы и господа, дворники и кухарки, которым от мирового потопа спастись посчастливилось. Многие на плоту хотят умереть. Но на это нет у них сил, да и не смеют. Воды опали. Буря и наводнение кончились. Сор рассеялся. Реку холода льдом заковали, словно преступников в железа. Дамы и барышни руки в муфты попрятали. Зазвенели коньки. Вороны нахохлились. Слова на лету паром от замёрзших губ отлетали и не значили ничего. Если бы не мороз, они сложились бы в совершенно ясную фразу, даже в сентенцию. Что вы знаете про любовь? Вы знаете про любовь Петрарки, Данте, Шекспира. Но что про саму любовь знаете вы? Полюбите, познайте, затем, если будет угодно, сравните хоть с дантовой, хоть с шекспировой, хоть к женщине, хоть к мужчине, хоть к родине, хоть к природе. Назначенные пройти путь избрания удостаивались встречи с невидимым, первым пунктом которого были руки. В урочный утренний час удостоенный являлся по знакомому адресу. Его проводили в особую комнату, где он обнажался, и голос, не ясно, мужской или женский, не своим слогом скажу, заливчатый и усладный, его подзывал. В прорезях ширмы руки являлись, тоже не ясно, мужские ли, женские, и ощупывали удостоенного, проникая во все отверстия, поигрывая гениталиями, доводя удостоенного до того, что на востоке называют окончательным наслаждением. Второй этап был уже ночью. Необходимо было явиться ровно в двенадцать. Удостоенного провожали в ту же комнату, где за ширмой, обнажившись, он ничком распластывался на ложе. И рядом возлегали два тела в масках. Одно было женским, другое – мужским. С первым лучом безымянные тела исчезали. И удостоенный ожидал приговора. Третий этап был уже посвящением. На него приглашалось уже не тело, на него приглашалась душа. Этот этап проходил на рассвете. В углу странной огромной овальной гостиной, в которой не было мебели, кроме двух вольтеровских кресел, широкого восточного дивана, репсом обитых голубоватым. По стенам огромные зеркала, в которых бесчисленное количество раз, ошарашенно улыбаясь, отражался вошедший. В углу гостиной – шторой скрытая дверь. Невидимый отодвигает, приглашая войти. За дверью – чистилище. Входящий, оставляя вместе с одеждой себя прошлого, обнажённым перешагивает порог, поднимаясь в царство пара, воды, музыки, света. Невидимые руки по телу скользят, проникая в тайное тайных, сокрытых сокрытое, и, высушив полотенцем, направляют к двери, за которой кончается чистилище и настежь неведомое открывается. Он встретил стоящим в углу, в тени, беззвучно, неслышно, совсем не заметно. Войдя, оглянувшись, делаю шаг от двери, останавливаюсь растерянно, ошарашенно. Звук. Не слово, не междометие, не призыв, не приветствие. В слух обратившись, едва уловив очертания, двинулся в тень, в угол, в неизведанность, неизвестность. Слово сказано было потом, когда ничего не нарушило. Слово нежное, ласковое, щекочущее, выросшее само по себе из звука и света, запаха и прикосновений, из всего, ставшего единым мною-и-им, явившимся по смерти прежнего единоличного бытия, неведомого не познавшего. То, что внутри, и то, что извне, услышав друг друга, запах или же музыку, кто это знает, ринулись – найти, встретиться, друг навстречу другу раскрыться и слиться. Осознать невозможно, можно лишь ощутить: проникая в другого, себя его проникновению открываешь. Если большая рыба, пасть отворив, меньшую пожирает, заглатывая, то две рыбы, одна внутрь другой проникая, становятся единой плотью с едиными плавниками и единою чешуей. Я и он устремились, временная протяженность исчезла, обратившись в бесконечно длящийся миг. Мгновение назад бывшее вовсе не-я вошло в меня, «не» исчезло, и возомнилось: вознесение бесконечно. Но силы иссякли, дрожь пронзительно пронеслась, и, обмякнув, рухнув, осев в рыхлую хлябь, на я и он разделившиеся осознали и время, бой часов в гостиной услышав, и пыльное пространство комнаты, пропитанной заоконными звуками, далёким запахом кухни и резким светом заходящего солнца, сползающего вслед за нами в болотную хлябь, пузырящуюся смрадными всхлипами. Надо было бежать. Без надежды на встречу, на повторение. Сознавая: повторить невозможно. Можно только запомнить, чтобы мысленно возрождать, приближаясь к тому, что некогда возносило. Теперь часто думаю: не представил ли это, не выдумал? Фантазия ведь богатая. Мало ли что обнаружишь, ныряя в воды моря, высохшего лет назад с миллион. В том тонком прельстительном запахе была болезненная нота распада водорослей, оставшихся на берегу после отлива. Перед тем, как покину дарованную нору, жажду вдохнуть аромат чистой ложбинки: рука устало опущена, море отпрянуло, водоросли светлы и блестящи, запах утомлённой плоти не слышен, лишь предугадан, как смерть, которой нет и которая невозможна, но везде, вот-вот дверь распахнут, и ворвется, сметая гудящий водоворот, ломающий кости, утаскивающий на дно. Там ил, плесень, крысиный помёт и гундосое шипение сквозь сгнившие зубы.
Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за июнь 2019 года в полном объёме за 197 руб.:
Оглавление 12. Отрок, с отроковицы художником писанный 13. Чрезвычайно столичен 14. Вот так-то, мудрый брат Анакреон |
![]() Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!
![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы. Литературные конкурсыБиографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:![]() Только для статусных персонОтзывы о журнале «Новая Литература»: 14.02.2025 Сознаюсь, я искренне рад, что мой рассказ опубликован в журнале «Новая Литература». Перед этим он, и не раз, прошел строгий отбор, критику рецензентов. Спасибо всем, в том числе главному редактору. Переписка с редакцией всегда деликатна, уважительна, сотрудничество с Вами оставляет приятное впечатление. Так держать! Владимир Локтев 27.12.2024 Мне дорого знакомство и общение с Вами. Высоко ценю возможность публикаций в журнале «Новая Литература», которому желаю становиться всё более заметным и ярким явлением нашей культурной жизни. Получил одиннадцатый номер журнала, просмотрел, наметил к прочтению ряд материалов. Спасибо. Геннадий Литвинцев 17.12.2024 Поздравляю вас, ваш коллектив и читателей вашего издания с наступающим Новым годом и Рождеством! Желаю вам крепкого здоровья, и чтобы в самые трудные моменты жизни вас подхватывала бы волна предновогоднего волшебства, смывала бы все невзгоды и выносила к свершению добрых и неизбежных перемен! Юрий Генч ![]()
![]() |
|||||||||||
© 2001—2025 журнал «Новая Литература», Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021, 18+ 📧 newlit@newlit.ru. ☎, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 Согласие на обработку персональных данных |
Вакансии | Отзывы | Опубликовать
|