Бегство

 

Печальное повествование

 

Новая редакция

 

	Поделиться:

 

 

 

Купить в журнале за февраль 2022 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 6 часов 20 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Однажды Анечка застала его за работой. Они были в гостинице. Вышла пройтись, он сел за компьютер. Много накопилось, торопился, мучая клавиатуру. Подошла незаметно, встала у него за плечом. Походка кошачья, не удивительно, что не заметил. Вытянул руки – наткнулся на Анечку, которая, встав в позу юного Пушкина на репинской картине перед Державиным, продекламировала из Тарковского:

 

А я из тех, кто выбирает сети,

Когда идёт бессмертье косяком.

 

С тех пор его пребывание за компьютером называлось на их языке выбираньем сетей.

Непоседливая, иногда застывала: у окна, взглядом вцепившись в одной ей видимое в банальном пейзаже; в кресле бабочкой пригвождённой – мыслью, видением, воспоминанием. Вернувшись в реальность, никогда не отвечала, что зацепило. Говорила, не знаю. Ей можно было поверить. Никогда не врала, просто не могла словами объяснить своё состояние. Однажды проговорилась: «Я словно проваливаюсь во времени». Сказала и осеклась. Ни понять, ни поверить, было совсем невозможно. Когда Анечка, как он говаривал, уходила, у неё леденели ладони, и он отогревал их своими. Грея ладони, видел только лицо, вырезанное молнией из темноты. Чёрно-белое, резкие линии носа и губ, чёрные впадины глаз. В эти мгновения называл её Грушенька, моя инфернальница. Была в имени этом ирония, за которой скрывалось словами не объяснимое, приоткрывавшееся на мгновение в громе и молнии. Дальше всего и на дольше уходила, прилепившись в ливень к окну, когда потоки воды низвергались с небес в сопровождении молнии, прорезавшей тёмное, мутное небо, грома, разрывающего на куски полотнище тишины. Вслед за молнией подавалась вперёд, дрожа вместе с громом. Иногда, словно не выдержав, открывала окно и вдыхала мокрый, цветами пахнущий воздух.

С тех пор, как не стало её, с нетерпением и страхом грозу ожидал. Гром гремел – вздрагивал. В проблесках молнии чайкой виделся чёрно-белый, лишённый деталей Аничкин профиль. Молния вмиг исчезала, в ожидании новой пытался представить мелькнувшее. Но молнии были реже, слабей, его воля творить угасала, профиль размывался и исчезал. Больше всего боялся однажды не суметь его уловить. Наступило и это. Чем больше хотел её увидеть в грозу у окна, тем хуже ему удавалось. Вместо чёрно-белой в слепящем разрыве она приходила в ролях, воплощённых и не случившихся, вытесняя единственную, которой дорожил больше всего. Во всех ролях её взгляд оставался одним, из угловатости выступающим, как сказала Ахматова, беспомощным, жутким; как говорил он, смиренно-надменным.

На Пурим на неделю Анечка пропадала. Их приглашали в каньоны, на площади, на базары, уличные соглашались на всё. Этот праздник был их, всё перевёртывающий карнавал. Садились в свой шарабан, когда-то кем-то разукрашенный на века, колесили по всей стране, ночевали, где ночь настигала, на крайний случай была в шарабане палатка. Костюмы были постоянно в работе, подшивались, ушивались, подкрашивались и приправлялись платочком, шарфиком, лентой на шляпе. Точно также сюжет, бывший скелетом, на который от представления к представлению, словно мясо на кости, или игрушки на ёлку, навешивались репризы, экспромты. Кто-то солировал, задавая мелодию, другие подхватывали, подыгрывали, развивали. Чаще других мелодию, тон задавала она, порой ставя в тупик. Один раз с конца к началу сюжет повела, уличные ошарашенно встрепенулись, но делать нечего – публика в действо включилась. Разыгрались, распрыгались, расшутились. Сладостями забросали, на ужине сэкономили. После недельного буйства она возвращалась, словно на плаху, остывала, казалось, поднимается пар. Но всё проходит. Как некто заметил, в том числе жизнь. Просыпаясь, бралась за привычное – сочинение жизни, новой и увлекательной. Праздник оставался где-то там, позади летним утренним паром-туманом, листьями рыжими-ржавыми, паровозным гудком, замирающим вдалеке. Нынче нет паровозов, значит, нет и гудков?

 

Сон был липкий, привязчивый. Тянулся, не отпуская, прорастая в реальность дневную ночными ржавыми метастазами. Он бежит, не трусцой возле дома – было время, что бегал, бежит во всю мочь, места странные, незнакомые. Не один бежит он, в толпе, в стае, незнаемой, совершенно чужой. Поначалу стремился опередить, вырваться, обогнать. Но только удастся, бежит, одиночеством наслаждаясь, отсутствием чужого дыхания, как вдруг спина перед ним, слева и справа сопенье, кряхтенье, утробные звуки, неприятные до омерзения. Побегал, подышал одним воздухом, попробовал обогнать, вырваться на простор, не вышло, наверное, подустал, ноги отяжелели, дыханье стало прерывисто беспокойным. Бежать ещё может, но вырваться, обогнать, не получится. Судьбу не обманешь, чтобы омерзение одолеть, стал, отвлекаясь от гнусности бытия, вглядываться в явь, в которой бежать приключилось. Сперва лесок, реденький и загаженный. Не лесок, а так, парк для пикников-шашлыков, чадящих мангалов. Потом замелькали домишки, покосившиеся, необитаемые. У дома трава в рост ребёнка, трава забвения, как кто-то сказал. Может, специально сюда притащили, чтобы запомнили, не забыли? Эта мысль долго его занимала, отвлекая от рядом бегущих. Но додумать не довелось. Догнал высокий, худой, одетый в лохмотья клоунски пёстрые. Дыша в ухо, сиплым голосом простонал: «Хоть знаешь, куда нас бегут?» Не раздумывая, крикнул в ответ: «Понятия не имею». Услышав, тотчас отстал. Тогда лишь начал соображать, что значит «куда нас бегут»? На каком таком языке? За эту скудость и зацепился. Всё равно, больше ведь не за что. Кто они, «нас бегущие»? Обернулся, за ним, сколько выхватывал глаз, бежали молодые и старые, женщины, дети, хромые, убогие, инвалиды, красавцы, уроды. Выпрыгнул – лучше увидеть: впереди бесчисленность, множество, бегут, обгоняя друг друга. Время от времени и другие, его догоняя, задавали тот же вопрос: «Хоть знаешь, куда нас бегут?» Вопрос удивлять перестал. Испугавшись: если и сам начнёт его задавать, решился на хитрость. Не удалось вырваться, всех обогнать, поступит иначе. Делая вид, что бежит, будет перемещаться улитой. Наберётся терпения, ждать долго придётся. Не удалось стать лидером, переквалифицируется в аутсайдеры. Когда-нибудь обгонят все, до единого. Поразившись, что это так просто – всегда мудрость проста – сбавил скорость потихонечку, незаметно. За ним точно следят. Перешёл на шаг и поплёлся, делая вид, что ногу зашиб. Ни он, ни его нога никого не волновали. Многие обгоняли, но, присмотревшись, заметил, и плетущийся черепахой он быстрее иных. Наблюдение это пришпорило, и он, мудрость забыв, бросился резво, расталкивая локтями кряхтенье-сопенье. Так повторялось несколько раз, то срывался, то плёлся. Ничего не менялось, ни пейзаж: чахлые ёлочки и покосившиеся избушки, ни окружение: медленное, торопливое, надоедливое (хотя никто больше с вопросами не приставал), воняющее потом, чужое. Потом появились улочки, поначалу песчаные, затем асфальтированные в трещинах и колдобинах, но стало легче. Пробежали рынок, затем мимо кладбища выбежали на площадь. Рынок и кладбище – древнейшие городские места, с них начинается город, не слишком меняясь, они столетиями остаются на месте. Только рынок растёт вширь, захватывая новые и новые пространства, а кладбище – ввысь, настилая на старых покойников новых. Так укладывают сельди в бочке один слой за другим. Отличие небольшое: мёртвые люди – мёртвые сельди. Между рынком и кладбищем – площадь. Красива, широка, за домами шпили храма, ратуша, посередине конная статуя: камни постамента травой поросли, конь и всадник позеленели. Когда прибежали на площадь, неожиданно – радио. Последние новости.

 

Найден способ восстановления планетной экосистемы! Нужно, чтобы человечество на тысячу лет покинуло поверхность Земли. Компьютерная модель развития подтверждает: в случае полного освобождения планеты от человека Земля избавится от пагубных следов его пребывания. Учёные уверены, этот процесс мог уже неоднократно происходить на Земле, существующей более пяти миллиардов лет. Следов цивилизаций, живших на этой планете, мы не находим, поскольку она избавляется от них очень быстро. Специалисты предполагают, в ближайшие несколько сотен лет состояние Земли будет ухудшено настолько, что человечеству придётся либо покинуть планету, либо погибнуть.

 

На пути к бессмертию. Современной науке удалось доказать факт существования организма, способного поддерживать вечную молодость и являющегося бессмертным. Существо это – медуза (латинское название не разобрал), естественная среда обитания которой – тёплые воды тропических регионов. Исследования подтвердили: организм медузы постепенно стареет, однако запускается механизм омоложения, возобновляющий функции организма бессчётное количество раз, что гарантирует вечную жизнь.

 

Эвтаназия. Опубликованы новые правила относительно тех, кто пытается помочь своим близким, безнадёжно больным, из жизни уйти. Надежды таких больных, давно отстаивающих право на эвтаназию, не оправдались. Так называемый ассистированный суицид не был дозволен. Единственное послабление для безутешных родственников заключается в том, что полиции рекомендовано рассматривать каждый случай индивидуально и расследовать чистоту намерений помогшего уйти из жизни больному.

 

Археологическая находка. Египетские археологи обнаружили фальшивую дверь в могиле древнеегипетского сановника, похороненного 3500 лет тому назад в Луксоре. Она, видимо, обозначала переход из этого мира в потусторонний, который дух умершего должен был совершить. Дверь высотой около 1,75 метра сделана из розового гранита и покрыта религиозными текстами.

 

Он бежал вместе со всеми. Он слушал новости вместе со всеми. Он давно понял, что убежать не получится. Обречён вместе со всеми бежать. Перестал спрашивать себя: куда и зачем. Знал ответ: нас... [👉 продолжение читайте в номере журнала...]

 

 

 

[Конец ознакомительного фрагмента]

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в феврале 2022 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: