И вернутся к людям их имена

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за январь 2023:

 

На чтение потребуется 6 часов 20 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Незадолго перед отъездом из проданной к тому времени Сулимовки папенька сдержал обещание.

– Ну, что, мой друг, не пора ли нам в путешествие. – И, не дав ответить, продолжил, – в Киев, братец, в лавру.

Выехали ранним утром. Было не по-летнему холодно и туманно. Но, когда к обеду стали видны на высоком днепровском берегу, словно шляпки гигантских грибов, лаврские золотые купола, тучи рассеялись, и с голубого, словно изразец, неба выглянуло яркое солнце. Тут же папеньке (как он про себя подумал, весьма некстати), вспомнился bon mot^[24] французского министра графа Сегюра, сопровождавшего императрицу Екатерину в ее поездке на юг: «Государыня, Киев представляет собою прошедшее и будущее великого города».

Когда остановились у переправы, папенька выскочил из коляски и, молитвенно воздев руки, воскликнул, напугав лошадей:

– Великий Борисфен, поэтами воспетый!!!

Переправились по плавучему дрожащему на волнах мосту на барках. Перил не было. Справа на реке плыл Труханов остров, впереди была мать городов русских, как шепотом, боясь напугать лошадей, проговорил ему на ухо папенька.

На Подоле остановились в гостинице. Вечером прогуливались по улице неподалеку, а в вышине выхваченная закатным оранжевым солнцем из зеленого холма, вытягиваясь бесплотной бирюзовою плотью к темнеющей синеве, парила церковь.

Перехватив его взгляд, папенька, воздев десницу, воскликнул:

– Видите ли горы сия? Яко на сих горах возсияет благодать Божия, имать град великий быти и церкви многи Бог въздвигнути имить.

И, сделав театральную паузу, добавил:

– Пророчество святого апостола Андрея Первозванного. Наречен так, поелику первым был призван Господом нашим Иисусом Христом. А церковь – Андреевская, архитектора Растрелли, того, который построил Зимний и Смольный.

Подумав, добавил почтительно:

– Варфоломей Варфоломеевич.

И – отвечая на немой вопрос:

– Итальянец.

После легкого ужина отправились спать. Папенька уснул по обыкновению сразу, а ему не спалось: больно богатым на яркие картины выдался день. Но постепенно усталость взяла свое: тело мягко расползалось во сне, душа – возносилась.

Назавтра утром, позавтракав наскоро, отправились в путь. Дорога была все время в гору, крутая, лошади с трудом тащили коляску. Наконец подъем кончился, слева открылся фасад дворца, за которым – вид на Днепр (по этому поводу папенька коротко заметил: «Растрелли»). Они двигались вдоль бесконечных садов, и через несколько минут коляска уже ехала вдоль высокой крепостной стены, которую, словно мухи, облепило бесчисленное, ни разу в жизни доселе не виданное количество нищих, протягивающих руки к прохожим. Завидев нищих, папенька велел остановиться, и они пошли вдоль стены, раздавая заготовленные копеечки, каждого, без разбора милостыней наделяя. Вдоль стены отдельно от нищих располагались бандуристы, перебиравшие струны и певшие тихо, невнятно.

Впереди, только войдешь в ворота, глаза разбегаются. Сразу – Троицкая надвратная церковь, а впереди – улица с кельями, за которой – справа Большая лаврская колокольня, а впереди – Успенский собор семью золотыми куполами сияет. Знать, это они, подобно золотым шляпкам грибов, издалека при подъезде к городу видны. Площадь у собора была вся в могилах.

– Могила в лавре дорого стоит, но многие грехи похороненным здесь простятся, – верит папенька в это или нет, непонятно. Спросишь, еще насмешничать станет. Так что лучше вовсе не спрашивать.

Тем временем бьют куранты. Все головами вертят – ищут, откуда.

– Смотри, – папенька показывает на четвертый ярус колокольни.

И верно – видны куранты.

Зашли в собор. На стенах – библейская история, впереди – огромный пятиярусный резной золоченый иконостас.

Молитва кончилась. Монахи уже разошлись.

– Трапезничают, – отвечает на папенькин вопрос монах-сторож, получая за труды и закрывая за ними храмовые ворота. – Истинно сказывают о Киеве: русский Иерусалим, – продолжает он, довольный папенькиным подношением и гордый, что он монах Киево-Печерской лавры, благодаря которой обрел Киев такое славное прозвание.

А они идут дальше. Надо до пещер добраться, в которых мощи святых печерских: Нестора-летописца, автора «Повести временных лет», Симона и Поликарпа – авторов «Патерика Печерского», художника Алипия, врача Агапита. Идут, а солнце уже подбирается к зениту. Проходят мимо пекарни, проскурни и типографии. Оттуда сворачивают немного вправо, и вниз – по мощеной улице. Над ними нависают пять каменных подпор, которые, подобно атлантам, удерживают склон над улочкой, упирающейся в ворота; они и ведут к пещерам.

Здесь паломников встречают монахи со свечами. Папенька снова достает кошелек, и вот их уже в холоде, в темноте сопровождает монах. В пещерах – подземные церкви с металлическими позолоченными иконостасами; в стенах пещерных коридоров – окошки келий старцев-затворников, жизнь аскетическую посвятивших молитве, посту и смирению. После холода, тьмы, мощей, к которым они с папенькой прикладываются, нет ничего веселей, чем подняться наверх – под синее небо и яркое солнце.

 

И этот дом, и этот сад, портреты, книги, река, роща, поля, борщи, вареники, самовары, деревенские нравы, соседи, дороги, Киев с лаврой и Андреевской церковью, который, казалось, начинался сразу за сулимовской околицей, – все это было из другой эпохи, другого времени, оглушающего золотом и куртуазным бесстыдством екатерининской империи, толстеющей год от года, как сама государыня, империи похотливой, охочей до нежных восточных сладостей; и будто бы не было еще ни липкого страха безумных павловских лет, ни головы Людовика, стуча скатившейся с плахи, не было ни гильотины, ни Наполеона, ни барабанной французской дроби на улицах Москвы, ни звона казачьих подков на мостовых Парижа. Ничего этого здесь не бывало. Казалось, что все это только будет, случится, обязательно случится, но не здесь, не сейчас.

 

Чин, а главное цель поездки нашего героя, записанные в его подорожной (показатель сего... отправлен по надобностям службы), обеспечивало достаточное внимание со стороны станционных смотрителей. Конечно, никто при его виде не бросался с распоряжением насчет лошадей, но, если были свежие, тянули не так долго, как если бы речь шла о путешествующих по собственной надобности, которым деться некуда: вестимо, не подмажешь, не поедешь. Да, и что это скажите на милость, собственная надобность? Чай, не Европа. У нас все надобности государственные, а иные – пустое.

И хоть чиновнику жаловаться на скорость езды не приходилось, однако бывало, что и по нескольку дневных часов приходилось на станции сиживать, лошадей дожидаться. И чай уже выпит, и обед уже съеден, и трубочку выкурил, заодно на государя-императора Петра, который завел на Руси табакокурение, полюбовался: с обнаженной саблей, вовсе не страшный на гравюре «Взятие Азова». Да, на диванчике кое-как примостясь, подремал, и по майскому станционному саду – чудный, весь в яблоневом цвету, погулял, и на девку прислуживающую поглазел.

А лошадей все нет и нет. И хочется станционного смотрителя по роже хитрющей треснуть, но сдерживаешься, иначе пойдет о тебе слава дурная. Так что вместо того, чтобы треснуть, спросишь снова чаю, принесут подтекающий самовар с баранками каменными, и все снова начнется.

И пожаловаться некому. Что скажешь начальству: не было лошадей? Так у всех нет лошадей, но чиновник на то и чиновник, чтобы споро управиться. А как – то ли с помощью кулака, то ли посредством бумажки, сунутой в карман ненароком, это дело хозяйское.

Что поделаешь, это дорога. До-ро-га! На ней свои законы. Конечно, законы Российской империи, но немножко все-таки свои, от них несколько отличающиеся. Все так в родном отечестве, в котором закон, что дышло.

Но жаловаться негоже. Дорогу проделал быстро. А то, что почти на день застрял за две станции до Мариуполя, то, ничего не поделаешь, все хорошо не бывает.

Подъезжая, почувствовал, вот теперь и застрял. Подумал – и как подписал. Точно – застрял. И все потому, что увидел, как от станции отъезжает поезд: две четырехместные кареты и коляска. Наверняка утащил этот поезд всех лошадей станционных. Теперь жди, пока другие появятся, отдохнут положенное время и овса наедятся.

Вбежав по своему обычаю в станционные сени, наш герой наткнулся на широко расставленные руки смотрителя – мол, что я могу поделать?

– Не взыщите, батюшка, последние лошади под енеральский поезд пошли.

– А есть ли еще проезжающие?

– Вы надобно полагать, не по собственной надобности?

– Нет.

– Пожалуйте, батюшка, подорожную да в залу пройдите, чаю, обеду ли, что пожелаете, спросите. Мигом все принесут.

– Глядите.

– Все так, все, батюшка, так. Те, что сидят, вам не помеха. Они по собственной надобности. Так что вы первый уедете. Если, конечно, снова какой енерал не заявится.

– Ну, впрямь, будут генералы один за другим разъезжать, один за другим вдогонку.

Станционный смотритель отнюдь не соврал. В удаляющемся поезде, который, подъезжая, увидел чиновник, и впрямь ехал генерал, хоть и седой, но еще моложавый, с семейством. Ехали они по почтовому тракту из Екатеринослава. Переправились через Днепр. Тракт тянулся вдоль Азовского моря через Мариуполь на Таганрог. Дорога то отдалялась, то приближалась к морю: с одной стороны желтоватая бесконечная степь, с другой – голубоватое бесконечное море. Тонкою лентой, стиснутой между двумя бесконечностями, тянулась дорога, на которой еще недавно не было почтовых станций, а тянулись бесконечные, как зимняя ночь, чумацкие обозы с солью, рыбой, разным товаром, а иногда и с переселенцами, покидающими Крым в поисках лучшей жизни в новых краях. Обозы с переселенцами тянулись в облаках пыли, возносящихся от греческого, еврейского гомона. Точности ради, надо сказать, что язык греческий в этих краях и раньше не был в диковинку, а вот еврейский был чужд и бесконечности желтой, и бесконечности голубой.

Но пройдет всего несколько лет, и степь и море привыкнут к доселе не слыханным голосам, и подивится проезжий яблоневым и вишневым садам, рыболовным промыслам и много еще чему, оживившему эти места. И хоть не было пока в этих краях – ни в Мариуполе, ни в Таганроге, пристани, но суда подходили, как могли, близко к берегу.

 

 

 

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в январе 2023 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: