И вернутся к людям их имена

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за январь 2023:

 

На чтение потребуется 6 часов 20 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Населяли Тавриду тавры и амазонки, кимвры и скифы, но все они исчезли, уступив место грекам, основавшим в VII в. до н.э. Пантикапей (впоследствии – Боспор), а вслед за ней – Феодосию и Херсонес. Придя в Крым, греки принесли с собой приданое – инжир, кипарис, маслины, виноград и лавр.

В четвертом веке н.э. свирепые гунны пронеслись по Тавриде, но греческое население выжило. Херсонесская республика самостоятельно и с помощью Византии просуществовала до второй половины XIII в. нашей эры. Посеянные Андреем Первозванным, водрузившим крест на киевской горе, семена христианства дали всходы, и, несмотря на гонения, оно распространилось в Тавриде. Даже нашествие татар не могло остановить христианство, тем более что в четырнадцатом веке на юге полуострова властвовала Генуэзская республика. Однако в 1453 году под ударами османов пала Византия. Турки послали военную помощь татарам и в 1475 г. положили конец знаменитой республике. С этого времени и начинается в Крыму татарское владычество, тяжелый период для христиан.

 

Две тропы, словно две длани, соединяли монастырь с миром. Одна невидимая тропа вела в горы, другая – неразличимая, спускалась к морю. В доисторические, глухие времена, когда творил Господь сушу посреди вод бесконечных, выросшие из пучин морских горы надвигались и – с разбегу, волей Господней остановленные, выпустили три утеса, нависшие над морским берегом. Этот Посейдонов трезубец облюбовали в давние времена монахи, устроив монастырь сперва в скальных пещерах, затем и вокруг них на крошечном плато. Каждого, кто попадал сюда, прежде всего поражал удивительной чистоты воздух: морской с йодом и солью смешивался с горным, настоянным на лесных – древесных, цветочных, ароматах.

Каждое столетие прирастал монастырь каменной постройкой, пока не истощилась сила первых монашеских поколений, оставив в наследие слабосильным потомкам высокие неприступные стены, за которые никто чужой никогда не заглядывал. Попробуй загляни – перегородить тропу было делом нетрудным, а другого пути не было. В тайных монастырских подвалах было неисчислимо зерна и вина, сушеной рыбы и соленого мяса – всего того, что давало возможность монахам не зависеть от воли людской, полагаясь на милость Божью.

И то сказать, за долгую – одни говорили тысячелетнюю, другие – полуторатысячелетнюю, историю охотников проникнуть в монастырь было немного. Гостей же не звали. Напрашивающихся благословляли, дары принимая охотно, но к себе не пускали – кто знает, что у кого на душе. Добро ведь порой неотличимо от зла.

Взрослых принимали в монастырь редко – только тех, чьи страдания были безмерны. Принимали мальчишек, которые лишились родителей, у которых не было ни сестер, ни братьев – чтобы не тосковали о людях, тосковали о Боге. Мальчишки росли, ведая о мире, полном зла и соблазнов, как о чем-то чужом, далеком и не совсем настоящем. Они росли на Посейдоновом горном уступе. Опуская голову вниз, видели море, а оно в гневе, в бурю бессильно стремилось разрушить огромной волной древние стены. Голову поднимая, видели горы, уходящие в небо, горы, в которых случались, хоть и не часто, камнепады, стремившиеся разрушить этот случайный уступ, на котором притаилась монастырская, мало кому понятная жизнь.

В монастыре было все, что нужно для скромной незатейливой жизни. Прорубленный неведомо кем и когда источник давал воду, излишки которой стекали в море. Столетиями вода, не прибывая, не убывая, поила монахов, поля, огороды, виноградники и сады. Все крошечное, но тщательно возделываемое давало пищу четырем десяткам нетребовательных ртов. Было у монахов и несколько коров, коз и овец. Все свое, незаемное. Ни в чем они не нуждались. Жили вдалеке от мира, единиться с ним не желая.

Раз в год кто-либо из старших братьев спускался к морю, в поселение получить послание константинопольского патриарха, которое доставляли прибывшие морем купцы. Из послания братия узнавала о том, что происходит в православном мире. Пока послание шло, пока ждало спускавшегося с гор, в мире происходили изменения, которые братьев не волновали. Что для них, приобщившихся к вечности, было время людское, полное суетой, пустыми радостями и печалями.

И радости, и печали были у них свои. Печалью было окончание запаса чернил, красок, бумаги. Хоть давно изобрели книгопечатание, да и в самом монастыре было немало печатных изданий, они продолжали переписывать книги, украшая их искусными, выдержанными в золотисто-голубых тонах буквицами и иллюстрациями. С малыми вариациями повторялось это из поколения в поколение. Искусных переписчиков и художников было немного – два-три в каждом поколении. Так что, когда рождалась новая книга, это событие становилось праздником для братии: она приходила на смену успевшей обветшать.

По традиции Евангелие их работы раз в несколько лет отсылалось с приезжими купцами в Константинополь, Его Святейшеству. Что было с их книгами там, в большом мире, в монастыре не знали, уповая на то, что Господь найдет им наилучшее применение.

Монастырь столетиями жил одной и той же проверенной опытом поколений жизнью. Молитва и трапеза, послушание и снова молитва, вновь трапеза и вновь послушание, и снова молитва, трапеза, после которой братья разбредались по крошечным кельям у всех одинаковым, у отца-настоятеля такая же, как и у самого скромного послушника. Так велел вековой устав. Так поступали их предки. Так делали и они.

Власти сменялись. Но монастырь не тревожили. Взять там было нечего. Так и жили: власти внизу, на берегу, они – между морем и горами, между Сциллой и Харибдой, в покое, достатке, молитве, спасающей мир от бед и насилия, злобы и ненависти. В гордыне своей – иные насельники впадали в сей грех – утверждали, что они заступники мира, что без молитвы, которую возносят, миру, погрязшему в грехе и разврате, не устоять. Узнав о грехе гордыни, обуявшего кого-либо из молодых братьев, отец-настоятель, сам в юности через это прошедший, накладывал наказание: дополнительные молитвы и послушания. Сам же молился за согрешившего.

Взрослым послушникам предлагался выбор: уйти из монастыря, избрав супружество, или в монастыре остаться, выбрав, по слову св. Афанасия, чин ангельский и апостольский, «выше которого быть не может, то есть девство или состояние иноческое».

Отрекаясь от мира, послушник должен был отказаться от своего имущества (если, конечно, было) и старого имени. Принимающий постриг выбирал новое имя сам, но в монастыре наиболее популярны были имена Антоний – в честь преподобного Антония Великого, отца монашества, а также Пахомий – в честь основателя общежительного иночества преподобного Пахомия Великого. В каждом поколении в монастыре было несколько Антониев и Пахомиев, которых было принято отличать по роду послушания. Так, в монастыре были Антоний-книжник и Антоний-овчар, Антоний-садовник и Антоний-истопник.

Главной монастырской святыней был образ Пресвятой Богородицы, о котором еще в древности записанная легенда гласила: «Бысть во оных каменных горах некогда змий великий, людей и скоты пожирающий, и того ради людие, от места того отбежавши, пусто оставиша; но яко тамо в то время жили греки и генуэнсы, молишася Пресвятой Богородице, дабы их от онаго змия свободила; и тако единаго времени нощью узреша в горе той свешу горящу, идеже не могущи крутыя ради горы взыти, вытесавши ступени из камня, и прийдоша тамо, идеже свеща горяще, и обретоша образ Пресвятой Богородицы и свещу пред ним горящу; тамо же близко того образа и змия онаго обретоша мертва разседшася. И тако радостни будущи, велие благодарение Богови воздаша, избавителю от таковаго злаго змия».

Возникший в глубокой древности, монастырь знавал периоды расцвета, но с водворением в Крыму ислама только месторасположение спасало от уничтожения. Он уцелел даже тогда, когда разъяренные татарские толпы резали языки, говорившие по-гречески, жгли церковные книги и разоряли монастыри, и, приучая детей к стрельбе в цель, татары позволяли им стрелять в старых христиан.

О том времени писал летописец, что татары не позволяют христианам «на конех ездить, ниже оружие какое иметь, ниже творити каких-либо судов или управлений; велят имати христианских жен неженатым туркам и аще жена некоего христианина примет веру турецкую и пойдет за турка, то повелевает закон их, яко христианин муж ея сам приимише туежде прелесть может паки взять ю. Еще не велят христианам поновлять церквей упадающих, повелевают же разве за великие дары; и тако христиане попущают им распадатися убожества ради, и тако явно прекращается там слава Божья, а затем и вера».

Даже спустя многие десятилетия, через несколько поколений теперь уже мариупольские греки в легендах сохраняли память о страшных временах господства татар. В своих песнях они рассказывали о злом драконе – страшном мусульманине, собирающем детей христианских и отвозящем их в Константинополь, чтобы сделать турками-мусульманами.

После воцарения татар в Крыму на многие годы прервалась связь монастыря с духовными пастырями Греции. Бывали времена, что при жизни одного отца-настоятеля ни разу не получалось послание из Константинополя. И когда казалось, что монастырю не выжить, когда в нем оставался десяток немолодых монахов, Господь послал спасение. Пришли русские: не помогали, но и братьям-христианам они не вредили. А потом начали доходить слухи о греческом восстании против турок, о массовых изгнаниях турок греками и греков – турками. Вскоре пришли свидетельства о резне, которую учиняли турки в разных местах, в том числе на Афоне, где пострадало много монахов.

Решившая завладеть Крымом Россия действовала хитро, издалека. Чтобы подорвать власть хана, нужно было уничтожить его доходы. Доходы давали торговля, садоводство и земледелие, находившиеся по большей части в руках христиан. А потому решено было христиан из Крыма выселить. Спасти христианскую веру, готовую раствориться в море магометанства, а заодно сделать шаг к овладению Крымом.

Возглавить Исход должен был митрополит Игнатий. В 1778 году на Пасху после литургии в Успенском Бахчисарайском скиту Игнатий предложил христианам Исход в новые земли Российской империи. Предложение было встречено с недоверием, но прошло совсем немного времени, и плод, созрев, подслащенный деньгами и щедрыми посулами, упал на землю. Татарские старшины возмущались, подавали прошение хану, чтобы он прекратил исход христиан, но тот, опутанный русскими по рукам и ногам, ничего поделать не мог.

Шесть тысяч подвод было прислано азовским губернатором в Крым. На них Суворов небольшими партиями отправил более тридцати тысяч христиан. При отправлении последней партии в овраге Салачыкском в Успенском скиту собрались сыны Пантикапея, Феодосии, Херсонеса. Митрополит Игнатий отслужил благодарственный и напутственный молебен.

Множество условий выставили христиане. Все они явились в 1779 г. в виде всемилостивейше дарованной грамоты в ответ на усиленную просьбу христиан избавить их от татарского ига. Поселились греки в Екатеринославской губернии, основав округ, названный по городу Мариуполю, получившему по одной из версий имя свое в честь Матери Божьей.

Ушли из Крыма христиане – православные, католики, армяне. За ними потянулись евреи. Монастырь обратился в утлый ковчег среди мусульманского океана. Но и океан обмелел. Крымские татары – потомки тавров и скифов, сарматов, аланов, греков и готов, римлян, болгар и хазар, печенегов, итальянцев, черкесов и турок, а более всего – крыпчаков, которых в Киевской Руси называли половцами. Эти половцы, объединившись с русскими, потерпели поражение от монголов на Калке, притоке Кальмиуса, после чего укрылись в крымских горах. Три века просуществовало Крымское ханство, ведя успешные войны с Московским государством и Речью Посполитой. Но в 1783 году начинается русская оккупация и бегство крымских татар, большая часть которых направилась в Турцию. Крым опустел. Монастырь по-прежнему нависал над океаном мусульманства, однако сильно обмелевшим.

 

Однажды в зимнюю ночь случилась буря. Уже первые порывы ветра, а с ними дождь и град доброго не предвещали. Плотно закрыв все окна в соборе и трапезной, помолившись, монахи разбрелись по кельям в одиночестве и молитве переживать стихию. Оставшись один на один со стихией и Богом, каждый молил Господа о своем, и все об одном – чтобы даровал пережить эту ночь, эту бурю, посланную за грехи. Исповедь исповедью, но не все в человеческих силах простить. Даже отпущенные грехи – это груз, от которого порой не освободиться всю жизнь.

С каждой минутой буря набирала силу, казалось, что хлябь и твердь, воды нижние с водами верхними вот-вот соединятся, поглотив монастырские здания, прилепившиеся на скале. В такую бурю с ливнем и градом, молнией, громом были понятны ощущения Ноева семейства, отправленного Господом в бесконечное плавание по водам морским в искупление погрязшего в грехе человечества. В такие минуты надо обращаться к Всевышнему не просто с молитвой – с обетом. И монахи, молясь на коленях в кельях, просили Господа обойти стороной монастырь – последнее прибежище христианства в древней Тавриде, захваченной и насилуемой неверными. Они молились и давали обеты: молитв, покаяний, монастырских работ.

Всю ночь Ноев ковчег несся по волнам. Буря не утихала, но к утру внезапно, словно, споткнувшись обо что-то невидимое, засвистела, заверещала и стихла, будто снизойдя до нужд братии, которой надо было собираться в храм на молитву.

Собираясь, они увидели, что из четырех столетних каштанов, растущих у паперти, осталось три. Четвертый, переломленный на высоте человеческого роста, лежал поверженный, кроной уткнувшись в стену храма, словно моля о защите. В месте слома выступила наружу древесина, словно переломленная могучей нечеловеческой силой кость. Стеная и охая, благодаря Господа за то, что он даровал им жизнь, за малые убытки, монахи потянулись на молитву, но вдруг кто-то различил слабый стон, раздававшийся из кроны поваленного каштана. Разгребли ветки и обнаружили скрючившегося, застывшего мальчишку. Подняли, отнесли в келью и отогрели.

Дни шли за днями. Постепенно найденыш оттаивал, словно вода, растворявшая тело, испарялась на солнце, и оно возвращалось в пространство – с движением рук и ног; и вот – открылись глаза, сверкнул солнечный луч. Тихо и нежно волна наплывала на берег, из сине-зеленой плоти ее возникала белая пена, из которой рождались бесплотные ангелы, парящие вокруг сапфирового престола Славы, и ангельские голоса, задрожав, возвещали о Боге, который дарует жизнь, смертию смерть поправ.

Так в эту ночь появился в монастыре новый послушник. Звали его ... [👉 продолжение читайте в номере журнала...]

 

 

 

[Конец ознакомительного фрагмента]

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в январе 2023 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: