(Не) Случайные имена

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за август 2023:

 

На чтение потребуется полчаса | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Возвращаясь домой с учёного совета, профессор Андрей Антонович Андриевич, обходя лужу, споткнулся. Высокое и узкое тело профессора согнулось в направлении спотыкания, очки с переносицы поползли, планируя в лужу, профессор инстинктивно потянулся за ними, хотя ничего страшного не было: линзы пластмассовые, но за очками – и это было ужасно – свалилось и так державшееся очень непрочно лицо. Потеряв лицо и очки, Андрей Антонович подслеповато в осенней кромешности, плюнув на несгибаемость, трипогибельно изловчившись, стал вокруг ног своих шарить, замарав не только руки, но и не так давно сшитые брюки: фигура у профессора была нестандартная, готовое на нём не держалось, приходилось иметь дело с портным, не только за шитьё завышавшим расценки, но и требовавшим материи больше, чем, как Андрей Антонович полагал, требовалось для пошива. Чем больше А. А. Андриевич исследовал не только мокрый асфальт, но и лужу, чем больше пятнал одежду свою, чем больше грязных брызг вокруг себя поднимал, чем больше успокаивал себя, мол, его совесть чиста, а белая риза, которую сроду не надевал, ничем не запятнана, одним словом, чем больше он суетился, тем меньше была надежда очки найти и лицо отыскать. И, хоть профессор был очень дотошен, простым языком говоря, чрезвычайно настырен, но его надежда на возвращение статус-кво угасала, словно свеча в старые времена, когда ещё не было электричества, а дамы из кокетства обнажали, обходя лужи, приподнимая подолы, лодыжки. Тогда и профессора пешком, в слякотное время в особенности, с учёного совета домой не возвращались, но на извозчиках приезжали, у подъезда лакей поджидал, поклонившись, дверь отворить, снять калоши, согнувшись. Но так было. И так, увы, больше не будет. Потому – пешком без калош-галош возвращайся: татоши сожрали, спотыкайся, и, шаря в грязи бесполезно, ищи очки и лицо. И то сказать, шарить-искать – затея зряшная, глупая, бесполезная. Очки ещё можно отмыть. Но – лицо! Отмыть-отскоблить – положим, допустим. Но назад водворить? Как и куда? Наука, даже многих гитик набравшись, потерянное лицо возвращать на прежнее место не научилась. Что ж теперь – стой у лужи и жди, когда научатся водворять? А очки? Если некуда надеть, к чему шарить-искать? Одним словом, страшные мысли в голову Андрея Антоновича даже не лезли, этого бы он не позволил, но сами собой увёртливо проникали. Что с ними делать? Когда такое случалось даже в спокойные времена, когда лицо и очки были на месте, профессор Андриевич обычно терялся. А теперь и вовсе раскис. Ноги промокли. Холод проник под пальто, оттуда просквозил сквозь пиджак, продувая рубашку, чтобы сперва было нервно-щекотно, а затем застыло-постыдно: словно голый, стоишь возле лужи, ни лица, ни очков, ни пальто, ни даже, прошу прощенья, исподнего. А в таком виде, в жуткой такой несуразице последние лет шестьдесят Андрея Антоновича не видел никто, кроме одной худощавой студентки, покусившейся на положение и оплату труда профессора Андриевича. Но уже тогда – она звала его долговоющим А-А-А – чувствовал он: это совсем ненадолго. Так и случилось. Грянуло. Статус упал. Жалованье сморщилось до смехотворности. Худощавая в осенней слякотности испарилась болотно, а лицо всё чаще стало с того, на чём держалось, неотвратимо сползать. Приходилось все силы душевные и физические тратить на то, чтобы от окончательного сползания и в лужу падения удерживать его до изнеможения. Вот и сейчас, изнывая от холода, сырости и отчаянной трезвости, А. А. Андриевич, профессор, стоял и размышлял, как бы ему удавиться. В смысле, разумеется, переносном. Ведь ни верёвки, ни крюка, ничего на улице мокрой не сыщешь. Можно под поезд. Но железная дорога от лужи, лицо и очки поглотившей, далеко – не дойти, не… Доехать бы можно, только на чём? И как без лица ехать, допустим, в такси или, того гаже, в метро? Можно в реку с моста – и без лица такое прокатит. Но ни мостов, ни рек в городе сугубо сухопутной судьбы не было и в помине. Яду мне, яду! Ну да, без рецепта, сейчас. Приходилось признать, что руки на себя наложить – дело практически невозможное. Как всегда, профессор оставил зазор: мало ли что, редчайшее стечение обстоятельств, допустим, или же чудо: по нынешним временам в определённых кругах аргумент вполне допустимый, иногда даже с радостью принимаемый, лица отнюдь не лишающий. Подумал об этом профессор, представил себя на учёном совете выступающим без лица – и ужаснулся: все с лицами, ergo, он лишний, чужак, понаехавший. И тут же слова сродные, наверняка однокоренные, в уставшую душу нахлынули: лишенец, лишайник. Что такое лишенец, он знал, а что такое лишайник, попытался представить. Не получалось. Никак. Лишайник – это в лесу. Или в парке заросшем. Стал Андрей Антонович вспоминать: где в городе парк, в какой стороне, и, если решит там скрываться, где находится лес. Не осеняло. Тогда стал мозгам помогать, вспоминая, когда был в парке или в лесу, ассоциациями, как кислородом, мозги насыщая. Появились деревья, кусты, мишки с обёртки, и так шоколадной конфеты захотелось Андрюше, что он с постели в чём был вскочил и, стул подвинув, залез, открыл дверцу буфета и шарить стал в темноте, что-то свалилось, разбилось, запрыгалось, закричалось, в ещё не потерянное лицо без всяких очков резким светом, в уши детским плачем ударилось, между стен заметалось. И так Андрею Антоновичу захотелось всё это вернуть: ни учёных советов, ни очков, ни луж, ничего, что мешало жить в предвкушении конфеты, может, и двух, обе с мишками на обёртке. Господи, вороти! Впервые в жизни, ни на что не рассчитывая, на ответ и подавно, Андрей Антонович к Всевышнему обратился.

– Куда, Андрей Антонович, вас воротить? Пожалуйста, изъясняйтесь яснее.

Растерялся профессор. Попытался тезис основной сформулировать. Не получилось, поэтому промычал:

– Господи, вороти!

Решил Всевышний не чваниться. Излишней педантичностью не стал профессора донимать.

– Наклонись, дружок, подними.

Представил себе Андрей Антонович белобородого старичка с улыбкой сакральненькой и, утешенный, тихо подумал: слава Богу, решил Господь вернуть ему лицо и очки. Хрустнув суставами, согнулся, как прежде, он трипогибельно, пошарил – наткнулся: сухое и тёплое, в обёртке, и, хоть было темно, догадался, что с мишкой. Развернул, обёртку бережно снял, откусил кусочек тем, что от бывшего рта оставалось. Стало А. А. Андриевичу, с учёного совета идущему, сухо, тепло, и от нечаянной радости он тихо, никого не тревожа, заплакал.

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в августе 2023 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: