Дельвиг на Марс не летит

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за март 2025:

 

На чтение потребуется 9 минут | Цитата | Скачать файл | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Милый мой ребёнок, к концу письма ты станешь старше.

Начну издалека, как река. Когда-то у нас, у землян, была традиция писать письма. Мы так обменивались мыслями. Но потом мы стали поклоняться машинам (И это оказалось немногим лучше, чем поклоняться людям, цезарям там, королям. Однажды мы так этого устыдились, что начали рубить головы и стрелять по чём зря, представляешь?). В современной стилистике мне бы по-хорошему следовало загрузить письмо на почтовый сервер, но там, где ты, их вовсе нет. Для нас, оставшихся, писать от руки привычней, сподручней. Что требовалось от нас? Служить машинам. Подношение даров в виде времени. Возможно, ты помнишь. Три сезона, восемь сезонов, клочкообразное повествование на пять лет, что вообще исчислению не подлежит. Зато на вопрос своей соцсреды можно, не моргнув глазом, ответить: «Да, смотрел. Класс. Рекомендую». Дели на два все слова таких рекомендаторов. Доказательств приводить не надо, это не внеклассное чтение. Докажи, что прочёл книгу: какие скиллы были у Сореля, – о, боже, кто это? – или зачем Живаго сел в трамвай, или чем любил топить камин Гоголь? Но вот есть сериал «Доктор Хаус» или «Декстер», в каждом восемь сезонов, в сезоне минимум двадцать серий, в серии в среднем с субтитрами сорок четыре минуты. Итого после всей медийной арифметики, чтобы посмотреть хотя бы один сериал, тебе понадобится семь тысяч сорок четыре минуты. Это полных пятеро суток и семь часов. И никакой еды, гигиены, никакой рекламы не учтено. Да, так это больше похоже на пытку, так это больше похоже на жертву, и так это больше похоже на жертвоприношение. Мы приносили в жертву время, самое ценное и самое не-понятно-что-с-этим делать.

Как-то раз мы втроём, ты, мама и я, пошли гулять (это недооценённая роскошь на планетах, где есть кислород). Мы поехали за город. Тёплый ветер кружил траву, как кокетку, она переливалась цветами от серебристого до тёмно-зелёного. Красивая трава, высокая и крепкая. Мы не знали названия. Мы не знали названий почти всего, что нас окружало, кроме марки машины, на которой мы приехали. Мы не смогли отличить белладонну от полыни, но мы можем отличить Марка Уолберга от Метта Дэймона. Зачем?

Здесь, где я, зрение вырвалось вперёд и обходит на корпус в каждом повороте все остальные органы чувств. Не отдавай зрению свой контрольный пакет акций. Мы старались не культивировать в тебе визуальные перманентный голод, отсутствие гигиены и промискуитет.

У нас с тобой ещё есть несколько страниц, ворох слов и тысячи знаков. Хотя говорю только я, но мне кажется, что я слышу твои ответы и возражения. Ты прочтёшь это письмо, когда тебе исполнится четырнадцать лет. Ты будешь старше шекспировской Джульетты. Кто это, спросишь ты? Я начну причитать: «Если/когда мы утратим наши общие имена собственные, тогда нам пиши: «Пропало». Где писать? Может, гвоздём на обшивке вашего пепелаца». Тогда я ищу способы договориться с тобой. Ты младше, чем эта девушка из фильма «Сумерки», как бишь её звали? Видишь, ты и я спотыкаемся в каждом слове, потому что нас разделяют не столько годы, сколько разница в нашем произрастании. Книги – мой фотосинтез, а там, где вы с мамой будете, вам нужно придумать свой. Нас убеждали, у вас будет цифровой архив: фотографии, фильмы, скульптуры – всё, что мы тут понапридумывали. Драконовские обычаи нашего, но, надеюсь, не вашего общества, худшие черты человека, пьянство для начала. Может, пиво вы туда не привезли? Ямы на дорогах, сами дороги, бытовое насилие, любое насилие, шумная драка ворон за еду, шумная драка людей за то же самое. Увидеть это и прочесть – такие разные опыты, рад, что первого ты будешь лишена. Некоторые из наших плохих черт укладываются в простые и понятные всем слова: лицемерие, ложь, трусость. Но есть такие скользкие, подлые и самые распространённые, они требуют для себя целых речевых конструкций. Лучше это барахло оставить здесь, но есть опасения, что как раз это могут привезти в ручной клади ваши переселенцы с собой, на дне карманов, на дне рюкзаков. И есть шанс, что наши болезни, мои, в частности, наш иммунодефицит, рак, войны – запрещены к провозу.

А того, чего у вас не будет, но останется в сказаниях цифровых манускриптов, того, чего мне бы не хватало, решись я отправиться с вами. Летний вечер, осенний ветер, приносящий пьянящую сырость подлеска, или ароматный, как выпечка или вино, весенний воздух; как пахнет мама, когда с мороза входит в тёплую комнату. Горы, бесчувственные и прекрасные, и, конечно же, наш океан. Океану на нас плевать, своей пересоленной пеной, но мы любим его жути. Возможно, у вас организуют безумно дорогие туры, чтобы слетать, посмотреть на него. У вас не будет платанов, никаких деревьев вообще, ничего из того, что мы здесь зовём природой. Максимум – в оранжереях и комнатных вазонах. Облаков, кочующих перед сезоном дождей спешно и легко через короны вершин. Огонь в камине или в походе, у вас – максимум в зажигалке, и не ходи к гадалке. Вы, вероятно, продолжите кормить своё зрение, потому что будет больший авитаминоз звуков, ощущений, вкусов и запахов. Соблюдай диету. Многие (но уже не ты) не будут знать звуков: шорохов грифеля по бумаге, словно мышь под полами, что выход не может найти. Или как с треском шелестят страницы книги, когда, зажав их всеми пальцами, проводишь подушечкой большого по срезу страниц. Или как звенит печатная машинка в конце строки. Может, кто-то с собой взял архив звуков? Робкая надежда. У тех, кто жил здесь, где я, он есть в голове, он сам себе архивариус. Колосья травы, что выросла ровно на высоту твоей опущенной вниз ладони, чтоб ты погладила её, песок и перемолотый ракушечник, запах типографской краски и бумаги. Дождевой шум крон деревьев, треск спелого яблока от твоих зубов. Наш мир уникален, хоть и достаточно паршив, раз мы\вы\я, захотели из него сбежать\улететь.

Тебе понадобится много воображения, чтобы представить всё то, что я написал, и всё то, что ты будешь узнавать из книг и рассказов своих знакомых, но ещё больше тебе понадобится фантазии, чтобы перестать злиться и не скучать. Скука рождает тоску, тоска рождает уныние, уныние обязательно родит какую-то такую ерунду пакостную, что лучше было и не начинать скучать вовсе. Например, как ты играла со спичками, у тебя остался ожог, ты и сейчас его видишь, спички выиграли.

Читай это письмо, как сказку. Это действительно сказка, потому что я уже рассказываю о мирах нездешних для тебя, о фантастических и ужасных, о диких и пленяющих, но далёких и тем нереальных. Здесь было мало умных напутствий, ибо я не знаю, что ждёт тебя там, я знаю только то, что вы оставили здесь. Много хорошего и красивого, но преимущественно того, к созданию чего человек не имел прямого отношения. Но ещё больше – дурного, к созданию чего мы имели все отношения. Выходит не письмо, а царство наречий сомнения.

Зато не будет у вас там недостатка в мнениях. Моду на своё независимое мнение вы возьмёте с собой, оно ничего не весит, как и в большинстве случаев ничего не стоит. Возможно, люди больше не будут вести себя так, что на них захочется сбросить атомную бомбу, может быть, и мы не сможем больше чувствовать себя так, чтоб сбрасывать кому-то на голову какую-либо бомбу.

Представь: ты опускаешься в кресло после дневных трудов, только не услышишь трелей цикад, криков играющих детей вдали. Пряный и душный запах травы и запах влажной пыли, что предвещает грозу, это значит, она уже где-то разразилась дождём. Или зима: снег в окно пушистый и мягкий как вата, неистово и беззвучно бьётся в окно; звук колоколов, бегущий с пригорков и мягко, как сумерки, затапливающий поля. Но ты не услышишь и звуков наших соседей. С их ремонтом, топотом, всю их жизнедеятельность и распорядок дня вплоть до привычек. А эти соседи, они же всюду, они окружили как войска Сарданапала, потому что здесь из нашего окна многоэтажки видно только окна многоэтажки напротив.

Слушай классическую музыку или хотя бы ту, где есть живой инструмент, тот, что издаёт звук вне зависимости от электричества. Яитай стихи, и ты поймёшь, что это совсем не то, что проза. Но и то и другое желательно должно быть написано в доинтернетовскую эпоху. А то у нас как смартфоны появились, то мы все идиотами стали.

Теперь, когда ты читаешь это письмо, я пью чай с авторами твоих любимых сказок, а потом буду, надеюсь, – что-то покрепче с авторами моих любимых «сказок». Ради всего того, что мы зовём природой, и того, что она нам даёт, ты можешь когда-нибудь навестить нас. Меня и Дельвига. Ты же помнишь Дельвига? Мне кажется, это хорошее воспоминание, его можно хранить. Одомашнить собаку была одной из светлых наших мыслей.

И мысль о красоте где-то существующей планеты наполнит тебя добротой и снисходительностью к той ерунде, которую начнут чудить твои соплеменники. Так, ты освоишь три формации: время, пространство и любовь. Все твои проблемы, ссоры, вздоры, разговоры, тревоги мелкие и покрупней – это мои проблемы и заботы. Это у меня забрали игрушку, это мне пришлось решать: отвоёвывать или отступать; это нам бросили в глаза песок, нас схватили за волосы, мы разбили колени и научились ездить на велосипеде. Вот это примерно любовь.

Если бы была хоть крошечная возможность, как для жены Лота, обернуться и застыть навсегда, глядя на свой дом, на всё, что дорого, сколько бы колонн выросло под небом? Лот не успел проститься с женой. А я... Что он ей сказал, когда краем глаза увидел столб? «Старая дура!» – в горьком гневе вырвалось у него. Или: «Эх ты, маловерная, как же я теперь?..». Или ничего не сказал, пришлось понять, что она простилась с домом и с жизнью. Аккуратно провёл он ладонью по ещё тёплому камню и ушёл, крепко прикусив губу.

Чтоб проще переживать прощания, вам нужна ещё одна хромосома или ещё полпроцента мозга или нейронных связей, чтоб появились новые качества – утльтрасмирение или бесчувствие, например. И с недоумением вы будете взирать на сентиментальные отклонения, споткнувшихся о страдания людей. Или отправите их на Землю, где мы все, как жёны Лота, преданные дому, остались зимовать.

 

 

 

Конец

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в марте 2025 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: