Мёртвое море

 

Продолжение рассказа «Чёрная роза»

 

На чтение потребуется 17 минут | Цитата | Скачать: doc, fb2, rtf, txt, pdf | Купить в журнале за июль 2015 (doc, pdf)

 

Купить в журнале за июль 2015 (doc, pdf):

 

 

 

 

Юрию Меркееву, Фёдору Избушкину, Игорю Белисову – коллегам, эрудитам, оппонентам

 

 

 

 

 

 

1

 

Сицилийская тюрьма Уччардоне в Палермо издалека вовсе не напоминает собой мрачное заведение, где содержатся печально знаменитые мафиози. Когда мы высадились из потрёпанного такси на Виа Дука делла Вердура и взглянули на тёмные, покрытые кое-где мхом стены Уччардоне, мы не смогли вначале отличить эту приземистую крепость от сотен других старинных зданий, разбросанных по этому старинному острову.

Только подойдя поближе и увидев несколько рядов колючей проволоки по верхнему обводу стен и сторожевые башни по углам, мы убедились, что это действительно тюрьма и что где-то в глубине её лабиринтов сидит Ариэль и ждёт нас.

Мы с Ксенией шли впереди, а Шошана брела сзади, поминутно вытирая слёзы и всхлипывая.

– Валя, – попросила Ксения, – скажи ей что-нибудь ободряющее. Ты ведь отец, в конце концов!

– Скажи ты. Ты вот-вот будешь её приёмной матерью.

– Я не знаю иврита, – пробормотала она.

– Скажи по-английски.

Ксения остановилась и обернулась к Шошане.

– Listen, my dear, – промолвила она и взяла Шошану за руку, – there’s no need to cry. In a couple of minutes we’ll see Ariel, and everything would be okay. («Послушай, не надо плакать, дорогая. Через пару минут мы увидим Ариэля, и всё будет в порядке»).

Шошана обняла Ксению за плечи, и вот так, в обнимку, они и вошли в самую знаменитую сицилийскую тюрьму.

В вестибюле нас ждал израильский консул…

 

 

2

 

Это повествование – продолжение рассказа «Чёрная роза», где девочка-негритянка Шошана стала прославленной чемпионкой в фигурном катании, где её брат Ариэль был депортирован из Израиля в Африку как нелегальный эмигрант и исчез, где я, Валентин Горюнов, встретил мою стародавнюю любовь Ксению Пономарёву в нью-йоркской гостинице «Пенсильвания»...

Помните эти строки из «Чёрной розы»?

 

«И сама Ксения, моя первая и единственная любовь, – тоже совершенно неземная!.. У неё было литое тренированное тело, которое стоит в моей памяти как живое – во всех подробностях! И такое же молодое атлетическое тело было у меня. И вот так, в сплетении двух тел и в единении двух душ мы прожили двенадцать лет – в полёте через нашу молодость над сверкающим льдом...

 

Я продолжал:

 

«Мне недавно исполнилось шестьдесят пять. Из этих десятков прожитых лет долгие тридцать пять были отданы девочкам-фигуристкам...»

 

Но мне сейчас не шестьдесят пять, а семьдесят. И столько же лет исполнилось Ксении, моей старинной любви. И после странствий по белому свету и расставания почти на сорок лет мы встретились, и взглянули друг на друга другими глазами – глазами, омытыми потоком прожитых лет, и сказали друг другу: «Сколько бы судьба ни отмерила нам жизни на этом свете, мы проживём их так, как мы жили в нашей юности, – в полёте через оставшееся время!».

Помните, как в «Чёрной розе» мы встретились с Ксенией в Нью-Йорке? Помните, как она сказала мне, что никакой миг победы и торжества не стоит того, что некогда бездумно сделали мы, отказавшись друг от друга? Я писал:

 

«Я взглянул на неё, и что-то сдавило мне горло.

– Может быть, отказались от нашего счастья, – пробормотал я.

Она перегнулась через столик и поцеловала меня. На глазах у неё были слёзы».

 

И с того самого дня мы уже не расставались. Не имело никакого значения, что она всё ещё жила в Канаде, а я – в Израиле; не играло никакой роли, что она продолжала тренировать своих талантливых девочек-канадок, а я сопровождал триумфальное шествие «Чёрной Розы» Шошаны по мировым каткам, – мы знали, что не сегодня-завтра мы воссоединимся и будем принадлежать друг другу – и никому другому!..

 

 

3

 

Мы сразу решили, что жить будем в Москве – там, где мы жили в нашей далёкой юности.

– Валя, – сказала Ксения, разливая чай, – у меня есть отличная квартира на Таганской площади, но я её не люблю. С улицы доносится жуткий шум, пахнет автомобильной гарью... Весной, летом и до октября мы с тобой будем жить на моей даче в Малаховке.

Мы сидели у неё в номере в отеле «Ритц-Карлтон» в Тель-Авиве. Через час придёт туристический автобус, и нас повезут на экскурсию, которая носила несколько пышное название – «По Святой Земле».

 

На этой – и именно на этой – экскурсии настояла Ксения. Как и многие мои друзья, состарившись, пройдя извилистыми дорогами жизни и задумавшись над её конечным смыслом, она стала христианкой. А найдя Христа, она должна была проследовать по его стопам, а все стопы в его короткой тридцатитрёхлетней жизни пересекали Святую Землю.

– Господа! – кричал наш экскурсовод, молодой парень по имени Витя. – Мы с вами проедем сейчас по шоссе номер два Тель-Авив – Хайфа и свернём на шоссе, ведущее к старинному городу Назарет, где Иисус Христос провёл своё детство. Там мы увидим гигантский храм, построенный христианами всего мира на том месте, где, по преданию, стояла Его колыбель... Затем мы отправимся к озеру Кинерет, которое в древности называлось Генисаретским, где Христос рыбачил и где Он совершал свои легендарные чудеса...

Всё, что обещал нам Витя, сбылось – и мы увидели все места, где запечатлелось имя Сына Божьего.

В Иерусалиме мы с Ксенией стояли у входа в Церковь Святого Захоронения на горе Голгофа, и Ксения, глядя на густую, медленно движущуюся реку паломников, тихо говорила:

– Валя, ты слышишь этот непрерывный шорох? Слышишь это трение сандалий паломников о ступени, по которым брёл Иисус с крестом на плече?.. Посмотри на лица этих людей. В них сияет – одухотворённость, Валя! Одухотворённость, то есть – творение духа!.. Помнишь, мы были с тобой на концерте Высоцкого в Ленинграде? Вот такая же одухотворённсть была на лицах слушателей, когда он пел:

 

В синем небе, колокольнями проколотом, –
Медный колокол, медный колокол –
То ль возрадовался, то ли осерчал...
Купола в России кроют чистым золотом,
Чтобы чаще Господь замечал…

 

Я взглянул на неё сбоку в изумлении. Такой я не знал её никогда! Я помнил её собранной, сжатой, как стальная пружина, рвущейся от одной победы к другой, от одной золотой медали к следующей... В её прежней жизни не было шорохов сандалий бредущих паломников. Единственные шорохи, которые она тогда признавала, были победные скрипы коньков о лёд и шелест пересчитываемых купюр.

– Вот подумай, Валюша, – продолжала она, – ведь у всех этих людей в голове сейчас одни только чистые мысли, а в сердцах их нет ни вражды, ни зависти, ни злобы... Как было бы прекрасно, если бы все люди на свете были такими – и не было б тогда на земле ни голода, ни войн, ни террора...

Впрочем, о терроре нам напомнил наш экскурсовод Витя. Вскоре после выезда на хайфское шоссе он остановил автобус у каменного памятника, усыпанного цветами.

– Вот здесь, – сказал он тихо, – 11 марта 1978 года арабские террористы, высадившись на берег из лодок, вышли на это шоссе, захватили автобус и убили 48 человек, включая 13 детей. Вечная им память!..

 

...Но ничто более за время нашей экскурсии не напомнило нам о терроре.

После Иерусалима мы спустились к Мёртвому морю и покатили вдоль его западного берега на юг, мимо роскошных отелей и лечебниц. У отеля «Мориа» автобус остановился; мы вылезли, быстренько переоделись и забрались в плотную горько-солёную воду, восторгаясь, что в ней можно лежать, не двигаясь, и всё же не тонуть.

Приняли душ, забрались в автобус и поехали дальше на юг, к небольшому городку Сдом, который в древности звался громким именем Содом и на который Бог обрушил серу и огонь и испепелил его дотла, вместе с городом Гоморра.

– Но, господа, – провозгласил экскурсовод Витя, – вы, наверное, помните, что Господь запретил жителям Содома смотреть на это Божье наказание, и когда жена некоего Лота, жителя Содома, покидая горящий город, обернулась и взглянула на этот земной ад, Бог в наказание обратил её в соляной столп... Посмотрите, господа, влево – видите эту скалу на берегу, напоминающую женскую фигуру? По преданию, это и есть статуя жены Лота...

 

 

4

 

Итальянский карабиньере вывел Ариэля из тюремных глубин, усадил его на стул и стал рядом. Шошана бросилась к брату, но полицейский преградил ей путь, схватив её за руку.

Израильский консул сказал:

– Шошана, успокойся. Сейчас придёт начальник тюрьмы, и Ариэль будет немедленно отпущен.

И действительно, процедура освобождения Ариэля заняла не более двадцати минут.

Консул зачитал вслух по-английски постановление израильского правительства предоставить, из гуманитарных соображений, израильское гражданство господину Ариэлю Менгиста, гражданину Эритреи. Затем он представил трёх свидетелей (меня, Ксению и Шошану), которые, по итальянскому закону, должны будут подписать постановление об освобождении.

Начальник тюрьмы Уччардоне в ответ прочитал по-итальянски постановление освободить немедленно из-под стражи господина Ариэля Менгиста, гражданина Эритреи, обвинявшегося в незаконном пересечении границы Италии и незаконно проживавшего в стране в течение года.

 

...Мы сидели вчетвером в ресторане на «Виа Аммираглио Риццо» и ели равиоли с великолепным сицилийским томатным соусом. Ели и смеялись, вспоминая хождения Шошаны, знаменитой израильской чемпионки, по кабинетам министерств, в попытках добиться заветного гражданства для Ариэля, несчастного беглеца из нищей полудикой Африки, сидевшего в четырёх тюрьмах – в Израиле, Англии, Франции и Италии – в течение его короткой жизни.

– Я возьму Ариэля с собой, – решительно говорила Шошана. – Он кончит школу охранников, получит диплом и оружие и станет телохранителем спортсменов на международных соревнованиях. Нас всегда охраняют от гадов-террористов.

Она взглянула через стол на нас с Ксенией, улыбнулась и вдруг сказала:

– Папа, ты её любишь?

Я взглянул на Ксению и кивнул.

– Счастливцы! – вздохнула Шошана. – Может быть, и меня кто-нибудь вот так же полюбит...

– Тебя любят миллионы! – запротестовала Ксения.

Я разлил по бокалам кьянти, и мы выпили за будущую счастливую судьбу Ариэля, за будущую любовь Шошаны и за нашу с Ксенией любовь.

 

 

5

 

Шошана с Ариэлем улетели в Турин, где через три дня должен был начаться открытый чемпионат Италии, а мы с Ксюшей вернулись в Москву.

Ещё в нашей далёкой молодости я смеялся над тем, как она ставила свою подпись. Вместо обычной подписи, где основное место занимала бы фамилия, она косо писала своё имя – Ксения, – а для фамилии Пономарёва оставляла только завитушку, смутно напоминавшую букву «П».

Вот и сейчас, наклонившись над столом директора Дворца бракосочетания, она вывела на нашем свидетельстве свою косую подпись Ксения и победно взглянула на меня.

Я улыбнулся в ответ, расписался, нежно поцеловал её в ямку на щеке и поднял бокал с шампанским.

 

...Как и было решено нами заранее, мы поселились на Ксениной даче в Малаховке. Стены дачи были почти сплошь стеклянными, и мы звали её «нашим хрустальным домом». Дом этот стоял на горке за берёзовой рощей, спускавшейся круто к новому катку «Динамо». По другую сторону катка высились мощные ели.

Почти каждый вечер мы с Ксюшей спускались к катку, надевали наши «канадки» и выезжали на лёд. Нас узнавали; нам аплодировали. Включали музыку, под которую мы когда-то завоевали первенство СССР:

 

Не слышны в саду даже шорохи.
Всё здесь замерло до утра.
Если б знали вы, как мне дороги
Подмосковные вечера!
Ах, если б знали вы, как мне дороги
Подмосковные вечера!..

 

Если есть на свете полное безраздельное счастье, то оно было у нас – в наших прикосновениях, в Ксенином смехе, в двух глубоких ямочках на её щеках...

Когда она уже спала, я лежал, забросив руки за голову, и вспоминал юную тоненькую Ксению, лежащую на моих поднятых руках, когда мы завершали круг почёта победителей на катке в Лужниках.

Я смотрел, повернувшись, на лицо спящей Ксюши.

И шептал:

 

Не сравнил бы я любую с тобой,
Хоть казни меня, расстреливай,
Посмотри, как я любуюсь тобой,
Как Мадонной Рафаэлевой... 

Дом хрустальный на горе – для неё,
Сам, как пёс бы, так и рос – в цепи.
Родники мои серебряные,
Золотые мои россыпи!.. 

Родники мои серебряные,
Золотые мои россыпи!..

 

 

6

 

Болезни обрушились на нас, когда нам стукнуло семьдесят пять.

Сначала распухло моё левое колено. Потом почти полностью отказали обе Ксенины ноги. В них обнаружился недостаток кальция, который привёл к сильнейшему истончению костей.

– Валя, – жаловалась Ксюша, – почему Господь поразил именно наши ноги, то есть, то, на чём мы с тобой неслись по льду всю нашу жизнь? Зачем? Какой в этом смысл?

Мы побывали с ней на многих европейских курортах, обкладывали ноги грязями, мочили их в сероводородных ваннах, – но ничто не помогало.

И тут нашему лечащему врачу пришла в голову идея попробовать соли израильского Мёртвого моря...

 

 

*   *   *

 

...Я уехал автобусом в Иерусалим на сеанс рентгеновского просвечивания моего колена, оставив Ксению на попечение Ариэля.

Шошана, улетая на очередной чемпионат куда-то в Азию, наказала Ариэлю ухаживать за нами, катать Ксению в её коляске по набережной, выносить её на руках в море и отвозить её в нашу гостиницу «Мориа» на отдых.

Я переодевался после сеанса, когда в комнату заглянула медсестра и сказала моему врачу:

– Давид, на Мёртвом море теракт! Убито восемь человек...

– Где?! – закричал я придушенным голосом.

– В гостинице «Мориа»...

 

...Я стоял по колено в воде Мёртвого моря и смотрел сквозь пелену слёз на следы убийств. Кровь застреленной Ксении проникла внутрь моря и обволокла соляные кристаллы вблизи поверхности – и кристаллы эти казались рубиновыми, и переливались на солнце странным зловещим блеском.

Вот здесь она и встретила свою смерть, моя без вины виноватая Ксения. Здесь её призвал к себе Христос...

 

...Ариэль лежал в больничной палате с перевязанной до бедра ногой и, вытирая слёзы, тихо рассказывал мне о смерти Ксении:

– Террорист вышел из моря в открытую, не маскируясь. Как он оказался в море, я не знаю – и никто пока что не знает. Может быть, он пробрался из Иордании, а может, приехал на автобусе из Иерусалима. Я лежал на берегу, а Ксения была в воде. Этот гад заорал что-то по-арабски, захохотал и открыл огонь – по тем, кто был в море, и по тем, кто лежал на берегу... Я выхватил свой Глок и уложил его первым же выстрелом... Но Ксению спасти было нельзя – пуля прошла через её сердце...

 

 

7

 

...Когда совсем стемнело, я с трудом встал и вышел на балкон.

Полная луна висела над Мёртвым морем, и жёлтая дорожка стелилась по тёмной поверхности воды, уходя на юг, к Сдому. Я опёрся о перила и окинул отрешённым взглядом обширное водное пространство передо мной, скалистые холмы иорданского берега напротив и Иудейские горы слева и справа.

«Почему ты, Мёртвое море, отняло у меня мою Ксению?» – шептал я и безудержно плакал, и слова застревали у меня в горле, и слёзы текли по моему лицу.

Перед моими глазами стояло иссиня-жёлтое лицо моей Ксюши, которое показали мне в морге. Я не мог больше смотреть на Мёртвое море, на это насыщенное горькой солью пространство, и я закрыл глаза, и опустился в кресло, и погрузился в забытьё... Но едва только полудремотное забвение охватило меня, как я внезапно услышал тихий голос.

– Валя! – шептал мне голос. – Открой глаза, Валя... Это я, Ксения...

Ксения?!

Не веря себе, я разлепил опухшие от слёз веки и бросил взгляд вниз. В яркой жёлтой лунной дорожке посреди моря сидела в коляске моя Ксюша, и махала мне рукой, и звала меня.

Почему её коляска не тонет? – удивился я и тут же вспомнил, что в этом море утонуть нельзя.

Как же мне добраться до неё? – лихорадочно соображал я, и сердце у меня бешено колотилось, и мысли больно бились о череп. И Ксения, как бы угадав мои страдания, вдруг звонко крикнула в нетерпении:

– Валя, ну беги же!

Как же я побегу? – думал я в панике. – Ведь колено у меня распухшее, и врачи предписали мне двигаться с осторожностью.

– Плюнь на врачей, Валя! – крикнула Ксения и расхохоталась. – Ты ведь мужчина, Валя!

И я повернулся, и побежал на негнущихся ногах вниз по лестнице, а в голове у меня билась одна мысль: сейчас, через минуту, я увижу её – живую! Это ложь, что её застрелили! Это чудовищная ложь!..

Я выбежал из гостиницы и ринулся на пляж. Пробежал полосу песка и ступил в воду. Я помнил, что в этом море нельзя утонуть, но я не ожидал, что по нему можно идти. Но вот я шёл по нему, задыхаясь от мысли, что я приближаюсь к живой Ксюше, и что я вот-вот коснусь её, и увижу её смеющееся лицо и две глубокие ямочки на её щеках...

Но что это? Не успел я дойти до неё, как она встала и выпрямилась. Ударила ногой по коляске, и та, вращаясь, полетела по поверхности воды на юг, к Сдому, и исчезла. А Ксения, твёрдо ступая, приблизилась ко мне, и обняла меня, и расцеловала.

– Где твои коньки, Валя? – спросила она, сладко дыша мне в лицо.

Коньки?! При чём тут коньки?!

Она рассмеялась.

– Посмотри вниз, Валя, – промолвила она. – Какой же ты глупый! Посмотри внимательно. Видишь? – ведь под нами каток!

И она топнула ногой, и я услышал твёрдый звук удара каблука о лёд.

Я в растерянности огляделся. Не Мёртвое море окружало нас, а огромный сверкающий в лунном сиянии каток, подобного которому я не видел ни разу за всю свою жизнь!

– Валюша, помоги мне зашнуровать, – попросила Ксения, и я вдруг увидел, что она стоит на тех старых «канадках», что я подарил ей пятьдесят пять лет тому назад, на день её двадцатилетия.

Я опустился на колени и дрожащими руками зашнуровал сначала её ботинки, а потом ботинки с коньками, каким-то чудом оказавшиеся на моих ногах.

Я выпрямился и взял её руки в свои, как делал это тысячи раз, когда нам было восемнадцать, и двадцать, и двадцать пять. И мы стояли, не двигаясь, чувствуя, как молодые силы возвращаются к нам, как тела наши наливаются горячим соком юности, как ноги наши твердеют, а от болячек наших не осталось и следа.

Тихо зазвучала музыка, и мы с Ксенией медленно двинулись на юг по залитому лунным светом катку Мёртвого моря.

– Ксюша, ты слышишь?– сказал я и засмеялся в приступе невыразимого счастья. – Ведь это наша песня! Помнишь, мы выступали с ней в Москве пятьдесят лет тому назад?

 

Речка движется и не движется,
Вся из лунного серебра.
Песня слышится – и не слышится
В эти тихие вечера.
Ах, песня слышится – и не слышится
В эти тихие вечера.

 

И мы, взявшись за руки, полетели по гладкому льду.

Внезапно Ксения оторвалась от меня и помчалась к иорданскому берегу.

– Валя, – кричала она, оглянувшись, – смотри: наши берёзы!

Она понеслась вдоль иорданского берега, и там, где она проносилась, возникали на берегу высокие белоствольные берёзы – точь-в-точь как вдоль нашего катка в далёкой Малаховке.

Я стоял и смотрел в растерянности, как Ксения, сделав круг, оказалась у израильского берега. И опять повторилось чудо – она летела вдоль берега, и там, где она проносилась, вставали стеною мощные подмосковные ели.

Она вернулась ко мне, и мы опять взялись за руки, и опять, набирая скорость, помчались на юг.

– Валя, – кричала Ксения, – смотри: вон там впереди – видишь? – соляная статуя жены Лота!

А бередящая душу музыка звучала всё громче, и мне хотелось плакать от разрывавшего сердце счастья.

Мы приблизились к статуе жены Лота и остановились. И вдруг я почувствовал, как тёплые мягкие ладони Ксении, лежащие в моих ладонях, стали холодеть, твердеть – и вот уже выскользнули из моих рук. Она отъехала от меня на несколько шагов и остановилась.

– Куда ты? – сказал я. – Ксюша, вернись!

– Валя, – крикнула она, – прощай, дорогой! Прощай, любимый!..

Она повернулась и, взмахнув рукой, помчалась к соляной статуе, стоящей на берегу. Я в ужасе, держась за сердце, смотрел, как она, внезапно взлетев, врезалась в статую – и растворилась в ней!..

Я чувствовал, что меня не держат мои ноги, вдруг вновь ставшие старческими. Я уже готов был опуститься на лёд, но в это мгновение откуда-то появилась коляска, отброшенная Ксенией, и я тяжело опустился в неё, и стал медленно вращать колёса, приближаясь к соляному столпу.

Как странно, думал я отрешённо, как это неправдоподобно, что вместо статуи библейской жены Лота, здесь, у Мёртвого моря, будет стоять статуя моей жены, дочери Христа Ксении, – памятник всем несчастным на белом свете, гибнущим ежедневно ни за что.

Я видел смутно, сквозь толщу соли и льда, лицо Ксюши и даже – показалось мне – две глубокие ямочки на её щеках. Вновь полились потоком мои слёзы, и я, не успевая отирать их, заскользил медленно взглядом по статуе – по телу моей Ксении, которого я уже не коснусь никогда.

А песня продолжала звучать:

 

А рассвет уже всё заметнее,
Так, пожалуйста, будь добра –
Не забудь и ты эти летние
Подмосковные вечера.
Ах, не забудь и ты эти летние
Подмосковные вечера...

 

В самом низу памятника что-то ослепительно сверкало. Я подъехал ближе и сквозь завесу слёз вгляделся в этот блеск.

Выложенная ледяными плитками, по подножью монумента косо бежала знакомая мне подпись – КСЕНИЯ.

 

 

 

(в начало)

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за июль 2015 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт продавца»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите каждое произведение июля 2015 г. отдельным файлом в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.