«Мне в детстве домом был подвал,
Где сырость, мрак и паутина.
Но как-то случай мне послал
В подарок лампу Аладдина.
Я замерзал, лежал без сил,
Но гнёт лишений был не страшен,
Когда я в мыслях возводил
Дворцы с рядами стройных башен...»
Д. Р. Лоуэлл. «Аладдин»
(Перевод с английского А. Васина)
1
– «...и вот после ужина Аладдин ушёл в свою каморку, и закрыл дверь, и достал свою Волшебную лампу, и потёр её, и тут же прямо из воздуха появился джинн и сказал: «Проси всё, что только ты захочешь, ибо я твой раб, и я раб твоей Волшебной лампы. И нет на свете ничего, что я не мог бы сделать для тебя, мой господин...»
Я перестал читать и взглянул на Женечку.
К моему удивлению, она зевала. Не в открытую, не вызывающе, не шумно, – скорее, подавляя невольный зевок
Я почувствовал лёгкое раздражение. Неужели прекрасная сказка об Аладдине и его Волшебной лампе настолько не представляет никакого интереса для семилетней девочки, что даже заставляет её зевать?
– Тебе что, – спросил я, – неинтересно?
– Да, – подтвердила она, – неинтересно. Может, если б ты читал по-английски, а не по-русски, то мне было бы интереснее.
– Женя, – сказал я, – мы же договорились с тобой: хоть мы и живём в Америке, но ты не должна забывать русский язык.
– Я знаю, я знаю. Но всё равно эта сказка скучная – хоть по-русски, хоть по-английски.
Скучная?! «Тысяча и одна ночь» скучная?! Сказки об Аладдине, о Волшебной лампе, о злонамеренных Джиннах, о Летающих коврах, о глупых Султанах и жестоких Визирах! – неужели всё это скучно?!
– Дед, – сказала Женечка, явно пытаясь смягчить удар, – ты что – не понимаешь, что это всё враньё?
– Что значит – враньё? – возразил я. – Почти каждая книжка – враньё. Помнишь, мы говорили об этом недавно? Вот подумай. Ведь никогда не было на самом деле никаких приключений Тома Сойера; и Гек Финн никогда не плыл по Миссисипи с верным Джимом; и не было на свете трёх мушкетёров; и дети капитана Гранта были выдуманы Жюль Верном, и так далее – верно?
– Верно, – согласилась она, – но то, что они делали, было как будто на самом деле. Гек и Джим плыли на настоящем плоту, а не летели на дурацком ковре-самолёте...
– Да, но три мушкетёра... – попытался я возразить, но Женя не дала мне раскрыть рот:
– У трёх мушкетёров были настоящие шпаги, а не выдуманные волшебные лампы. И пираты в «Острове Сокровищ»...
– Я считаю, что пираты были немного ненастоящие, – перебил я её в тщетной попытке восстановить мир и гармонию.
– Нет, настоящие, настоящие, настоящие! – Она была настолько возбуждена, что почти кричала. – Как ты не можешь этого понять, дед?! Это так просто!
Я почувствовал себя побеждённым. Неужели я совершил ошибку два года тому назад, когда я начал читать ей «Приключения Тома Сойера» и «Остров Сокровищ» вместо приключений Аладдина и путешествий Синдбада-Морехода?
Да, это, конечно, было моей ошибкой.
И из-за этого проклятого недосмотра ребёнок вырастет, не ощущая магического прикосновения ненастоящих, но таких прекрасных сказок...
* * *
Уже было два часа пополуночи, но сон ускользал от меня. Я ворочался с боку на бок, напряжённо раздумывая, что же я должен предпринять, чтобы заставить упрямую Женю поверить, что герои «Тысячи и одной ночи» такие же «настоящие», как и тройка бесстрашных французских мушкетёров или пятеро отважных американцев из «Таинственного острова».
Что-то я должен сделать! – но что?..
Мне внезапно вспомнилась полузабытая история из эпопеи моих упорных усилий приучить к чтению дочь Юлю – будущую Женечкину маму, – когда ей было одиннадцать. Она читала тогда роман Ирвина Шоу «Молодые львы» – растрёпанный затасканный том, со страницами, носившими расплывшиеся следы то ли кофе, то ли чая. Но, несмотря на эту засохшую грязь, книгу можно было бы прочесть без труда, если б не одно обстоятельство – в книге отсутствовали пять последних страниц. А ведь кульминация и страшная развязка этого романа содержалась именно в этих пяти страницах!
Я со страхом наблюдал, как Юля неумолимо приближалась к концу книги, и ломал голову над тем, как мне добыть неповреждённый экземпляр романа.
Я обзвонил всех своих приятелей и знакомых в Вильнюсе, где мы тогда жили; я побывал в трёх или четырёх библиотеках; я даже съездил на барахолку, где в книжных рядах попадались иногда нужные мне книги. Все мои усилия были тщетными – «Молодых львов» нигде не было...
И тогда отчаянная мысль пришла мне в голову – написать самому по памяти эти пять судьбоносных страниц!
Я раскрыл тетрадь и, подражая стилю Ирвина Шоу, с увлечением воспроизвёл – уж не знаю, насколько успешно – последние сцены романа:
...Май 1945 года. Лес около концлагеря, освобождённого американскими войсками от фашистов...
Немец, охранник в лагере смерти, в порыве неутолённой ненависти убивает в лесу американского солдата...
Друг этого солдата гонится за убийцей и, почти погибнув в погоне, настигает его, раненного разрывом гранаты...
Безоружный окровавленный фашист лежит на спине и смотрит в лицо американцу. И хрипло произносит голосом, полным ненависти: «Добро пожаловать в Германию»...
И американец нажимает на курок автомата...
...Я вложил исписанные мною тетрадные страницы в самый конец книги и вздохнул с облегчением. Теперь Юля дочитает роман без препятствий!
Вот такой необычный приём я употребил когда-то в трудной ситуации с дочерью, увлечённо читавшей отличную книгу, где недоставало нескольких страниц, и нечто подобное я должен проделать сейчас с внучкой, решительно отвергающей прекрасную сказку!
Раз она не верит в «реальность» сказки, я заставлю её поверить! – я познакомлю её с «настоящим» Аладдином! На подготовку «знакомства» у меня уйдёт дня два-три, а там посмотрим, что из этого получится...
2
Через три дня, возвращаясь с работы, я свернул к нашему дому – и увидел Женечку, стоящую на пороге. Она побежала к машине, размахивая рукой, в которой был зажат какой-то конверт, и крича:
– Дед, дед! Я получила письмо!
– Письмо? – спросил я, искусно изображая недоумение. – Что за письмо?
– Ты видишь обратный адрес? Письмо из Мекки! Это в Саудовской Аравии! И ты знаешь, кто написал его?
– Кто?
– Аладдин!! – воскликнула она. – Но я не понимаю, дед, – он что, ещё живой?
– Получается, что он ещё не умер, – сказал я и взглянул на неё. Она не могла стоять на месте; она подпрыгивала, дёргала меня за рукав и совала мне в руки конверт.
– Читай, – почти приказала она.
– А почему ты не можешь прочесть?
– Потому что тут всё написано по-русски. Аладдин что – знает русский?
– Может, у него есть дед, как у тебя, с которым он учит русский язык, – сказал я.
Тут Женя вдруг перешла с английского на русский и произнесла с сильным американским акцентом:
– Дед, не тяни резину – читай!
– Молодец! – похвалил я. – Запомнила полезную фразу.
И я развернул письмо:
«Бисмаллах ар-Рахман ар-Рахим!
Дорогая Женя, меня зовут Аладдин. Мне известно, что ты читаешь сейчас «Тысячу и одну ночь», и, таким образом, ты знаешь меня. У меня не было времени для длинного письма, и я буду краток. Два дня тому назад я вылетел из священного города Мекка на ковре-самолёте, надеясь приземлиться в твоём замечательном штате Нью-Джерси – да будет Аллах благосклонен к нему! – и вручить тебе мой особый подарок. К несчастью, злые джинны гонятся за мной и делают всё возможное, чтобы помешать мне. Поэтому я решил спрятать подарок в центральном парке Принстона, под одним из трёх больших круглых камней, на глубине 5 дюймов, на расстоянии 150-ти футов в западном направлении от третьей скамейки у главного входа.
Слава Аллаху!
Аладдин.»
– Не очень понятно, – сказал я. – Но у него неплохой русский язык. Тебе надо научиться писать, как пишет он.
– Дед, – сказала Женечка решительно, – завтра суббота. Давай поедем утром в парк и найдём мой подарок.
3
Едва я успел остановить машину в парке, как Женечка выскочила из неё, держа письмо Аладдина в одной руке и лопатку в другой. Через минуту она уже стояла рядом со скамьёй, крича:
– Дед, это третья скамейка от входа! Где тут запад?
Придя к соглашению, что мой средний шаг равен двум футам, мы двинулись в западном направлении, громко отсчитывая шаги, и вскоре обнаружили три больших камня.
Мы откатили первый камень и начали копать.
Мы не обнаружили ничего.
Тогда мы принялись за второй камень.
Опять ничего!
– Может, подарок будет под третьим камнем, – прошептала Женечка. Она еле сдерживала слёзы.
– Будем надеяться, – бодро произнёс я, и мы начали третью попытку отыскать таинственный подарок Аладдина.
Вдруг Женечка закричала:
– Дед, тут что-то есть! Смотри, это какой-то стакан! – И она вытащила из грязи пластиковый стаканчик, и трясущимися руками сняла крышку.
Увы, в стакане не было никакого подарка, а был вместо этого конверт с письмом.
– Где же подарок? – тихо сказала Женечка. – Кому нужен этот конверт?
Я вынул из конверта лист бумаги и прочитал:
«Бисмаллах ар-Рахман ар-Рахим!
Дорогая Женя, я прошу прощения, что я не смог спрятать подарок в парке Принстона, так как злые джинны преследуют меня. Они даже смогли оторвать кусок от моего ковра-самолёта, и я не уверен, что смогу приземлиться в священном городе Мекка – да будет простёрто благословение Аллаха над ним! Я, однако, решил пробраться под мост около Нью-Брансвика, где реку Раритан пересекает дорога номер 18. Там, на северной стороне, я оставлю подарок в маленькой пещере под настилом моста и завалю пещеру камнем, на котором я напишу своё имя.
Слава Аллаху!
Аладдин.»
* * *
...Мы выбрались на шоссе и двинулись к Нью-Брансвику.
Женечка тихо сидела в машине рядом со мной, держа в руках грязный пластиковый стакан с письмом. Вдруг она сказала:
– Дед, смотри, тут на стакане есть надпись: «Пейте кофе в Макдоналдсе». Значит, Аладдин пьёт кофе в «Макдоналдсе», – так, что ли? Мама говорит, что оно ужасное. Как ты думаешь, есть «Макдоналдс» в Мекке?
О господи! Как я мог быть таким идиотом, чтобы употребить стакан от «Макдоналдса» вместо какого-нибудь нейтрального стаканчика без надписи!
– Наверное, есть, – сказал я. – «Макдоналдс» есть в каждой стране. – Я поспешил изменить тему разговора. – Ты голодна? Мы можем перекусить в «Макдоналдсе».
– Нет, – решительно сказала она. – Давай сначала найдём подарок Аладдина.
* * *
...Под мостом было темно и сыро. Холодные брызги долетали до нас, пока мы с Женей осторожно брели под настилом моста по узенькой бетонной дорожке, почти нависающей над речным потоком. Держась за руки и прижимаясь к стенке, вымокшие и уставшие, мы добрались до северной оконечности моста и остановились напротив гладкого булыжника, на котором красной краской было выведено имя – Аладдин. Я выбросил булыжник в реку, приподнял Женю и сказал:
– Ну сейчас, конечно, ты увидишь подарок Аладдина!
Женечка сунула руку в отверстие, но вынула оттуда вовсе не подарок, а кусок картона, на котором была написана по-английски очередная инструкция, куда нам надо ехать, чтобы получить наконец заветный подарок, потому что несчастный Аладдин всё ещё спасается от преследования кошмарных джиннов.
Женя стояла, держа в руках картон и едва не плача, когда вдруг под мост влетела с гортанным криком чайка и пронеслась мимо нас, почти задев Женечку своим крылом.
– Дед, – прошептала Женя, схватившись за мой рукав, – я боюсь! Это, наверное, не чайка, а джинн, который ищет Аладдина, – как ты думаешь?
– Нет, Женечка. Джинны – они как люди, только в два-три раза выше... Прочитай, что там написано на картоне.
При свете моего фонарика Женя прочитала, что Аладдин спрячет подарок в большом дупле высокого дуба, что растёт во дворе центральной библиотеки городка Вестфилд, недалеко от нашего дома. Этот дуб стоит позади библиотеки, как раз напротив второго окна...
* * *
По дороге в Вестфилд Женя сказала с сомнением:
– Listen, Grandpa – maybe this Aladdin is just a liar? Like Baron Munchausen… («Послушай, дед – может, этот Аладдин просто врун? Ну как барон Мюнхаузен...»).
– Нет, – говорю, – не думаю. Какой ему смысл врать? Видно, он тебя любит. Вот как я люблю тебя.
Она покачала головой.
– Ты, – говорит, – не в счёт; ты – родственник, а я для Аладдина чужая. – Она повернулась ко мне и сказала с нажимом, подняв указательный палец кверху: – А чужих девочек и даже взрослых женщин любят за красоту! Вот как, например, Том Сойер любил Бекки...
– Ты очень красивая, Женечка, – возразил я.
Она махнула рукой и засмеялась.
– Какая там красивая?.. Я утром чистила зубы и посмотрела на себя в зеркало – курносый нос, на нём проклятые веснушки и больше ничего...
– Тебе очень идут веснушки.
– Ты не шутишь, дед? На самом деле?
– Честное слово!
Она боком прислонилась ко мне и пробормотала:
– Дед, если б ты только знал, как я тебя люблю!..
Я услышал это внезапное признание в любви – и какая-то невидимая рука вдруг сжала моё сердце! Оно на мгновение остановилось, а потом вновь забилось с удвоенной силой, преисполненное неизбывной нежностью к этому крохотному существу, к этой семилетней девочке, доверчиво положившей свою голову мне на локоть и произносящей вечные слова любви одного человека к другому.
Так чего же стоят все любовные признания на свете, все слова любви, звучащие с экрана и театральной сцены, услышанные и сказанные мною за всю мою прожитую жизнь по сравнению с этими простыми словами нежности, произнесёнными моей Женечкой!?
«Grandpa, if only you knew how much I love you!..»
* * *
Дупло старого дуба около вестфилдской библиотеки было расположено приблизительно на шестифутовой высоте. Стоя на моих плечах, Женечка засунула руку внутрь и начала там копаться.
– Дед, – закричала она, – тут что-то есть! Я достала! Я достала! Боже мой!
Она почти влезла плечами в дупло и вытащила оттуда что-то вроде небольшого ящика.
– Что это? – спросил я, стараясь изобразить искреннее волнение.
– Не знаю. Тут прилеплена какая-то записка по-английски.
Я осторожно опустил Женечку на землю, взял ящик в руки и открыл его.
– Здесь что-то вроде старой керосиновой лампы, – сказал я. – Прочитай записку, Женя.
Еле слышным голосом она прочитала:
«Женя, не открывай крышку этой Волшебной лампы, пока ты не потёрла её двумя руками со всех сторон в течение полной минуты. Потом сними крышку, и да благословит тебя всемогущий Аллах!»
– Ну, Женя, бери Волшебную лампу, – сказал я.
Вы должны были бы видеть мою Женечку в эти мгновения! Она села на траву, вытерла грязные руки о джинсы, взглянула на меня и начала медленно тереть побитую поверхность старой медной лампы. Она прикусила нижнюю губу и полузакрыла глаза. Её грязные ладошки дрожали.
– Хватит, – сказал я через минуту. – А теперь открой её.
– Я не могу, – прошептала она. – У меня руки трясутся.
Я взял лампу и открыл крышку.
– Что там внутри, Женечка?
Она сунула руку в лампу и извлекла оттуда маленький замшевый футляр с настоящими – не игрушечными! – наручными часиками.
4
На обратном пути она не произнесла ни слова. Волшебная Лампа и замшевый футляр – подарки таинственного Аладдина – лежали у неё на коленях, и она нежно гладила их.
В конце концов, после пятнадцати минут молчания, она повернулась ко мне и тихо промолвила:
– Дед, скажи мне – почему?
– Что почему, Женечка?
– Почему изо всех детей на свете Аладдин выбрал меня?
Я подавил желание сказать: «Потому что ты единственный семилетний ребёнок, который не верит в сказки». Но я, конечно, не сказал этого.
– Аладдин выбрал тебя, Женя, – сказал я, превозмогая внезапно выступившие слёзы, – потому что ты самая лучшая изо всех детей.
Она смотрела на меня с выражением сомнения и гордости на лице.
– Правда? – сказала она.
– Чистая правда! – подтвердил я.
* * *
«...Теперь богатый я вполне,
Но даже лампы всей вселенной
Не стоят той, что в детстве мне
Дарила свет свой драгоценный.
Пусть вновь придёт в мой дом нужда.
Ну что мне в ней, когда погашен
Тот свет и скрылись без следа
Дворцы с рядами стройных башен!»
Д. Р. Лоуэлл. «Аладдин»
(Перевод с английского А. Васина).
* * *
Авторское послесловие:
В этом рассказе очень мало художественной выдумки. История эта случилась со мной и моей внучкой двенадцать лет тому назад, когда мы жили в Принстоне (штат Нью-Джерси). Женя – или, на американский лад, Jenny – учится сейчас в Калифорнийском университете, на факультете славянских языков.
У неё нет и тени сомнения, что за всё её детство у неё не было более памятного события, чем история с таинственным Аладдином и его Волшебной Лампой.
(в начало)
Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за октябрь 2017 года в полном объёме за 197 руб.: Вы получите доступ к каждому произведению октября 2017 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.
