Старая дура

Брест проехали ночью. В этот раз всё прошло гладко, и Анна, 68-летняя полная женщина, в прошлом учительница младших классов, облегчённо вздохнула. Уже десять лет она ездила два раза в год на поезде из Магдебурга в Москву и обратно (в Москве жили сын и двое внуков), и все проблемы возникали именно здесь. То белорусский пограничник, сочувственно вздыхая, скажет, что печать нечёткая и нужно вернуться, чтобы в посольстве в Берлине поставить новую. То польский – на ломаном русском, отводя глаза в сторону, попросит выйти из поезда, так как... нет польский виза». Анна знала точно, что всё это чушь, высосано из пальца, и что так называемые проблемы решаются при помощи десяти-двадцати евро, но всё равно действовало на нервы... Теперь, когда всё, наконец, позади, можно было спокойно поспать. Но заснуть не удавалось. Снова и снова вспоминался разговор с молодой симпатичной женщиной лет тридцати, которая лежала на верхней полке и, скорее всего, уже спала. Чем больше думала Анна об этом разговоре, тем больше становилось ей неприятно и обидно. Бестолковый разговор у них получился. Ужасно бестолковый...

В дороге знакомятся быстро, и женщина, её звали Светлана, почти сразу, ещё когда ехали по Германии, рассказала Анне свою историю. Познакомилась по Интернету с немцем со странным именем Цорен. Приехала, пожила в его квартире две недели и сейчас возвращалась домой со смешанными чувствами:

– Не знаю, как быть. Может, вы посоветуете, – рассказывала она, беспокойно потирая руки. Голос у Светланы низкий, хрипловатый. Возможно, от того, что много курит. – С одной стороны, Цорен нормальный мужик. Абсолютно нормальный. Работает официантом в большом ресторане. Хороший ресторан. Солидные посетители. Как Цорен говорит: «Чаевые больше зарплаты». Короче, живёт в достатке: дом, машина. Во всяком случае, если сравнивать с нашей житухой. Точнее, с моей. Вы знаете, сейчас в России тоже по-разному живут. Да и Берлин понравился. Классный город. Я сама из Клина. Может, слыхали? Маленький городок недалеко от Москвы. Но не Москва, – Светлана рассмеялась. – Далеко не Москва. Все друг друга знают. Ничего не происходит. В общем, захолустье страшенное. Всю жизнь мечтала переехать в большой город, а тут такой случай. И Цорену, вроде, я пришлась... – Светлана помолчала и уставилась в окно, словно всматриваясь в деревья вдоль дороги, несущиеся навстречу поезду. – Не знаю, как бы вам объяснить. Он мне уже предложение сделал, и я согласилась. Но нет уверенности, что правильно поступила. Вроде, всё так – да не так. То, что он старше на пятнадцать лет – не так уж страшно. Хотя, честно скажу, какого-то чувства к нему у меня нет. Наверно, можно заставить себя многое сделать, но полюбить – вряд ли. Вроде, мужик нормальный. Не пьёт, не курит. Придётся, наверно, и мне бросить. Но, как Вам сказать... Всё у него на местах. Всё по полочкам разложено: когда вставать, когда ложиться. Вся жизнь по полочкам. Впрочем, что я говорю? Не в этом суть. У меня пятилетний сын от первого брака. Сможет ли Цорен стать ему отцом? Вот что главное. Вот что меня больше всего волнует. Как вы думаете?

И тут непонятно что на Анну нашло. Какое-то затмение. Вместо того чтобы поддержать Светлану, приободрить, стала она нудить. Прописные истины с умным видом высказывать. Словно вспомнила свою учительскую профессию:

– Знаете, Светланочка, Вы всё обдумайте, прежде чем решать. Если любви нет, то всё может обернуться очень даже несимпатично. Надо жениться только по любви. И 15 лет разница – тоже многовато. Так что не торопитесь. Всякое бывает. – И рассказала Анна историю, которую вычитала в газете. Как немецкий супруг плохо относился к российской жене, бил её. А она не решалась развестись, хотела продержаться 4 года. Чтобы получить вид на жительство...

«Зачем я всё это ей сказала? – думала теперь Анна, вздыхая и ворочаясь на полке. – Тем более что всё уже у них решено. – Она вспомнила, какой после её рассказа вид у Светланы был растеряннный и огорчённый. – Она мне от всего сердца. Ей нужна была поддержка. А я? И потом. Расхвасталась, раскудахталась. Объездила всю Европу. Отдыхала в Испании и в Италии. Интересно живу. Зачем всё это было говорить? Тем более, врать». – Анна, действительно, побывала во многих автобусных экскурсиях, но кайфа от этого не получала. Она вообще была домоседка и ездила только потому, что дома одной сидеть было невыносимо. Муж умер от инфаркта три года назад. Да и с невесткой в Москве отношения не сложились. И дальше она получила по заслугам. Светлана ей врезала. Сказала такое, что никто ей никогда не говорил. Особенно расстроилась Анна, потому что много в этих словах было правды:

– Значит нельзя не по любви жениться? Только по большой любви. Как Ромео и Джульетта. Как у вас всё просто получается. Какая вы умная, – говорила Светлана громко и зло, взволнованным голосом, торопясь всё высказать и захлёбываясь в словах. – А если у нас в Клину работы нет и не предвидится? Если живу я в коммуналке, в одной комнате с мамой и ребёнком на мамину пенсию? И свободных мужиков нет. А если есть, то пьяницы или такие же, как я, безработные. Тогда как? Вам хорошо рассуждать, разъезжая по Испаниям и Италиям. Вы одна живёте. Как сыр в масле катаетесь. Нет чтобы помочь сыну внуков поднять. Извините, но эгоистка Вы...

Светало. Анна выглянула в окно. Вдоль дороги навстречу поезду бесконечной вереницей тянулись одетые в утреннюю туманную дымку деревья. Она вспомнила из Окуджавы: «По смоленской дороге леса, леса, леса...» Повернулась на другой бок. Сон не приходил. На душе было тяжело и муторно. «Какая же я дура! – думала Анна. – Старая дура...»