Партия сумасшедших

На чтение потребуется два часа | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

 

 

 

– Не «калаши», не гранаты, а молитва – вот оружие, – продолжал монах Серафим. – Вот нить, на которой держится жизнь, вот нить, которая соединяет с Отцом Небесным. Мы обрели то, к чему неосознанно стремились – радость о Господе. И я скажу вам, Отец слышит нас. А как может не услышать Тот, кто нас создал? Кто автор той благодати, которая, оказывается, есть, и мы ею питаемся, словно молоком? Кто даёт нам этот мир внутренней тишины, духовную сладость внутреннего равновесия, кто, а? Может быть, вы скажете, что мы просто дрянные монахи, которые обкурились травки? Или вы по своей простоте посчитаете нашу жизнь санаторием, где можно валяться на кровати и смотреть в потолок? Я сам иногда готов ущипнуть себя и спросить: Креветка, ты ли это? Ты ли без лекарств и без психозов? Кто тебя перекроил? Кто тебя насыщает этим лучшим, что есть на свете, этим ощущением внутреннего молчания, упокоения души, благости сердечной? Неужели Бог? Воистину так! И Он, оказывается, не просто близко. Он внутри нас! Аминь!

– Господи, как хорошо, как славно! Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе! – голос гномика дрожал и был наполнен ликованием. Он встал и воздел свои детские ручки к небу. – Господи, открой нам глаза, дай нам познать Тебя, истинного, всемогущего! Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе! – гномик тянул распростёртые руки к небу, поднимаясь на цыпочках. Его глаза сияли, лицо светилось. Вокруг гномика что-то горело в воздухе, будто огонь расходился кругами. Монах Серафим видел этот огонь, и сердце его отзывалось радостью, и душа воспаряла туда, куда указывали детские ручки.

– Нет, никакого Бога я не вижу, ну не вижу! – возмутился Прапор и погрозил пальцем гномику.

– Но ведь ты видишь небо, ты видишь свет, ты живёшь! – ответил в удивлении человечек и тоже погрозил пальцем в ответ Прапору. – Разве этого тебе не достаточно, чтобы понять главное: с нами Бог! Разумейте, языцы, и покоряйтеся, яко с нами Бог!

Гномик приблизился к Виктору, поманил к себе пальцем. И когда тот наклонился, сказал вполголоса:

– Каждая овечка будет подвешена за свой хвостик.

– И что дальше? – Виктор с насмешкой смотрел в строгие глаза, и эта строгость казалась ему смешной, как и весь облик коротышки.

Человечек вдруг дал щелбана по лбу Виктора и побежал, подпрыгивая, громко приговаривая:

– Оп-ля, оп-ля, жизнь моя, жизнь моя!

Оглянулся, закружился вокруг себя, как юла, и, кружась, побежал вновь к Виктору, и начал бегать вокруг него, тараторя:

– Не хочешь вразумляться, так вразумление Бог пошлёт! Когда рыла свиные увидишь на крючках!

– Чего-чего?

– Не чево-чево, а без ничево! Через ничево, и за ничево, там, где месиво, там, где плачево, там, где спесиво, безудачливо! Там поплачешься, там поскачешься, и забудешь всё, и восстанешься!

– Подожди, эй!

Но странный человечек был уже далеко. Он сел снова на землю, возле ног паломников, спиной к Виктору.

Виктор пожал плечами. Ему стало не по себе, но идти с расспросами к этому паяцу казалось унизительным.

 

– Найдя Бога, мы обнаружили существование невидимых врагов. И Бог, и враги всегда были и есть рядом с нами. Над этим мы раньше не задумывались, ибо не верили ни в Бога, ни в чёрта, – громко, отчётливо говорил монах Серафим. – У этих врагов, говорят, есть рога, хвосты, копыта. Их присутствие в воздушном пространстве когда-то казалось нам вымыслом. И их вокруг нас, и вокруг вас, между прочим, так много, что остаётся благодарить Удерживающего, что мы до сих пор живы. Мы их не видим, но зато они отлично видят нас. Каждый из нас ощущает на себе тягостное воздействие чуждых немирных помыслов, одолевающих ум и душу с назойливостью мух. Каждый из нас встречается с бесовскими искушениями, приходящими через телесные похоти, через обстоятельства, через тех или иных людей… И только через молитву и напряжение духовных сил, устремлённых на преодоление застарелых пороков, приходит поддержка, крепнет воля, умножается внимание, дабы не оступиться, не прозевать очередной удар со стороны бесовских мразей… Если это не так, то тогда, скажите, откуда в нас, людях, созданных Богом, и существах изначально добрых и кротких по своей божественной природе, столько, по мере взросления и врастания в земную жизнь, приращается с годами подлости, смрада и спеси? Не кажется ли вам, что всё это от тех злобных бесплотных жутких сущностей, этих, не видимых нами, падших демонов, которые срослись с нашими душами и телами как ржавчина и питаются нашими пороками и страстями? Мы для них – червяки, способные им подчиняться и превращаться в них самих. Наше чрево становится их чревом. Их низменность становится нашей низменностью. Их похоти – нашими. На основе их вожделений формируются наши самочинные вызовы Богу. Увы, вот беда, вот трагедия, мы, человеки, братья и сёстры между собою, добровольно соглашаемся быть в порабощении у этих сущностей, столь враждебных роду человеческому! Что, мир поделён на партии, на политических оппонентов? Что, между народами лежат границы, стоят армии? А если я скажу вам, что подобное разделение – как раз в интересах сатаны? Мы, люди, у которых есть только один враг, этот самый дьявол с его армиями демонических сил, полчищами бесов, придумываем для себя врагов внутри человеческого общества. Мы разделяемся друг с другом, мы ненавидим друг друга, мы стреляем друг в друга. Мы воздвигаем разделительные границы. Мы отгораживаемся друг от друга стенами. Мы каждый день теряем, теряем и теряем эту жизнь, эту драгоценность, отпущенную на то, чтобы находить, обретать, соединяться и быть единым целым друг с другом и с Богом. Великое разделение, вот что торжествует в этом мире. Вот дьявольская истина, плод злобы, который мы вкушаем ежечасно. Злобясь, мы вступаем в область подчинения духам злобы. Люди мы или не люди? Мы, с такой гордостью несущие над землёй своё «я», впереди которого бегут самообожание и самолюбование, так кого и что на самом деле любим внутри самих себя?

– Так что, отец Серафим, из твоих слов напрашивается вывод, что ты встал на путь пропаганды создания единой церкви всех религий? Ведь в этом случае будет решена проблема пусть не межгосударственного, но, во всяком случае, мирового церковного разделения? – громко сказал Прапор.

– Нет, твой вывод неверен. Идея общей мировой церкви, а другими словами, экуменизма, для Православия невозможна, и вот почему. Да, я говорил о великом разделении в мире. Это касается всего и вся. Это разделение и в сердцах людей. И в государствах и между государствами. И просто между людьми, живущими по соседству и не доверяющими друг другу. И внутри семей между домочадцами. На всём лежит печать падения человечества. Люди, которые отвергли Бога, обречены на вечную дисгармонию. А те, кто в поисках Бога ушли на ложные пути, придумали для себя новые религии, отказались от Бога истинного, единого в Троице, они внесли ещё одну лепту в разделение мира. И не по своей вине Православие не может пойти на единение с отступниками, с раскольниками. Только их покаяние, осознание и отказ от пагубы ложных воззрений, соединение с Православной Церковью, могли бы создать дальнейшие условия для установления церковного единства. Но, увы, человеческие гордыня и духовная слепота к этому уже не способны.

 

– Господи, искусил мя еси и познал мя еси: Ты познал еси седание мое и восстание мое. Ты разумел еси помышления моя издалеча: стезю мою и у́же мое Ты еси изследовал, и вся пути моя провидел еси. Яко несть льсти в языце моем: се, Господи, Ты познал еси вся последняя и древняя; Ты создал еси мя и положил еси на мне руку Твою. Удивися разум Твой от мене, утвердися, не возмогу к нему. Камо пойду от Духа Твоего? И от лица Твоего камо бежу? Аще взыду на Небо, Ты тамо еси; аще сниду во ад, Ты тамо еси, Аще возму крыле мои рано и вселюся в последних моря, и тамо бо рука Твоя наставит мя, и удержит мя десница Твоя… – гномик вскарабкался на камни и стоял рядом с монахом Серафимом, наизусть декламировал на церковнославянском языке строки псалтири. – Яко Ты создал еси утробы моя, восприял мя еси из чрева матере моея. Исповемся Тебе, яко страшно удивился еси: чудна дела Твоя, и душа моя знает зело. Не утаися кость моя от Тебе, юже сотворил еси в тайне, и состав мой в преисподних земли. Несоделанное мое видесте очи Твои, и в Книзе Твоей вси напишутся: во днех созиждутся и никтоже в них…

– А-а-а-а!!!!

Из ворот монастыря выбежал подросток. Он махал руками, подпрыгивал и кричал:

– А-а-а-а!!!!

– Да что же это такое, Боже мой! Люди добрые! – послышался женский голос. – Посмотрите на него! Вы только посмотрите на него! Он снова ходит, он больше не калека! О Боже!!! – женщина рухнула на колени и стала без стеснения целовать землю, кланяться и вновь и вновь кричать, обратив заплаканное лицо к небу:

– Боже! Ты есть! Ты сделал это!

В детском восторженном крике, сливающемся с воплями матери, слышалось столько радости, что люди вокруг заулыбались, ощутив свою некую причастность к чужому счастью. Каменные лица пожилых партийцев дрогнули, подобие невидимого ветерка будто разгладило грубые черты, отразилось в глазах веянием другой жизни. И эта неземная жизнь сейчас на виду у всех здесь, высоко в горах, рядом со скалами и встроенными монашескими кельями внутри них, была сосредоточена на доли секунд вот в этом бегущем мальчике. Его ножки подскакивали и быстро сгибались, и отражение мальчика легло множественным отражением в зрачках людей.

 

Монах Серафим указал рукой на плачущую от счастья женщину с ликующим сыном и сказал:

– Братья и сёстры! Этот мальчик был калекой. Его возили в инвалидной коляске. Мы видим великое преображение, мы видим, как молитва земного человека, нашего старца, схимонаха Рафаила, слилась со слезами матери и взошла к престолу Божьему, и была услышана, и воззрел Господь на рабов своих, и дал им просимое! Вот она, истина, вот она, жизнь!

Отец Серафим устремил взгляд на бывших однопартийцев:

– Ещё немного – и вы развернётесь, сядете в автомобиль и поедете вновь в суету сует. Там вас встретят знакомые заботы о земном, там вас будут одолевать тучи помыслов и страстей. Там снова будет всё то, что происходит на нашей планете из столетия в столетие, вражда и зависть, блуд и соперничество, стремление к вершинам и бесконечное падение. Вы будете думать, что стоите, тогда как будете падать, преткнувшись о свои амбиции. Вы будете думать, что идёте, тогда как будете стоять, упёршись лбом в свои упрямство и тщеславие. Вам будет казаться, что вы сыты, но ваша душа будет изнемогать от голода в тоске по утраченному. А что утрачено, други мои? Задумайтесь. Утрачена Любовь. Утрачена Чистота. Земле давно пора разверзнуться и поглотить живьём этот земной ад. Но мы, человеки, всё ещё живы. И живы лишь по милости Божьей. Других причин нет. Бог всё ещё терпит нас. Бог, который есть Любовь, всё ещё любит нас, своих заблудившихся овец. Бог всё ещё ждёт нас.

Монах Серафим замолчал, погладил по голове гномика. Человечек сидел у его ног и, раскачиваясь всем маленьким тельцем, что-то шёпотом причитал сквозь слёзы.

– Если вам покажется неудобоваримой подобная точка зрения, то спорить не стану. Я здесь отучился налегать на своё «я» и доказывать окружающим, что я пуп земли. Смирение – вот новое слово, с которым пришлось не просто познакомиться, а попытаться войти во вкус его сути. И это оказалось намного тяжелее, чем страдать в смирительной рубашке, или бороться за политическую власть, противостоять оппонентам и читать в прессе ежедневную клевету на себя. Каждому своё.

Чернец поклонился бывшим однопартийцам, затем повернулся к мирянам, которых приехало в этот воскресный день особенно много, и поклонился им. Кто-то из людей захлопал в ладоши. «Спаси вас Господи, отче!» – послышалось из толпы мирян.

– Вам нравится жить там, по ту сторону этой сумасшедшей жизни? – монах ещё раз посмотрел на застывших в гордых позах товарищей. – Каждый сходит с ума по-своему. Вы считаете меня сумасшедшим, потому что я оставил мир. Ну что же, если моя душа будет спасена и её никто не отправит на вечное поселение на сковороду к чертям, то я согласен быть временно сумасшедшим в этой временной жизни.