На перепутье

 

 

 

– 1 –

 

Анна Павловна ещё раз окинула придирчивым взглядом накрытый стол. Как будто, всё в порядке. Кажется, она ничего не забыла. Ах, да, салфетница с салфетками не поставлена. Без неё никак нельзя: от блинов будут масленые руки. Она выставила салфетницу, передвинула ближе к центру стола вазу с фруктами, подвинула блюдо с пирогами. Включила свет в прихожей и ещё раз оглядела себя в большом – в полный рост – зеркале в великолепной старинной раме, которое они с Сергеем купили лет пять назад в антикварном магазине. Анна Павловна помнит, как её тогда поразило это зеркало и как она, вопреки своей обычной сдержанности, стала горячо уговаривать Серёжу, чтобы он непременно купил его. Он смеялся и шутливо отмахивался, аргументируя тем, что покупать старое зеркало – это плохая примета, неизвестно, кому оно принадлежало, а зеркало – отличнейший накопитель информации. Разумеется, он его тут же купил, и вот зеркало висит с тех пор на этом месте. Сергея уже нет, а зеркало ещё долго будет жить и, возможно, сменит ещё не одну хозяйку. Она вздохнула, посмотрела, хорошо ли сидит на ней траурное платье, поправила чёрную косынку, охватывающую её волосы. В это время раздался звонок в дверь, и она пошла открывать.

Как и ожидалось, пришли Кирилл и Ольга, дети Сергея. Кирилл один, а Ольга – со всем семейством, то есть, с мужем Леонидом и двумя сыновьями, Денисом и Артёмом. Все негромко поздоровались и прошли в зал. Расселись за столом, подвигая к себе тарелки, бокалы и рюмки.

Анна Павловна села за своё место, оглядела присутствующих, негромко и печально-торжественно сказала:

– Сегодня у нас грустный повод встретиться, сегодня ровно полгода, как нет с нами вашего отца и моего мужа, прекрасного человека, незаурядного писателя Сергея Ивановича Велихова. Это большая утрата, в первую очередь, для нас, для которых он был очень близким человеком. Это невосполнимая ничем утрата. Помянем же его память. Пусть земля ему будет пухом, – голос её дрогнул, и она судорожно налила себе и отхлебнула из своего бокала золотистое вино. Кирилл и Леонид выпили водку, Ольга – тоже вино, а мальчишки пили лимонад. Кроме Анны Павловны все взрослые пришли сразу после работы, следовательно, голодные, поэтому сразу накинулись на еду. Мальчишки больше нажимали на фрукты и конфеты. Анне Павловне есть не хотелось, она взяла блинчик, положила на него ложечкой капельку мёда и стала медленно жевать. То, что она сейчас сказала, она сказала от чистого сердца, под каждым сказанным словом она могла подписаться собственной кровью. Для неё это поистине невосполнимая утрата. Уже полгода прошло, можно бы и отойти немного от горя. Но горе само подступало к ней всё ближе и ближе. И если она в первое время ещё не осознавала всей величины своей потери, то теперь ей становилось всё яснее и яснее: жизнь для неё окончена навсегда, остаётся пустота, которую никогда и ничем уже не заполнить.

 

– Анночка Павловна, миленькая вы наша, – прервал её печальные мысли Кирилл, – вы уже вступили в права наследницы?

– Это можно сделать не ранее, чем по истечении шести месяцев, Кирюша. Завтра или послезавтра пойду к нотариусу всё оформлять.

– А скажите на милость, куда вам столько всего одной? – с сарказмом в голосе опять спросил он, игнорируя предостерегающие взгляды сестры.

Анна Павловна совершенно спокойно посмотрела на Кирилла:

– Что поделать? Такова была воля покойного. Могу поклясться тебе, что никогда ни о чём подобном я твоего отца не просила. Признаюсь, я сама была удивлена, когда было открыто завещание.

Он неприятно засмеялся:

– «Никогда ни о чём подобном не просили…» Как будто я не понимаю, как женщины без всяких слов иногда могут подвести мужчину к нужной для них мысли. Особенно, если эта женщина моложе на двадцать три года. Ах, Анночка Павловна, – и он погрозил ей пальцем.

– Прекрати. Прекрати немедленно, – не выдержала Ольга, – не хватало ещё, чтобы на поминках мы все передрались. Не обращайте на него внимания, Анна Павловна, он просто не в духе. И не думайте ничего такого, никто из нас не в обиде на вас.

– Ах, боже мой, конечно нет! Какие могут быть обиды! Вот у Анны Павловны теперь две прекрасные квартиры плюс великолепный двухэтажный загородный дом, да плюс иномарка в гаражном кооперативе, да плюс очень даже немалые валютный и российские вклады, а ты, Оленька, как жила со своим семейством в общаге, так и проторчишь там всю жизнь. Но это пустяки, дело житейское. Никаких обид, раз папочка так решил. Ему виднее, – и Кирилл залпом осушил свою рюмку.

 

Нечто подобное от Кирилла Анна Павловна ожидала, но не думала, что он заговорит об этом прямо за поминальным столом. Действительно, только драки им не хватало. Она и впрямь была очень удивлена, когда, согласно оглашённому завещанию, всё, абсолютно всё Сергей оставил ей, его второй жене, а своим детям от первого брака не оставил ничего. Это было странно, ведь он их очень любил и гордился, когда Кирилл пошёл по его стопам и начал печататься. Как-то раз она спросила его, почему он не помогает материально своим детям. Вот Ольга, например, очень нуждается в деньгах. На это он ответил, что его дети давно уже в том возрасте, когда сами должны себя полностью обеспечивать и что противоестественна черта русских людей опекать своих деток до старости.

Чтобы прервать неловкую паузу, Анна Павловна пошла на кухню за тушёной под майонезом курицей. Ольга вышла за ней.

– Анна Павловна, не берите в голову, просто он не в духе, в издательстве его книгу зарубили, сказали, что тема неактуальна. Вот он и переживает. Ну, вы же знаете Кирилла, наговорит сгоряча с три короба, а потом сам переживает. У нас, ей богу, никаких претензий к вам нет. Вы хороший человек, с вами он был счастлив последние годы. А раз он так распорядился имуществом, значит, так должно быть.

Потом все ели курицу, Ольга хвалила кулинарные способности хозяйки, опять пили вино и водку, но настроение было испорчено, и вечер прошёл скомканно. Леонид был молчалив и мрачен, было очевидно, что он придерживается точки зрения Кирилла. Одни мальчишки от души ели, пили и были очень довольны, когда им с собой были вручены пакеты с фруктами и конфетами.

Оставшись одна, хозяйка переоделась в домашний уютный халат, печально оглядела разрушенный стол, махнула рукой и, упав на диван и зарывшись в диванные подушки, дала волю своим слезам.

Как всё несправедливо! Она не виновата в смерти любимого мужа, она не виновата в том, что он всё завещал ей, она не виновата, что Кирилл озлобился на неё. Почему так всё произошло? И Анна Павловна опять залилась горькими слезами.

 

Утром она пошла к нотариусу и подписала все необходимые бумаги. Наследница… Зачем ей теперь всё это? Другой семьи у неё уже не будет никогда, своих детей – тем более. Сорок лет – это ещё не конец жизни. Некоторые в сорок лет только начинают жить, и это вполне осуществимо, если только для этого есть предпосылки – желание, жизненные силы, предпринимаемые меры. У неё нет этих предпосылок. Лучше бы она умерла вместе с Сергеем. Все равно ей теперь остаётся только медленное долгое угасание, пока силы не утекут по капле вместе с годами. Блестящая перспектива. Она шла по проспекту мимо многочисленных магазинов, универмагов, мини- и супермаркетов, киосков. В детстве и потом в юности она очень любила ходить по магазинам, разглядывать витрины, прикидывать, что бы она купила себе, если бы у неё было много денег. Теперь денег много, а ничего не хочется. Парадокс жизни. Она зашла в кофейню, заказала себе чёрный кофе и бутерброд с сыром. Медленно пила горький напиток, не чувствуя вкуса, смотрела через стекло на снующих мимо людей. Надо что-то делать. Так нельзя. Пора уже собраться с мыслями и решить, как жить дальше. Очень плохо, что после того, как она вышла замуж за Сергея, она сразу оставила работу. Инженер-конструктор на заводе – не самая романтическая профессия, но, по крайней мере, ты в коллективе среди людей, там своя жизнь, свои проблемы, радости и интриги. Если бы она ходила на работу, то поневоле вынуждена была бы придерживаться определённого ритма, режима, что отвлекало бы от мрачных мыслей, из водоворота которых она никак не могла выбраться. Это изнуряющее самокопание уже опустошило её до предела, но избавиться от него было выше её сил. Почему умер Сергей, ведь он был в самом расцвете сил, у него было столько планов? Почему она осталась в пустоте, которую нечем заполнить? Куда делись её друзья и подруги, которых в молодости было пруд пруди? Почему она так и не сумела душевно сблизиться с детьми Сергея? Кто виноват во всём этом? Сергей, который стал для неё всем в мире, а потом внезапно ушёл? Она сама, позволив себе полностью раствориться в одном человеке, и не создав своей собственной судьбы?

Официант убрал её пустой стакан и блюдце, протёр перед ней столик, деликатно намекая, что ей пора уходить. Она поднялась и вышла. Надо констатировать, что на сегодняшний день нет в мире дома и семьи, где были бы рады её приходу. Нет родственников, которые обрадовались бы ей, нет подруг, которые бы радостно заулыбались, увидев её в дверях, нет абсолютно никого. А ведь есть и родственники, были и подруги, есть соседи, знакомые. Но всем им она абсолютно не нужна. Потому что они были ей абсолютно не нужны, пока она жила счастливо и в достатке за широкой спиной мужа. Она слышала иногда о том, что тяжело болен тот, что от того то ушла жена, что кто-то работает на трёх работах, чтобы оплатить учёбу в институте детей, что кого-то сократили с работы и это для него большая трагедия, что такой-то или такая-то овдовела, кто-то спивается от одиночества. Но это было ей неинтересно, и так не хотелось вникать в чужие проблемы, выражать соболезнования, навещать в больницах. И она, как страус, прячущий голову в песок, закрывала глаза и уши, не пускала в свою жизнь чужое горе, опасаясь за своё стабильное благополучие. Теперь горе у неё, и это никого не интересует. Что ж, всё правильно, как аукнется, так и откликнется. За всё надо платить.

 

Домой идти не хотелось, опять тупо ходить из угла в угол, телевизор она практически не включает, смотрит только иногда новости, читать не хочется, телефон молчит, так как звонить ей некому. Тоска. Смертная тоска.

Посидела в сквере, посмотрела на молодых мам, кудахчущих над своими сопливыми малышами. Ей самой никогда не хотелось иметь собственных детей, и приговор врачей, что по состоянию здоровья она сама никогда не забеременеет, Анна Павловна восприняла с облегчением. Всё очень удачно, природа сама решила её проблему. Ведь это так утомительно – бессонные ночи, вечный страх за здоровье ребёнка, детские поликлиники, больницы, лагеря, школа, переходный возраст, а в результате – неблагодарность повзрослевших детей, забывающих за своими заботами о постаревших родителях. Сейчас она подумала о том, что, пожалуй, была неправа. Если бы она в первый же год замужества решилась на оперативное вмешательство и забеременела, то сейчас у неё был бы тринадцатилетний сын или дочка. Да, тогда ей было бы сейчас не до хандры, самый противный возраст, когда пробуется и первая сигарета, и первая рюмка, и первый сексуальный опыт. Нет, уж лучше, как сейчас. Она решительно встала и пошла прочь от детских визгов и плача, которые всегда действовали ей на нервы. Она знает, что ей надо делать. Ей надо посетить психотерапевта. Опытный профессионал лучше разберётся в её проблемах, поможет советом. В киоске она купила объёмную газету с объявлениями и положила её в сумку. Дома в разделе «Услуги» она выберет наиболее внушающее доверие объявление и запишется на приём.

 

…Опытный врач-психотерапевт, к её удивлению, оказался совсем молодым мужчиной. Надо было отдать предпочтение женщине в возрасте. Ей трудно было открыться полностью этому холёному, лет тридцати, мужчине. Правда, глаза у него умные, и взгляд внимательный. Ладно, посмотрим, как он воспримет её излияния, что он ей посоветует. И она начала свою исповедь, лишь изредка прерываемую короткими вопросами, которыми врач помогал ей лучше раскрыть все свои тайные мысли и переживания. Когда она замолчала, он долго ещё задавал ей вопросы, и она добросовестно отвечала на них.

– Что ж, уважаемая Анна Павловна, картина в целом мне ясна. И вам, я думаю, тоже. Вы неглупая женщина и вполне объективно оцениваете ситуацию. Вы прекрасно понимаете, что сами себя загнали в тупик. Но ситуация не безнадёжна. Пока человек жив, всегда есть возможность всё исправить. Вот и будем исправлять вместе. Предупреждаю, что если вы рассчитываете на немедленный успех, то это не ко мне. Знаете, как говорят бабки-знахарки, когда берутся зашёптывать пупочную грыжу у ребёнка? Они говорят: «Сколько времени грыжа росла, столько времени она и будет убывать, пока совсем не исчезнет». Вы последние десять–четырнадцать лет методично загоняли сами себя в угол, я не хочу сказать, что потребуется четырнадцать лет, чтобы вам выйти из него, но, как минимум, года два–три потребуется. И это – при условии строжайшего выполнения моих рекомендаций. Но вам спешить некуда. Вот и будем потихоньку выкарабкиваться. Мне лично очень нравится афоризм: «Главное не прогресс, а его направление». Я всегда высказываю его своим пациентам. Лучше медленно идти в нужную сторону, чем скакать неизвестно куда. Вы согласны со мной? Вот и чудненько. Для начала я вам выпишу успокоительное, не беспокойтесь, это мягкое природное средство. Вы просто лучше станете спать, у вас появится аппетит, постепенно улучшится настроение. И вот вам моя первая рекомендация – вам необходимо срочно куда-нибудь уехать. На время.

– Куда? – она непонимающе уставилась на врача.

– Не принципиально. На юг, на север, в тайгу. Зайдите в любое турагентство и купите путёвку. Можно на море, можно в санаторий, заодно и нервы подлечите. Необходима перемена обстановки.

– Хорошо, – согласно кивнула она, – поеду по путёвке.

– Отлично. Когда вернётесь, сразу позвоните мне. Вот моя визитная карточка. И ещё, когда вернётесь, советую вам завести себе кошку. Не обязательно породистую, подберите любую бродяжку. Вам станет намного уютнее в жизни, если вы будете знать, что дома вас ждёт любящее существо. Ну, пожалуй, на сегодня всё. Счастливого пути вам, Анна Павловна.

– Спасибо. До свидания.

Ладно, если надо, она поедет на море.

С поездкой всё моментально уладилось. Как будто специально для неё, оказалась одна горящая путёвка с выездом завтра в 11 часов. Вот и замечательно. В сборах быстро прошёл вечер. Наутро она ещё раз пробежалась по двум сумкам, не забыла ли чего, отключила газ, воду, хорошо, что у неё нет цветов, не надо их пристраивать. Вдруг задумалась: а почему у неё нет цветов? Решила для себя: приеду – заведу кошку и разведу цветы, хватит жить в вакууме.

 

Сама поездка ей как-то не запомнилась. Молчаливые попутчики не мешали ей думать всё о том же, за окном мелькали леса и поля, под мерный стук колёс ей хорошо спалось ночью. Вот и Минеральные Воды, теперь автобусом до поселка Дивноморское, вполне приличный санаторий с романтическим названием «Голубая даль». Вечером, когда спала жара, вышла прогуляться. Долго шла вдоль набережной, любуясь кипарисами, вдыхая насыщенный запахом моря воздух. Тихая круглая бухта, песчаный пляж, горы вдали. Хорошо, что она приехала именно сюда.

Номер ей дали двухместный, и она не стала возражать и настаивать на уединении. Соседку ей пока не подселили, но, учитывая разгар туристического сезона, долго соседняя кровать пустовать не будет. Спала с открытой балконной дверью, откинув даже простыню, влажный воздух приятно обдувал тело и было слышно, как недалеко плещется вода.

Утром проснулась свежая и относительно бодрая. Приняла прохладный душ, долго обтиралась жёстким махровым полотенцем. Потом вышла на залитый солнцем балкон и с удовольствием оглядела прекрасный вид на море и набережную. Нет, жизнь в сорок лет не кончена. Надо просто встряхнуться и начать новый жизненный виток. Этим она ни в коем случае не предаст память Сергея, его она будет помнить всегда, но сохранит себя как личность. Анна Павловна вздохнула и стала одеваться к завтраку.

 

Вечером, когда Анна Павловна после душа мазала своё слегка обгоревшее тело – не рассчитала солнечную дозу – кремом, в её номер после стука впорхнула молодая женщина. За час, который у них был до ужина, Надежда, так звали соседку, успела рассказать Анне Павловне всю свою жизнь, начиная с пелёнок, рассказать о своей дружной семье, без обиняков предложила немедленно перейти на «ты» и тут же перекрестила Анну Павловну в Аню. Что ж, Аня так Аня, хорошо ещё не Нюрка. Как оказалось, сама Надя была моложе всего на пять лет, но, глядя на её почти юное лицо без единой морщинки, обрамлённое копной каштановых волнистых волос, ей можно было дать двадцать пять. И это при том, что она была замужней дамой и матерью двоих сыновей-подростков.

За ужином Надя успела перезнакомиться со всеми людьми, сидевшими за соседними столиками. Когда они после столовой поднялись в свой номер, то Надя отказалась от прогулки и сказала, что она лучше пойдёт на разведку. Что сие значит, Анна Павловна не поняла, но уточнять не стала. У каждого своё понятие об отдыхе. Сама она накинула поверх майки на бретельках прозрачную блузку и, как и накануне вечером, пошла отмерять шаги по набережной. Она долго гуляла вдоль бетонной ограды, потом бродила среди сосен по усыпанной хвоей земле, сидела на скамейке. Недалеко играла музыка, там были танцы. Мягкие сумерки окутывали посёлок. И опять она подумала: «Хорошо, что я сюда приехала».

Когда умиротворённая Анна Павловна вернулась к себе, то её взору предстал полный разгром в номере. Надя раскидала и развесила все свои тряпки как на показ, её платья, блузки, юбки, майки и костюмы были развешаны по спинкам двух стульев, раскиданы по кроватям, свисали с двери.

– Сейчас всё уберу, – пропела она, – только выберу, что одеть.

– Ты каждый раз так определяешься с гардеробом? И куда, интересно знать, ты собралась на ночь глядя? На танцы?

– Да ну их, эти танцы. Я же не тинейджерка какая, чтобы по дискотекам бегать. Ты тоже собирайся, нас пригласили на чай.

– Какой может быть сейчас чай – половина одиннадцатого ночи.

– Анечка, родненькая, не ломай компанию. Это те двое мальчиков, чей столик в столовой слева. Представляешь, они разместились через два номера от нас. Такие юморные ребята, тот, который с бородкой – Виталий, а блондин – Валерий. Они из Оренбурга. Только, чур, Виталик мой, у меня слабость к бородатым.

Анна Павловна строго посмотрела на соседку:

– Слушай, Надежда, тебе сколько лет? Взрослая женщина, а ведёшь себя, как та самая тинейджерка. Ты же мать семейства, а всё мальчиками интересуешься. Да и какие они «мальчики», им уже прилично за сорок. Впрочем, я тебе не судья, хочешь – развлекайся, но меня не втравливай в свои приключения.

Надежда вдруг всхлипнула, а потом и заревела, уткнувшись в подушку. Анна Павловна растерялась, подошла и, похлопывая рыдающую женщину по плечу, нерешительно сказала: «Ну, ну, будет. Успокойся, Наденька».

Но та заплакала ещё горше, сквозь всхлипы прорывалось:

– Вам хорошо… У вас муж… с понятием был… А мой… бирюк… За месяц… несколько слов… Не приласкает… никогда. Я же человек… Пашешь, пашешь… всю жизнь… Никакой радости.

– Ох, Надя, Надя, а какая может быть радость в случайных связях? Ладно, приводи себя в порядок. Пойдём на твой чай, но ненадолго.

 

Минут через пятнадцать сияющая нарядная Надежда без малейших следов недавних рыданий и намеренно чопорная Анна Павловна шествовали по коридору в гости.

На бойкий стук Наденьки дверь тут же распахнулась. «Мальчики» их явно ждали, об этом говорила и ваза с фруктами, и коробка конфет, и торжественно извлечённые из тумбочки под восторженные аплодисменты Надежды бутылка вина и бутылка водки. Пока производили небольшую перестановку с выдвижением на середину комнаты стола, Анна Павловна незаметно разглядывала компаньонов по чаю: обычные мужики, Виталий, судя по небольшому брюшку и командным ноткам в голосе, – средней руки начальник в каком-нибудь управлении, а Валерий попроще, должно быть, инженерит на заводе. Ей понравилось, что оба не сняли обручальные кольца. Общими усилиями быстро нарезали салат из помидоров и огурцов, наделали бутербродов с бужениной и икрой. Выпили за знакомство, потом за дружбу народов, за мир во всём мире, за прекрасных дам, за всех присутствующих и отсутствующих. Разговор за столом шёл легкий, дружеский, без непристойностей и многозначительных намёков. Анна Павловна тихонько глянула на часы – уже за полночь, она легонько тронула под столом краешком туфли Надину ногу и, когда та вопросительно на неё посмотрела, кивнула в сторону двери: пора, мол, и честь знать. Надя демонстративно отвернулась, и Анну Петровну это возмутило. Сочувствие сочувствием, но почему она позволяет этой легкомысленной особе крутить собой, как ей вздумается? Может, ей, Анне Павловне, чтобы не нарушать компанию, ещё и увести к себе этого белобрысого Валеру, оставив наедине двух голубков, у которых явно назревала интрижка? Нет, уж, увольте, дамы и господа. Вы как хотите, а ей хочется спать. И она немедленно встала, пожелала всем спокойной ночи и ушла в свой номер. Дверь она закрывать не стала – кому вздумается ночью вваливаться к ней? Сквозь сон она слышала, как на рассвете вернулась Надежда, но сделала вид, что спит.

 

Утром она прямо сказала Наде, глядя в её чистые невинные глаза, что пусть она, Надя, отдыхает, как считает нужным, а она, Анна Павловна, больше не ходок ни по каким гостям. После завтрака она прошлась через весь посёлок, не обнаружив в нём ничего примечательного. Села на подвернувшийся автобус до Геленджика. В дороге её мысли опять закружили вокруг той же больной темы: почему она так несчастна, почему умер Сергей, чем заполнить пустоту? Это было похоже на заколдованный круг: одни и те же вопросы без ответов на них. Так и рехнуться недолго или довести себя до суицида. В Геленджике она походила по набережной, посидела на пляже на тёплой гальке (на дивноморском пляже чище и уютнее), забрела в маленький книжный магазинчик, который неожиданно оказался богат разнообразным ассортиментом, приобрела две заинтересовавшие её книги, дошла до рынка, где купила абрикосы и виноград. Вернулась она как раз к обеду и, хотя есть не хотелось, заставила себя съесть вермишелевый суп и котлету. Решила, что лучше самое пекло пересидеть в номере, а на пляж сходить после ужина. Нади не было, и слава богу, она быстро надоедала своей трескотнёй. Завалилась на кровать с купленным женским романом и искренне увлеклась вполне голливудским сюжетом о неземной любви бедной секретарши и её босса-мультимиллионера. Вообще, эти женские романы американских писательниц похожи как братья-близнецы, что весьма роднит их с индийскими фильмами. Обязательно бедная, но гордая Она и страшно богатый, но расчётливый Он, который в конце книги непременно по-настоящему влюбляется в неё, и финальная сцена – его объяснение в страстной любви. За время до ужина Анна Павловна честно расквиталась с романом. Есть совершенно не хотелось, возможно, из-за жары, но она всё же сходила на ужин, а потом побрела на пляж. Лёжа на горячем песке с закрытыми глазами, она почувствовала, что кто-то расположился совсем рядом с ней, но даже не открыла глаз.

– Сейчас хорошо, солнце уже не сжигает, а только приятно греет, не правда ли?

Анна Павловна открыла глаза – мужчина средних лет и средней комплекции приветливо улыбался ей. Она вежливо улыбнулась в ответ и опять закрыла глаза.

– Виктор. Меня зовут Виктор, – пояснил он, когда она опять вопросительно посмотрела на него.

– Анна Павловна, – представилась она.

– Ну, если так, то я Виктор Петрович, – усмехнулся он. – Знаете что, милая Анна Павловна, а не прервать ли нам это непродуктивное занятие, я имею в виду облучение тела ультрафиолетом, и не прогуляться ли нам до того открытого кафе, где продают очень приличное мороженное? Я угощаю.

– Спасибо, Виктор Петрович. Я принимаю ваше приглашение, но с условием, что платить за себя буду сама.

Пока они ели мороженное, запивая его апельсиновым соком, Анна Павловна неназойливо разглядывала своего собеседника. Вполне заурядная внешность, намечающуюся лысину не скрывает довольно пышная шевелюра, он явно моложе её на несколько лет. Вот улыбка у него действительно примечательная, очень обаятельная улыбка. Потом она позволила уговорить себя на длительную прогулку вдоль моря, потом – на купание в море в сгущающихся сумерках, потом – на чашку кофе в его одноместном номере…

 

Рано утром, когда Виктор крепко спал, она выскользнула из его номера. Эта случайная связь не принесла ей ни облегчения, ни радости. Наоборот, к пустоте и одиночеству добавилось чувство гадливости к себе. Решила для себя, что если его случайно встретит, но сделает вид, что не заметила. Но он сам разыскал её днём на пляже и, как ни в чём не бывало, разлёгся рядом.

– Завтра я улетаю домой, – неожиданно для себя вырвалось у нее. – Позвонили, что сестра покойного мужа с инфарктом попала в больницу. Некому ухаживать за ней, так как единственная дочь работает за границей. – Все сказанное ею было правдой, с той только разницей, что Галина, сестра Сергея, лежала в больнице уже третью неделю, и Анна Павловна и не собиралась её навещать. Просто сегодня ей было неприятно общество неожиданно приобретённого любовника. «А и правда, полечу домой», – приняла она внезапное решение. По просьбе Виктора она записала в его блокноте свой номер телефона и адрес, прекрасно понимая, что больше никогда в жизни они не увидятся. Нет ничего более непрочного, чем курортные романы.

Билетов на самолет и поезд, разумеется, не было, но ей, состоятельной женщине, такие пустяки не помеха, и за весьма внушительную сумму она быстро договорилась с таксистом-частником. Глядя на пролетающий за окном пейзаж, она грустно подумала, что психотерапевт был не прав со своей идеей – эта поездка не решила проблему, а, пожалуй, только усугубила положение.

Дома дни опять потянулись медленно и однообразно, телефон молчал, телевизор она не включала, читать не хотелось, и только неспешные прогулки по вечернему городу вносили какое-то разнообразие в её тусклое существование.

 

…Звонок в дверь прогремел громом. Кто бы это мог быть? Но того, кто оказался за дверью, она ожидала увидеть менее всего. Это был Виктор, собственной персоной.

– Не ожидала? – этого он мог и не спрашивать, видя её ошеломлённый вид. – Не пугайся, Анечка, я не буду тебя долго обременять своим присутствием. Представляешь, вышел из отпуска, явился на работу, а меня ждал сюрприз: пока я грел пузо на море, в родном ОАО меня сократили. Так что, перед тобой новоявленный безработный. Вот я и подумал: а не попытать ли мне счастья в столице? Всё же здесь вполне вероятно найти работу с приличным окладом. Пустишь несчастного бомжа на несколько дней, пока я с жильём не определюсь?

Как ей хотелось сказать: «Нет, Виктор, прости, но это невозможно». Но её деликатность, конечно же, никогда бы не позволила такого. Пока она жарила котлеты и варила картошку, мысли её вертелись вокруг того, как бы избавиться от незваного гостя. Какая она всё же дура, что совершенно чужому в сущности человеку дала свой адрес. Кретинка. И как они разместятся? Даже если она ему постелет отдельно, ночью он наверняка придёт к ней, ведь это вполне естественно после того, что уже было между ними. Нет, только не это! Решение пришло само собой. Когда они ужинали, на его вопрос о том, как себя чувствует больная родственница, она ответила:

– Лучше, но ещё далеко не хорошо. Кстати, в больнице сказали, что завтра её, возможно, выпишут, но она так слаба, что за ней должен быть постоянный присмотр. А так, как она сейчас живёт одна – я же тебе рассказывала – то мы решили, что первое время Галина будет жить у меня. Так что, Виктор, ты не обидишься, если я тебя пока поселю в другой квартире? Она тоже принадлежит мне, но гораздо просторнее, уютнее и ближе к центру. В ней тебе будет намного удобнее, и метро рядом. Не возражаешь?

Виктор улыбнулся своей обаятельной улыбкой и, соединив ладони под подбородком, склонил голову: «Слушаю и повинуюсь». «Вот и прекрасно», – вздохнула она с облегчением. Потом они поехали на другую квартиру, где Виктор с восхищением обошёл все комнаты, удивляясь, почему она не живёт здесь, ведь эта квартира намного лучше и обставлена прекрасно. Они выпили вино, которое купил по пути Виктор, и Анна Павловна быстренько улизнула, сославшись на усталость.

 

Ещё несколько дней прошло, когда вечером раздался звонок в дверь. Пришёл Виктор. Он был радостно оживлён, с огромным букетом бордовых роз, шампанским, вином и тортом.

– Решил тебя навестить, доложить о своих успехах. Заодно познакомиться с твоей родственницей.

– Представляешь, я её сегодня днём отвезла домой на такси. Ей стало гораздо лучше, и она заскучала по своим углам. Ну, и как твои успехи?

– Анечка! – он сгрёб её в охапку и закружил по комнате. – Всё замечательно! Нашёл прекрасную работу в одной фирме, и как раз по своему профилю! Зарплата – я о такой и не мечтал! Завтра-послезавтра оформлюсь и на работу. Это дело надо отметить! – обняв за плечи, он повел её на кухню. На скорую руку накрыли стол, с шумом он открыл бутылку шампанского. Выпили за его успех. Потом пили вино, и с непривычки ее голова плыла и кружилась. Она смеялась неизвестно чему, он же, напротив, вдруг опечалился.

– Знаешь, Анечка, не хотел говорить, расстраивать тебя, но есть одна маленькая проблема. Но, впрочем, это пустяки, не буду грузить тебя своими делами.

Анна Павловна стала настаивать, чтобы он непременно ей всё рассказал. Выпили ещё шампанского и вина, и Виктор признался, что для того, чтобы его взяли на работу, необходима московская прописка, хотя бы временная, на месяц, но ему неудобно обременять её этим. Она обиделась, и они ещё долго спорили на эту тему, но Анна Павловна настояла на своём и уговорила Виктора оформить временную прописку в той квартире, где он сейчас проживал. Ещё она сказала, что совершенно напрасно машина в гараже простаивает, и пусть он пока ездит на ней на работу. Все документы у него оказались с собой, и она расписалась и в доверенности на машину и ещё в каких-то бумажках о том, что не возражает против его прописки. Что было дальше, она утром не помнила. Вроде, он сходил ещё за вином, потом они пели, потом она, вроде, плакала, а он утешал её. Ей было неприятно думать об этом, и она старалась не вспоминать этот вечер, слава богу, что Виктор не напоминал о себе. Опять потянулись однообразные дни, без смысла и цели. Надо бы съездить на могилку к Сергею, посмотреть, всё ли в порядке в загородном доме, но тупое оцепенение не покидало её, и она все откладывала и откладывала дела на потом. Когда раздался телефонный звонок, она не сомневалась, что это Виктор, но звонила Валентина, соседка по загородному дому. Судя по её голосу, случилось что-то плохое. Так оно и оказалось… Оказывается, позавчера от неисправной проводки дотла сгорел соседний дом, не её, Валентины, а соседа с другой стороны. Анна Павловна участливо кивала в трубку: «Да, какое горе. Вот несчастье». Но вдруг Валентина после паузы проговорила: «Анна Павловна, а почему вы не спросите про ваш дом?». Сердце Анны Павловны ёкнуло, и она упавшим голосом спросила: «А что, наш дом тоже пострадал?». Валентина долго молчала, а потом тихо произнесла: «Анна Павловна, ветер был в нашу сторону. Никого ни в доме соседа, ни в вашем доме, ни в нашем в это время не оказалось, и когда пожар заметили, то он уже полыхал вовсю. Пока кто-то догадался вызвать пожарных, пока они добрались… В общем, ваш дом тоже сгорел. Весь. Наш еле-еле успели отстоять».

Анна Павловна положила трубку, не дослушав до конца. Только одна мысль была в голове: «Хорошо, что Сергей не дожил». Она нервно забегала из комнаты в комнату. Что же надо делать в таких случаях? Она совсем растерялась. Во всех серьёзных случаях инициативу в руки всегда брал Сергей, а она только выполняла его поручения. Ей поможет Виктор, всё-таки мужчины лучше соображают в таких случаях. Анна Павловна вызвала такси и поехала к нему. Открыть дверь своим ключом ей показалось неудобным, и она долго звонила. Дверь, наконец, открылась. Перед Анной Павловной стояла молодая женщина в домашнем халате с полотенцем в руках. «Фу, какая гадость», – подумала Анна Павловна. Не ревность, какая к черту может быть ревность, если нет и намёка на любовь, она почувствовала только обиду, но, не показав вида, спокойно спросила девицу: «Виктора можно?».

– Какого Виктора? А, вы, видимо, говорите о прежнем хозяине? Только его зовут Валерий Иванович. Мы с мужем эту квартиру купили неделю назад и живём тут три дня. Извините, но я не знаю, где можно разыскать вашего знакомого.

Дверь перед Анной Павловной закрылась. Она машинально повернулась и стала медленно спускаться вниз по лестнице. Её провели, как несмышлёныша! Она живо вспомнила, как две недели назад она напилась, как последняя свинья, и в таком состоянии подписывала, не глядя, какие-то бумаги. Совершенно ясно, что это были документы на продажу её квартиры, наверняка машина с гаражом тоже уже не принадлежат ей. Внезапно она рассмеялась. Господи, боже мой, она даже не знает фамилии Виктора, и наверняка это не его настоящее имя, ведь девушка упомянула какого-то Валерия. Брачный аферист, куролесящий по курортам в поисках таких дурочек, как она. Конечно, есть документы о продаже, и она обязательно заявит в милицию и попытается доказать, что всё это не имеет юридической силы, но ей было ясно, что вероятность вернуть своё имущество ничтожно мала, а мифического Виктора и след давно простыл. Дома Анна Павловна выпила валерьянку, корвалол, а потом долго плакала и всё думала: «За что? За что ей всё это? Сергей говорил, что всё, что мы имеем – результат наших предыдущих действий. Но почему всё так плохо? Ведь она никогда никому не сделала ничего плохого. Она никому никогда не желала зла, никого не убила, не предала. Где и когда она поступила не так? Где и когда?..»

 

 

 

– 2 –

 

Анна Павловна ещё раз окинула придирчивым взглядом накрытый стол. Как будто, всё в порядке. Кажется, она ничего не забыла. Ах, да, салфетница с салфетками не поставлена. Без неё никак нельзя: от блинов будут масленые руки. Она выставила салфетницу, передвинула ближе к центру стола вазу с фруктами, подвинула блюдо с пирогами. Включила свет в прихожей и ещё раз оглядела себя в большом – в полный рост – зеркале в великолепной старинной раме, которое они с Сергеем купили лет пять назад в антикварном магазине. Она вздохнула, посмотрела, хорошо ли сидит на ней траурное платье, поправила чёрную косынку, охватывающую её волосы. В это время раздался звонок в дверь, и она пошла открывать.

Как и ожидалось, пришли Кирилл и Ольга, дети Сергея. Кирилл один, а Ольга – со всем семейством, то есть, с мужем Леонидом и двумя сыновьями, Денисом и Артёмом. Все негромко поздоровались и прошли в зал. Расселись за столом, подвигая к себе тарелки и наполняя бокалы и рюмки.

Анна Павловна печально оглядела присутствующих, негромко и печально-торжественно сказала:

– Сегодня у нас грустный повод встретиться, сегодня ровно полгода, как нет с нами вашего отца и моего мужа, прекрасного человека, незаурядного писателя Сергея Ивановича Велихова. Это большая утрата, в первую очередь, для нас, для которых он был очень близким человеком. Это невосполнимая ничем утрата. Помянем же его память. Пусть земля ему будет пухом, – голос её дрогнул, и она судорожно отхлебнула из своего бокала золотистое вино. Кирилл и Леонид выпили водку, Ольга – тоже вино, а мальчишки пили лимонад. Кроме Анны Павловны, все взрослые пришли сразу после работы, следовательно, голодные, поэтому сразу накинулись на еду. Мальчишки больше нажимали на фрукты и конфеты. Анне Павловне есть не хотелось, она взяла блинчик, положила на него ложечкой капельку мёда и стала медленно жевать. То, что она сейчас сказала, она сказала от чистого сердца, под каждым сказанным словом она могла подписаться собственной кровью. Для неё это поистине невосполнимая утрата.

– Анночка Павловна, миленькая вы наша, – прервал её печальные мысли Кирилл, – вы уже вступили в права наследницы?

– Именно об этом я и хотела с вами со всеми переговорить, Кирюша. Завтра или послезавтра надо идти к нотариусу всё оформлять. Я долго думала над всем этим – теперь я плохо сплю, и у меня была уйма времени всё обдумать. И вот до чего я додумалась. Мне сорок лет, скоро сорок один. Другой семьи у меня уже не будет, своих детей – тем более. Много ли мне надо? Отвечаю: совсем немного, ровно столько, сколько необходимо одинокой стареющей женщине спокойно дожить свой век, – Анна Павловна сделала паузу и обвела всех присутствующих взглядом. За столом царило гробовое молчание. Она вздохнула и продолжила:

– Я думаю, ваш отец всё завещал мне, так как он был уверен, что я совершенно правильно распоряжусь всем наследством. Вероятно, он хотел мне при случае сам сказать об этом, но не успел. Кто мог предполагать, что такой цветущий и энергичный человек вдруг так внезапно уйдёт из жизни? – Её голос опять дрогнул, но она сдержалась. – Вот и давайте все вместе подумаем, как нам поступить наилучшим образом, чтобы всё было справедливо. Лично мое мнение таково: эту двухкомнатную квартиру со всей обстановкой я оставляю за собой, новую трёхкомнатную со всем содержимым надо оформить на Ольгу, Леонида и их детей, хватит им тесниться в общежитии, загородный дом должен принадлежать Кириллу, как старшему сыну и наследнику первой очереди, глядишь, и вдохновение его там посещать чаще будет вдали от городского шума и суеты. А вот как быть с машиной, я не знаю, либо вы, Кирилл и Ольга, сами полюбовно договоритесь, кому она нужнее, либо продавайте её вместе с гаражом и делите деньги пополам. Что касается наличных денег, оставшихся от Сергея, честно говоря, их не так уж и много, а именно: две сберкнижки, на одной тридцать пять тысяч евро, а на другой – сто тысяч рублей. Как вы знаете, я не работаю и вряд ли сумею в ближайшем будущем устроиться на работу, а до пенсии мне ещё далековато, поэтому я предлагаю поделить валютный счет пополам между Ольгой и Кириллом, а счёт в рублях отдать мне. Вот таково моё мнение. Теперь я слушаю вас.

 

Все молчали. Ольга переглянулась с Леонидом. Мальчишки, ничего не понимая, вертели головами. Кирилл уставился в тарелку перед собой. Вдруг он резко встал, подошёл к Анне Павловне, взял её руку в свои ладони, поднёс к губам и поцеловал. Анна Павловна растерялась, это было так не похоже на грубоватого циничного Кирилла.

– Спасибо вам, Анна Павловна, – сказал он глухим голосом и вышел на кухню.

– Как же с машиной поступить? – вслед ему растеряно спросила она.

– Пусть Ольге и Лёньке будет, – донеслось с кухни, – у них дети. А мне моего «Жигулёнка» хватит.

Вот и хорошо, что всё решилось так быстро. Она и не ожидала, предполагала споры до хрипоты, в частности, о том, кому нужнее машина. Сегодня её удивил Кирилл. По сути, он неплохой мужик, только с жёнами ему не везёт, недавно с третьей разошёлся.

– Ну, вот и ладно, вот и всё решили, – подытожила она. – Оленька, помоги мне курицу к столу подать.

Ольга вышла за ней на кухню, Кирилл курил на балконе, закрыв за собой дверь.

– У него книгу в издательстве зарубили, – шепнула Ольга, – сказали, что тема неактуальна. Вот он и переживает.

Анна Павловна понимающе кивнула головой. Однажды такая же история случилась и с Сергеем, он тогда долго мог спать только со снотворными. Но другое издательство книгу напечатало, и она была встречена читателями на ура. Интересно, знает ли об этом Кирилл, надо будет ему рассказать, может, это его подбодрит. Она достала из духовки курицу, та была ещё горячая. Анна Павловна привычно разделала курицу большим ножом на аккуратные румяные кусочки. Странные звуки за спиной заставили её обернуться. Ольга, уронив голову на руки, сидела за столом и беззвучно рыдала.

– Господи, Оля, что случилось? С мальчиками что-нибудь?

Ольга отрицательно замотала головой, не отнимая её от рук.

Заходящий в это время с балкона Кирилл спокойно и насмешливо ответил за нее:

– Это из-за квартиры. Ей не верится, что она, наконец-то, будет жить не в крошечной конуре с вечно пьяными соседями за стеной, а в собственной роскошной квартире, как все белые люди. Да, Лёльчик?

Та опять затрясла головой, но уже утвердительно. Не удержавшись, Анна Павловна и Кирилл рассмеялись, через минуту к ним присоединилась и зарёванная Ольга. На кухню прибежали мальчики, заглянул и Леонид. Не зная причины смеха, они, тем не менее, тоже заулыбались. Курицу ели в прекрасном настроении, а чай с пирогом пили под шутки и смех. И Анна Павловна не углядела ничего зазорного в том, что у них получились такие весёлые поминки. Она вдруг поймала себя на мысли, что впервые за полгода в доме звучит смех и царит радость. Если бы Сергей мог увидеть их сейчас, он был бы очень доволен.

 

…Когда она поздно ночью легла спать, то ещё долго улыбалась в темноте, вспоминая прошедший вечер. Какое, оказывается, это удивительно приятное чувство – приносить людям радость. Как верна народная мудрость о том, что дарить куда приятнее, чем получать подарки. Впервые за последние месяцы она спала как убитая и видела чудесный сон, который тут же забылся утром, но ощущение светлой радости от него не покидало её целый день. Этот день был субботой, нотариальная контора работала, и они часам к десяти, как и договаривались, собрались у входа. Документы в течение часа были оформлены, и Кирилл пригласил всех в кафе отметить это дело. Себе и Леониду он заказал коньяк, дамам ликёр, всем по бифштексу, по салату, на десерт мороженое.

– Оленька, ты не приболела? – шепнула Анна Павловна. – Что-то вид у тебя бледноват и круги под глазами. Ты вчера лучше выглядела.

– Та не, – дурашливо под хохлятский выговор пробасил Леонид, – цэ она усю ночь вэшы укладывала. Враз переедем, говоре, нехай другие теперь в этом клоповнике мытарятся. – И они с Кириллом так оглушительно захохотали, что на них оглянулись все посетители. Ольга покраснела и погрозила мужу кулаком, но потом не выдержала и тоже рассмеялась. За ней следом прыснула и Анна Павловна. Так они сидели вчетвером за столиком, у всех было прекрасное настроение, и каждый ощущал крепнувшие чувство родственности друг к другу.

– Завтра же переедем, – решительно опустил на стол кулак Леонид, – а комнату сдавать будем. Мы решили так, пусть Ольга с пацанами в квартире прописываются, а в общаге я останусь по документам. У нас же комната приватизирована, пусть остаётся, продавать не будем. Пацаны растут, не успеешь оглянуться – жён приведут, вот тогда она и понадобится.

– Правильно соображаешь, – одобрил Кирилл, – я тоже завтра же уеду за город. Прописка, оформление дома и земли, налоги – это всё постепенно сделаю. Мне моя хрущёвка уже вот где, – он чиркнул ребром ладони по горлу. – Сосед каждую ночь над головой чечётки отбивает, за стеной студент своим роком глушит с утра до ночи, под окном коты дуром орут. Окно открыть невозможно – внизу дорога проходит, так все выхлопные прямиком ко мне прут. Какое к черту тут вдохновение, ни одна муза такого издевательства не выдержит. А теперь у меня домина в тиши, кругом лес, соловьи. Одним словом, божья благодать! Ты, Ольга, в любое время со своей командой ко мне вали, там комнат до хрена, сама знаешь, ходи, аукайся. Мальчишкам твоим раздолье, летом – пруд, зимой – лыжи. А мы с Лёнькой шашлычок под пивко организуем. Анна Павловна, само собой, в любое время, когда душа пожелает, милости прошу. Самая лучшая комната всегда для вас. И вообще, братцы, давайте жить дружно, а? Хватит особнячком держаться, ведь мы же здесь сейчас самые близкие родственники собрались. Короче, в следующую субботу с утра все собираемся у меня. Мужики – на рыбалку, бабы, пардон, дамы – по ягоды. Вечером уху на костре организуем. Мне одному в таких хоромах по углам шарахаться тоже не с руки, тоска заест. Короче, в следующие выходные ко мне, и баста!

 

…Когда Анна Павловна вернулась домой, то в душе не было и следа от недавнего чувства глубокого одиночества и пустоты. Правильно сказал Кирилл, хватит держаться особнячком. Она будет помогать Ольге воспитывать её детей, ведь получается, что она им сводная бабушка, вот и будет водить их по поликлиникам и кружкам. Научит их играть в шахматы и на гитаре (в молодости она увлекалась гитарой и бардовскими песнями, а теперь семиструнная сиротливо пылится который год на антресолях), научит Ольгу печь свои знаменитые пироги и торты. А сейчас она немного отдохнёт и пойдёт в больницу навещать старшую сестру Сергея Галину, которая, говорят, пошла на поправку после инфаркта. И на могилу к Сергею надо непременно заглянуть.

Когда Анна Павловна собираясь в больницу и привычно глянула на фотографию покойного мужа в траурной рамке, то ей вдруг показалось, что он улыбается…

 

 

– 3 –

 

Анна Павловна ещё раз окинула придирчивым взглядом накрытый стол. Как будто, всё в порядке. Кажется, она ничего не забыла. Ах, да, салфетница с салфетками не поставлена. Без неё никак нельзя: от блинов будут масленые руки. Она выставила салфетницу, передвинула ближе к центру стола вазу с фруктами, подвинула блюдо с пирогами. Мысли её вертелись вокруг предстоящего разговора. Ночью, когда она лежала без сна, всё было так ясно и просто. Но теперь сомнения опять начали одолевать её. Конечно, всё, что завещал ей Сергей, одной ей вроде и не к чему. Но, с другой стороны, он сам всё оставил ей. Может, так и должно остаться, ему было виднее. Не нарушит ли она его волю, перераспределив всё имущество между собой, Ольгой и Кириллом? Да и, к чему лукавить, всего этого ей хватит на весьма и весьма приличное существование до конца дней её. Правда, жалко Ольгу, ей-то уже никогда не выбраться с её мужем из нищеты, сейчас-то колотится на двух работах, чтобы детишек более-менее прокормить и одеть. Да и Кирилл после очередного развода и размена в своей однокомнатной хрущёвке застрял, похоже, надолго, если не навсегда. Впрочем, в этом нет вины её, Анны Павловны. И всё-таки, как поступить? Что делать? Она вздохнула, посмотрелась в зеркало, хорошо ли сидит на ней траурное платье, поправила чёрную косынку, охватывающую ее волосы. В это время раздался звонок в дверь, и она пошла открывать…