Сергей Матюшин
РассказОпубликовано редактором: Вероника Вебер, 13.07.2012Оглавление 4. Часть 4 5. Часть 5 6. Часть 6 Часть 5
Слегка запыхавшиеся от быстрой ходьбы и непрерывных прыжков через камни, канавы, канавки и лужи, они вскоре сидели на сырой шаткой скамейке у деревянного дома. Поредевшая крона огромного тополя просвечивалась фонарём, ветер дёргал и раскачивал тарелку рефлектора, и трепетные листья похожи были на мятущийся рой бабочек с блестящими тёмными крыльями. Пищал и бухал ставень на окне. Между порывами ветра сипел в листьях дождик, тогда становилось уютно и вроде бы теплее. Витая струйка текла с водостока крыши; не дожив до земли, распадалась, и часто-часто шлёпали большие капли по земле и чистеньким окатышам кирпича. Похожий на громадный шлем богатыря, возвышался над кладбищенской рощей единственный и дырявый купол храма; иногда на нём, как живые, шевелились лохмотья толя. Ну вот моя лавочка, а это моё дерево, вон роща и церковь, её скоро чинить будут, – говорила. Зина. Нравится тебе моё дерево? – Нормально, – никуда не глядя, сказал Владик, потому что ничего особенно не нравилось, даже наоборот, всё окружающее казалось мрачным, чужим, угрожающим. Как в деревне, никакой жизни не видно. Нравился только нежный и тихий, хрипловатый голос Зины, остро волновала близость её, Зина приникала, иногда клала голову на плечо Владику, ему очень хотелось целоваться, он всё порывался, посапывая, но та, тихо посмеиваясь, увёртывалась, отстранялась, прижимая к его губам влажную ладошку, её белое лицо освещалось ниспадающим светом болтающегося фонаря, лицо было в резких тенях. Она протяжно шептала: не надо, Ладичик, не на-адо, хороший мой, значит, не понравилось тебе тут, ой, куда это ты лезешь? Не нравится, а мне так очень даже, вот сам увидишь, как тут весной роскошно, кругом жёлтые цветы, просто кругом, в палисаднике черёмуха, цветы всякие... О-о, лезет и лезет, ну куда ты лезешь-то, а? Тут потом сирень, курочки по траве бегают, а на кладбище белая малина. А гуси? Гуси бегают? Какие гуси? А, ну да, как же, тоже бегают, бегают. Да не мацай ты, кому говорю! – засмеялась Зина неожиданно громко и резко. Не надо меня за дойки дёргать. – Почему н-не надо-то, чё не надо, – чуть заикаясь и смутно злясь на себя, спрашивал Владик. – Чё не надо-то, чего ты из себя, ну-ка, – силился он пропихнуть ладонь под туго застёгнутое пальто; проник к горячей мягкой груди – вспыхнул и затаился, затих, замер, боясь шелохнуться и напугать Зину лишним движением, но непослушная кисть шарила, мяла, сжималась самостоятельно. А Зина, откинув голову, вдруг крепко схватила руку Владика, и сама прижала что было мочи к собственной груди: сильнее! И – отодвинулась. Расскажи мне что-нибудь, Владик, кончай мять меня. Есть у тебя мама? Расскажи про маму. Болеет, да? Ну что же ты не рассказываешь ничего, у тебя такой хороший голосок. Ла-адик, Ладичик, словно будя, еле-еле потрепала она воспалённое ухо. У, какое горячее, как огонь. У меня батьки не было, если хочешь знать, – неожиданно грубо сказал Владик, тут же пожалел о сказанном. Ну и что? Чего такого-то? Всё нормалёк. А и ничего, милый, ничего, после долгой паузы прошептала Зина, целуя его, отстраняющегося, в лоб и в висок. Зачем на меня-то сердишься? У меня нет фигуры, у меня нет лица, меня мамка родила без посредства отца! – лихо продекламировал Владик. Но ничего смешного не получилось, наоборот, какое-то новое зло подступило к сердцу, даже целоваться внезапно расхотелось. Всё же он заставил себя произнести бодро и весело: хочешь дальше песенку расскажу? Не надо, нет, не надо мне такую песенку, сказала Зина и погладила по щеке. Какой ты весь тёплый, горячий, а уши-то, уши-то! У дураков уши холодные, проговорил Владик.
Что-то спешащее было в движениях и жестах Зины. Резки, как бы и не ласковы касания, цепкие пальцы могли больно дёрнуть за волосы, защемить кожу на шее и тут же нежнейше приласкать. Владик волновался всё сильнее. Вопросы, слова её казались бессвязными, взгляд был неуловим. Досадливо ощущая липкую влагу между своих пальцев, он протиснул в её рукав изъятую из-под пальто ладонь. Оё-ёй, как щекотно, говорила Зина. Вот ты про собаку рассказывал, расскажи ещё про собаку, она лаять умеет? Гаф-гаф смеясь, глянула она. Умеет так? Конечно, умеет, – отвечал какой-то другой Владик; опомнясь, смеялся вместе с Зиной над своими словами, но всё же начинал рассказывать про собак, о которых ничего не знал. И вскоре замолк. Замёрз Ладик, огорчённо вздохнула Зина, замёрз? Да не, всё нормально. Холодно ему и в самом деле не было, но непонятно откуда взявшаяся дрожь не унималась. Ага, замёрз, замёрз, всё равно замёрз, я вижу, – поднялась Зина, и Владик испугался, что она сейчас уйдёт. Но Зина, сжав колени, присела, тронула его щёки ладонями, повлекла подниматься: вставай, пойдём, согреешься, и отпущу тебя, отпущу я тебя домой, красота моя. Пойдём в дом, только ти-ихо, ты умеешь тихо, несчастье моё? Бряк щеколды, шаткие кирпичи на дорожке, крыльцо, слегка взвизгнувшая дверь, ещё дверь, – они пробирались на кухню. Половицы в сенях оглушительно скрипели. Владику казалось, что он вот-вот заденет пустое ведро, и оно, гремя и грохая дужкой, покатится, сшибёт, уронит что-нибудь пустое и тяжёлое, и тогда надо будет рвануть отсюда во все лопатки. Пробрались наконец. Зина усадила его на табуретку: сиди смирно. И пропала во мраке. Послышалась осторожная возня с одеждой, щёлкнули какие-то кнопки или застёжки, два раза протяжно зыкнули молнии на сапогах. Плеснула вода... Еле заметно стали проявляться предметы: окно, самовар, ведро у двери, светлая зыблющаяся занавеска, из-за которой неожиданно вышла и обозначилась перед ним Зина – неясная в очертаниях, светлеющая, вся призрачная какая-то, медленная – Владик замер: совсем разделась? – подсунуло воспалённое воображение. Но она была босиком, в короткой мужской, что ли, рубашке, волосы распущены по плечам... Обняв её за бёдра, с сожалением почувствовал неровную ткань рубашки, терпкий аромат духов и близкого женского тела – он восторженно и скованно оробел и не знал, что делать теперь, но тут же, забыв обо всём, и, схватив покорные Зинины руки, сильно прижимаясь губами, жадно и коротко стал целовать шершавые ладони тихо ахающей, приникающей... задохнувшись, прижался пылающей щекой к запястью, услышал, как туго и часто там бьётся пульс, и ткнулся как щенок в тесное гнездо ладоней, поражённый возникшим где-то далеко в груди слышимым, звучащим всё явственнее теплом, Зина расстегнула рубашку, и приложила голову Владика, его губы к обнажённой груди. О, как мало, милый, как мало и тебе досталось тепла и ласки, ну что же ты, Владик, обнимай меня, не пугайся, обнимай крепче, красота моя, что же ты у меня такой робкий, смелее, милый, смелее и крепче... Мешались и путались слова друг с другом, и Владик уже не различал, кто из них двоих что произносит. Шепча, Зина медленно скользнула вниз между его ладоней, задела грудью колено, опустилась на корточки, и, расстегнув пуговицы его рубашки, по-кошачьи пробралась к телу, к напряжённому ожиданием, томящемуся телу; в забытьи целовал Владик белое лицо её, сильные губы Зины ускользали, и она сама, сама... Владик неожиданно почувствовал на губах и языке пресный вкус грима и помады. Какой ты хороший, какой лучший самый, нежный мой, милый, бормотала Зина между поцелуями, не надо больше, подожди немножко, тихо и счастливо смеялась она, смиряя руки Владика, ах, ещё, ещё, все равно ещё, а теперь сюда, и сюда... – нетерпеливо дёргала она лацкан плаща, сними же ты плащ-то, господи, несчастье моё! О-о, как больно, как хорошо... Владик! – после странной паузы, когда не было слышно даже её дыхания, тихо крикнула Зина, тебе всё можно, понимаешь, всё! боже, как хорошо мне с тобою, если бы ты понимал только, я сама ничего не понимаю, Владик, тебе хорошо, да? скажи, скажи да! – отпрянув, неожиданно громко и требовательно сказала Зина. Не дождавшись ответа, припала к его коленям, шепча, сильно и грубо лаская, обжигая дыханием сквозь материю, – целуй меня, целуй, целуй... меня много надо целовать, понимаешь? пойми же ты, неужели никто, всхлипнула Зина, никто не может понять... Владик растерялся: показалось, что Зина всхлипнула ещё раз, и правда – через мгновение на бедре стало мокро и горячо, и желание стало совершенно невыносимым. Хороший мой, неужели и завтра, неужели ещё и завтра, и потом... Владик покачнулся. Надо, надо, сжималась Зина, меня никто так... понимаешь, никто так хорошо не целовал меня, не ласкал, никто и никогда, обними ещё... мы ещё побудем с тобою, ну недолго, останься ещё, хоть ненадолго, Владик!
Оглавление 4. Часть 4 5. Часть 5 6. Часть 6 |
Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы. Литературные конкурсыБиографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:Только для статусных персонОтзывы о журнале «Новая Литература»: 09.11.2024 Взаимодействие с Вами не перестаёт меня радовать и, думаю, принесёт хорошие плоды. Алексей Уткин 13.10.2024 Примите мой поклон и огромаднейшую, сердечную Благодарность за труд Ваш, за Ваше Дивное творение журнала «Новая Литература». И пусть всегда освещает Ваш путь Божественная энергия Сотворения. Юлия Цветкова 01.10.2024 Журнал НЛ отличается фундаментальным подходом к Слову. Екатерина Сердюкова
|
||
© 2001—2024 журнал «Новая Литература», Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021, 18+ 📧 newlit@newlit.ru. ☎, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 Согласие на обработку персональных данных |
Вакансии | Отзывы | Опубликовать
|