Наброски в общем вагоне

 

 

 

Вам-то ещё хорошо, усмехнулся попутчик, сосед в электричке, на мою жалобу, что мотаться на поезде с работы домой и обратно за столько лет осточертело. Вам, можно сказать, повезло, вы без пересадок едете, мне куда хуже: мало того, что пересадка в Н., так нужная электричка иной раз отправляется с соседней платформы буквально минуту спустя после прибытия этой вот, в которой мы с вами сейчас едем. Выскочишь, нырнёшь в переход и почесал... В моём-то возрасте. Суставы, животик... И смех, и грех. Бег ради жизни, называется. Читывали такое? Оказалось, правда, что этот самый бег больше способствует заболеваниям, чем предохраняет от них. Да, со многими явлениями так бывает. Бег ради жизни... А глянешь другой раз на иные вещи эдак как-то, и не понять уже – чего ради... Темновато я выражаюсь? Вспомнил, собственно, один случай странный, со мною было недавно. Ужасно. Загадка! Рассказать?

Нелепый, глупый случай.

Так хотите, расскажу? И время заодно скоротаем. Время в поезде, как в очереди, течёт медленно. Чужому человеку в поезде или там в гостинице иной раз так много наговоришь о себе, чего и другу не расскажешь... Почему это с нами происходит, убей, не могу понять. У царя Мидаса ослиные уши? Хочется выговориться, но не хочется, чтобы знакомый человек знал что-то о тебе малосимпатичное, о твоих слабостях или тайных комплексах, что ли. Вот мне довольно часто снится, что на меня нападают, а я во сне вместо того, чтобы защищаться, пытаюсь агрессора или уговорить, или убегаю, а надо же самому нападать? Фрейда на меня не хватает... Так вы не против? Всё это сидит во мне, как заноза. Близким даже не рассказывал, да что близкие! У царя Мидаса ослиные уши, самому близкому-то самое сокровенное никак нельзя. И в себе носить трудно. Рассказать?

 

Так вот.

В тот злополучный день я значительно задержался в тресте на очередном затянувшемся совещании. Потом, как водится, зашли поужинать в ресторан, заболтались, и в результате пришлось возвращаться на последнем поезде, как сейчас. Прибыла электричка в Н. Я – пулей из тамбура, кубарем в подземный переход... Как я бежал, как бежал! Ведь было около часа ночи, с соседней платформы вот-вот отойдёт моя электричка, последняя, причём. Опоздаешь – и кукуй до пяти утра. А после плотного ужина и некоторого возлияния каково бежать-то? Живо не побежишь... Плохо, кстати, слушаем мы врачей, мало двигаемся. Я, например, один-два лестничных марша одолею и уже не знаю, когда успокоится сердце, и успокоится ли оно вообще когда-нибудь. Да. Это так, к слову. Бегу, значит. По пустому переходу навстречу какой-то паралитик. Дёргается, кривляется, словно в детстве полиомиелит перенёс, помните, лет сорок назад была эпидемия по всему миру? Давайте-ка я рядом сяду, не люблю против движения. Почему наши предместья выглядят, как одна нескончаемая помойка, я много ездил, кругом одно и то же, словно Мамай прошёл. Это так, к слову. Вот и у этого – движения ужасны, прямо-таки устрашающи, ей-богу. Вычурные дёрги какие-то... Да ещё пустота кругом, экономное кладбищенское освещение, гул какой-то подземный, словно в недрах чудовищная кузница работает. А в руках у этого паралитика большая корзина, вроде бельевой, полная помидоров, как только он её тащил, не понимаю, тяжело же. И, представьте себе, буквально в двух шагах от меня он спотыкается на ровном месте, падает, помидоры раскатились по проходу, я, разумеется, не смог остановиться сразу, вы понимаете, одна, другая помидорины попадают под ноги, раздавливаются, я проехал на этой слизи, как на ледяном катке, поскользнулся и, весь изогнувшись в трёх плоскостях, знаете, так, эдак, словно сам паралитик, больно хряпнулся задницей прямо в слизлый след раздавленной помидорины, вляпался ладонью в другую, отшиб копчик, чего-то ещё, такая, в общем, нелепость! И этот рядом, пытается подняться, ещё хуже и гадостней дёргается, эти корчи от напряжения, вероятно, усиливаются, вы не в курсе? Я спрашиваю, от перенапряжения судороги усиливаются? Не знаете? Со стороны могло показаться, что он выделывает сложные упражнения, вроде асаны принимает из какой-нибудь экзотической гимнастики, и всё, заметьте, происходит как бы в замедленном темпе, хотя вся сцена продолжалась секунды. Скользко. Да. Я всё же вскочил, со зла пнул башмаком подвернувшийся овощ, хотел бежать дальше, но паралитик изловчился ухватить меня за штанину, орёт, шипит, требует поднять, может быть, ему ещё и помидоры его дурацкие?.. Да... Прямо требует, заметьте, требует, а не просит, ни «пожалуйста», ни «прошу» ни «умоляю», а – «поднимай меня! Поднимай!» Я стремлюсь выдернуться – никак! Цепкий, как клещ, откуда силы... И слышу, гул нарастает, вроде бы моя электричка подходит, вот и представьте ситуацию. А он вцепился обеими руками, не пускает, плюётся, хотел даже куснуть... кажется; я вырываюсь. Знаете, у дегенератов такие лица, что никак невозможно прогнозировать ни слова их, ни поступки, ни вообще, чего они задумали. В конце концов, я стряхнул его, как репей или собачонку, кажется, все силы вложил. И – было побежал. И внезапно слышу: «Держите его! Держите!»

Представляете ситуацию?

 

Невероятно, дикость какая-то, фантастика ей-богу. Кого держать? Меня? Его? Вы знаете, какая в подземном переходе акустика, как в пустоте раздаётся крик, кругом же бетон, кафель, промозглая сырость какая-то... Держите его! Кого держать? Оглядываюсь – у лестницы человек восемь, банда целая, все одинаковые, в смысле, одеты одинаково. Перетрухал я крепко, и тут опять бабий, что ли, истерический вопль: «Держите!» Я, как вы понимаете, буквально полетел, оно и понятно, совсем же опаздывал. Через две, пять ступеней, выношусь на перрон. Передо мною плавно, эдак, знаете, как бы насмешливо, третий... предпоследний, последни-и-ий вагоны... Тупые лица счастливчиков в окнах, жуют чего-то, смотрят на меня со злорадным любопытством. Ох, люди! И – второй час ночи. Помню, – иронически усмехнулся рассказчик, – я пнул фонарный столб с мордой часов наверху и отшиб большой палец на ноге, чего следовало ожидать. До сих пор побаливает. Да. И – похолодел: вот, думаю, и попался, гуляка. Те-то, кодло бандитское, сейчас выскочат на перрон из перехода, ну и всё, хана мне. Куда я денусь? Конец света, честное слово. Слабость, помню, от страха появилась, двинуться никак. А говорят, что в подобных случаях появляется бешеная энергия и невероятные силы – чтобы спастись и защититься. А тут наоборот. Словно кролик перед коброй. Впрочем, можно было бы сигануть с платформы, галопом через пути, там забор какой-нибудь, канава с лопухами, кювет, кусты... Или даже просто под платформу нырнуть и переждать; это лучший вариант, если под платформу, надо будет на всякий случай запомнить. Это всё я потом, конечно разрабатывал планы, ретроспективно, так сказать, не скрою. А в тот момент – клубок страха, змея и жаба, пузо свело, прямо паралич напал. Что дальше. Стою. Трясусь, напрягся, окаменел весь. Однако, пока я холодел, прошло достаточное для появления бандитов время, – как-то внезапно я это осознал. Но – стою, чего-то жду. Никто не появился. Пасть перехода, как преисподняя, светилась смутно и жутко, прямо дантовская щель какая-то, жерло ада... Смешно, конечно... Ни звука... Только гул, лёгкий звон – рельсы, провода, удаляющаяся электричка. И перрон пугающе пуст, бесконечен; сырость кругом, морось промозглая, фонари еле горят через один. Такая, знаете, беспомощность, незащищённость, брошенность в этом мире. Такая досада! Ведь следующая, утренняя электричка только через три с половиной часа! Ладно. Прошёлся, успокоился. А сам всё кошусь на жерло перехода. Посидел на мокрой лавке в позе кучера – релаксация, знаете? И решил пойти к пристанционным домикам, там кое-где окошки ещё светились. Может, думаю, кто пустит погреться; глухая осень, всё такое жуткое кругом, чужое, так мне жалко себя стало, такое, знаете, сиротство, ей-богу. Как в пустыне. А вот сейчас думаю: и как мне в голову пришло идти проситься на ночлег? Ну кто, кто в наше время шкурное пустит глухой ночью незнакомого человека в дом? Вот вы пустили бы? То-то... А ведь не приди мне в голову эта вздорная фантазия с ночлегом, и не случилось бы ничего.

 

Дальше что.

Спускаюсь в переход.

Поворачиваю за угол.

Прислушиваюсь... А вдруг поджидают? Страшновато. Умом понимаю, толпа ждать не будет.

И вижу такую картину.

Там же, где я его оставил, валяется этот паралитик. Недвижный. Серая бесформенная глыба.

Подхожу, как сомнамбула. И поверите ли, уже знаю, что он мёртв.

Да... Скользко нам минут осталось? Двадцать? Не хотите ли покурить? Пойдёмте в тамбур, тем более, мне на следующей выходить.

Нет, спичек у меня тоже нет.

Я до сих пор не могу объяснить себе – как, почему я понял, что он мёртв? Интуиция? Криминалисты говорят, что трупы, мёртвые люди всегда лежат особо, в каких-то неудобных позах. Но я же не знаю, как они там лежат, а тут понял сразу. Подхожу, стало быть...

Что? Сигарету? Знаете, я почти бросил. Работа сидячая, полнеть начал, нервы ни к чёрту, смотрите, как пальцы подрагивают, и это всё время.

И вот, значит, подхожу.

Скрюченный, голову обхватил руками, словно защищался, колени подкаты к животу, ну как ребёнок во сне, такой весь худенький, маленький, замызганный, господи! В каком-то застиранном спортивном костюмчике, но чистый костюмчик-то, вы понимаете, вот даю голову на отсечение, это почему-то бросилось в глаза, костюмчик застиранный, старенький, но чистый, и на локтях аккуратные, хотя и неровные латки пришиты. Чёрт возьми, кто-то выходит, ухаживал за этим несчастным; может быть, матушка, сама еле живая, или там страшненькая сестра – старая дева, но скорее всего, конечно, матушка, кому же ещё... Не знаю... Какая же всё это мука. Костюм мал или задрался, везде торчат голые, худющие, такие белые руки, локти, дайте ещё одну сигаретку, спасибо, сандалет один в стороне и лежит на ребре, тут кровь изо рта, кажется... Нет, об этом невозможно. Ну почему, почему костюмчик-то чистый, а? Видно же, вчера стирали. Я даже помню стрелочки такие, как на брюках бывают, на рукавах у него и на штанинах, когда вот тщательно гладят, откуда? Ведь это значит, его кто-то буквально только что одел, помыл, может быть, он сам, не знаю... Бывают такие странности, знаете. А помидор проклятых вокруг надавлено! Несколько штук самых дальних, откатившихся, темнеют, как грибы. Корзинка скособоченная, поломанные прутья торчат, как рёбра у рыбы. Вот и представьте себе моё состояние.

Оказывается, гнались-то не за мною.

 

Но знаете, зачем всё это такое, разве можно понять? В наше-то время, какие-то помидоры... Но ведь и их эти нелюди не взяли! Там мно-ого валялось вокруг, все раздавленные, конечно, вообще такая красная каша была, только у стен целые валялись, тоже много. Не взяли же? Почему? Зачем? Тут с восьми до восьми вкалываешь без суббот, как проклятый, никакой личной жизни...

Что? А, да-да, подъезжаем.

О чём вы? Да какие там ночёвки, вернулся обратно на перрон, сел на лавку и сидел в полудрёме, окоченел весь. Нет, никуда не звонил. Ну в милицию, это да. Часа через два приехали, что ли, уж и не помню. А что я им мог рассказать?

Но понимаете, что странно. Допустим, воришка. Допустим. Только разве бельевыми корзинами воруют? Почему же он навстречу им бежал, а не наоборот, что много логичнее? Он же должен был от них бежать, как мне подсказывает элементарная, так сказать, логика.

Или они хотели всё же меня догнать?

Вот я и приехал. До свидания. Видите, как всё странно. Случай сам по себе, пожалуй, и пустяковый, только так сложилось, что декорации, так сказать, какие-то... словцо не подберу... символические? Поведение этой стаи шпаны совершенно не поддаётся пониманию... Что взять с паралитика?

Или они всё же за мной?..

Ох, до чего же надоело мотаться вот так, опять несись сейчас по переходу на другой перрон. Хорошо, электричка опоздает или задержится, а если нет?

Как, вы тоже здесь выходите? Вместе, значит. Тогда легче.