Каникулы на том свете

«Дорогая бабушка! Я очень по тебе скучаю. Так скучаю, что даже похудел на три килограмма и новые брюки с меня падают. Мама говорит, что если не начну нормально есть, то совсем исчезну, но я так не думаю. Ничто ведь в мире не исчезает, правда? Всё где-нибудь да сохраняется. Хоть муравей, хоть улитка, хоть листок с дерева – а уж человек-то тем более? Ведь мы важнее листка или муравья, как ты считаешь?

Бабушка, я пишу тебе уже четвёртое письмо, но мама говорит, что туда, где ты сейчас живёшь – письма доходят плохо. Зато если я буду хорошо учиться и закончу второй класс без троек, то летом мы приедем к тебе на каникулы. Я буду очень-очень стараться, обещаю, и тогда мы с тобой снова напечём пирожков и пойдём на рыбалку. Скажу по большому секрету: никто из моих друзей не умеет подсекать лучше, чем ты, и ни у кого так хорошо не клюёт. У вас – там, где ты сейчас – есть река? Я надеюсь, что есть, потому как, что же это за каникулы, если нельзя ловить рыбу?

Ой, бабушка, что у нас тут было после того, как ты уехала! Такой большой скандал! Приходили дядя Фредерик с дядей Морисом и вместе с папой перерыли всю квартиру. Большой шкаф в гостиной, и ящики в гардеробе, и сервант, и трюмо с зеркалом, и мой письменный стол, и антресоли, где у нас лежит много-много старых чемоданов. А твой комод, бабушка, и вовсе разобрали на щепки. Пузырьки с лекарствами, и письма, и фотографии, даже ту, мою любимую, в рамке, где ты в красивом белом платье венчаешься с дедушкой – всё порвали и расколотили. Я, как увидел, заплакал, но мама сказала: «Перестань, Лук, нашей бабушке там, где она сейчас, не нужен комод. Ступай в детскую, у нас взрослый разговор». Но и в детской папа с дядями всё перевернули вверх дном, так что я не знал, куда приткнуться. Впрочем, я об этом уже писал.

Ненавижу взрослые разговоры. Я слышал, как Фредерик кричал: «Старая карга куда-то спрятала деньги! И золото – всё фамильное золото! С собой, что ли, забрала, ведьма полоумная?» Папа ему вторил, чуть потише: «Да где оно, где? Нет, ну не могла же и правда забрать. Зачем ей – там, где она сейчас? А нам нужно позарез. Вот, хотя бы Лукасу купить зимние сапожки – и то не на что». Мама громко сморкалась и повторяла: «Как вам не стыдно? Может, и не было у неё ничего…», а потом дядя Морис велел Фредерику: «Убирайся вон!» Хоть я не очень хорошо понимал, о чём речь, мне тоже почему-то сделалось стыдно. За порванные фотографии, за комод, за то, что дядя Фредерик у нас дома хозяйничает. Он тебя не любил и нас не любит.

Я ведь как думаю, бабушка. Не знаю, зачем тебе там это золото нужно. Мама говорит, что ты живёшь в таком месте, где всё у всех есть и всем всего хватает, и я тебе даже немного завидую, потому что нам здесь вечно не хватает то одного, то другого. Но если золото твоё – то оно твоё, и причём тут дядя Фредерик? А я и в прошлогодних сапожках похожу.

Ещё я, знаешь, что вспомнил? Как ты мне, совсем маленькому, рассказывала, будто есть на свете сокровища, которые не каждому в руки даются. Вроде заговорённого ковшика или яблони с молодильными яблоками. Так вот, мне кажется, что твоё сокровище – как раз такое, и дядя Фредерик сам не понимает, что ищет.

Не встречаешь ли ты Хоффманов? Если да, то передай привет моей маленькой кузине Лизе и её братику Тоби. Правда, мама говорит, что он мне никакой не кузен, потому что сын не дяди Мориса, а Ханса Хоффмана, но мне это всё равно. Я люблю их обоих – и Тоби, и Лизу, и какая разница, кто кому сын или кузен.

Бабушка, я вчера получил «отлично» по математике, а позавчера – два раза «хорошо»: по немецкому и по пению. А в субботу ходил в церковь и поставил свечку за упокой твоей души – так, как соседка тётя Полли меня научила. Не знаю, зачем нужны эти свечки, ведь мама говорит, что там, где ты сейчас – красиво, спокойно и хорошо. Но если от них тебе хоть чуточку светлее, я буду зажигать их каждую неделю, пока у меня в хрюшке не кончатся монетки.

Не скучай, бабушка, надеюсь, скоро встретимся.

Твой внук, Лукас».