Одна из десяти жизней

На чтение потребуется 2 часа 15 минут | Скачать: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

Купить в журнале за март 2015 (doc, pdf):

 

 

 

 

Красивый лакированный чёрный автомобиль, похожий на гигантского жука, из класса тех, на которых обычно подъезжают самые респектабельные клиенты, притормозил у кафе «Русь», рядом с которым вдоль проспекта прохаживались проститутки, и, включив фары ближнего света, начал осторожно пробираться вдоль «съёмного пятачка», ощупывая ярким галогеновым светом фигурки и лица торгующих собой женщин. Выбор на проспекте был не велик. Прохаживались парочки стриженных под мальчиков, худосочных девиц, издали похожих на подростков; гордо приподняв головы, шли одинокие грудастые Мерлин Монро, размалёванные так ярко, что бросить взгляд мимо них было практически невозможно; проплывали мамочки – бригадирши, «усатые нянечки», скопившие достаточно опыта и денег для того, чтобы оставить профессию и командовать такими же, какими ещё не так давно были сами; встречались на проспекте и новенькие, которые ещё не успели заматереть и не покрывали лица вызывающей в своей безвкусице косметикой и не одевались так вульгарно и скверно. Таких предпочитал «свой клиент» – не зажравшийся циник, свято поклоняющийся только деньгам, а человек самый обыкновенный, рядовой, с достатком чуть выше среднего, который после неудач на службе или конфликтов с женой торопился не в церковь на исповедь, а сюда, на проспект, для того, чтобы не столько утолить свою похоть, сколько выговориться женщине, которую, как ему казалось, он купил в собственность на время, как живую куклу. Матёрые проститутки таких клиентов ненавидели; им было легче в обществе какого-нибудь негодяя – бандита или прожжённого циника-богача, желающих, порой, заказов с «перцем и солью», учиняющих иной раз такие гнусные оргии, которые, наверное, и не снились грешным содомлянам, опалённым серным дождём и смытым с лица земли Господом за свои злодеяния.

За рулём красивого черного автомобиля сидел тридцатилетний Антон Грёбушкин, генеральный директор дизайн-бюро «Маскарад», в недалёком прошлом – избалованный маменькин сынок и специалист по компьютерному дизайну, мало-помалу сумевший с помощью капитала своей супруги стать хозяином этого небольшого, но очень оборотистого предприятия. Рекламные щиты с улыбающимися физиономиями «небожителей», кандидатами в губернаторы на последних выборах, закончившихся на прошлой неделе, до сих пор густо усеивали проспект и являлись детищем «Маскарада».

Супругу свою Грёбушкин любил и боялся; она была на десять лет старше его и обладала по-мужски крепкой деловой хваткой, которая иногда по инерции проникала и в их семейно-интимную сферу. Тогда между ними вспыхивали какие-то дурацкие беспричинные ссоры, бурные скандалы, и тихому благовоспитанному Грёбушкину хотелось напиться или куда-нибудь убежать.

Друзей у него не было, потому как в бизнесе все друзья были деловыми партнёрами, а это обязывало держаться с ними в рамках приличий, то есть соблюдать дистанцию. Церковь он не понимал, не любил и боялся её каким-то неосознанным детским страхом; и когда в семье вспыхивал очередной скандал, он допоздна задерживался в офисе «Маскарада», а затем ехал на проспект к кафе «Русь», для того чтобы купить там женщину и излить ей свою душевную горечь. По своей утончённой образованной натуре Грёбушкин был эстет; привитый ещё со Строгановки художественный вкус к прекрасному, слегка подпорченный рекламным бизнесом, ещё не окончательно оставил его душу. Ему не нравились вульгарные, пошло размалёванные девицы, похожие на живых кукол. Проститутку он подыскивал с простенькой естественной внешностью, одетую небогато, но со вкусом. Почему-то ему представлялось, что такие проститутки были, как правило, из бывших учителей. В силу своего художественного вкуса Грёбушкин ещё не успел, да и не желал, пропитаться надменной вальяжностью небедного человека, нарастить животик – признак стабильного благополучия бизнесмена средней руки; одевался он изысканно, но не вульгарно. Носил длинные кудрявые волосы и золотую серёжку в ухе; был сухощав, спортивен и эстетично не брит. В душевном плане Грёбушкин находился на распутье, где-то посередине между цинизмом успешного бизнесмена и совестливого маменькиного сынка, – этакий новый образец мужчины рефлексирующего, но уже познавшего волшебную силу денег и понявшего, что с их помощью можно купить многое, почти всё, и что повсюду нужно уметь торговаться, как на базаре.

На проспект он приехал после очередной грубой ссоры с женой, когда она обвинила его в «слюнтяйстве и интеллигентщине», что в её глазах являлось чуть ли не главным мужским пороком; дело дошло до брани и мата. Задетый за живое Антон, не привыкший к такому обхождению, выскочил из квартиры, хлопнув дверью, сел в машину и чуть не расплакался – до того было ему обидно получить словесную зуботычину от любимого человека. Наконец, ему стало ясно, какой жестокосердный бесёнок живет в душе супруги.

 

Проехав вдоль гуляющих проституток тихим ходом метров двести, он вдруг заметил одинокую фигуру молодой женщины, которая внешне выглядела как провинциальная учительница, а не как столичная работница секс-услуг. На первый беглый осмотр она вполне соответствовала требованиям Грёбушкина. Он подъехал поближе, заглушил мотор, открыл окно и поманил её пальцем.

Он не хотел сигналить или кричать, чтобы не вызывать лишнего внимания мамочек, сутенёров или постовых милиционеров, которые прохаживались поблизости с видом хозяев этого кусочка проспекта.

Женщина подошла к машине и тут же по-деловому обозначила таксу: двести долларов – ночь, сто долларов – час в машине, а если на несколько дней, то нужно прежде поговорить с бригадиршей и записать номер машины, на всякий случай, ибо в профессии проститутки может произойти всякое. Грёбушкин разбирался в людях, и по голосу и по выражению лица женщины понял, что её грубовато-вульгарный тон напускной, и что, возможно, на пятачке эта проститутка появилась совсем недавно. Он вытащил двести долларов, положил их перед собой на панель управления и сказал, что ему достаточно часа в машине.

– И совсем необязательно предупреждать хозяев, – деловым тоном заметил он, – я не маньяк и не развратник. Отъедем отсюда, где-нибудь припаркуемся, а через час я привезу тебя назад.

Женщина колебалась. Грёбушкин взял с панели купюры и протянул ей.

– Как тебя зовут? – спросил он ласковым голосом.

– Лена, – ответила проститутка, пряча деньги в сумочку, которая висела у неё на плече.

Грёбушкин приоткрыл дверь, и она села. В нос ударило запахом дешёвых духов, смягчённых ароматом жевательной резинки. Грёбушкин включил зажигание, и машина плавно вырулила на оживлённую трассу. Через квартал машина свернула в безлюдный переулок, Грёбушкин припарковался на обочине дороги вдали от жилых домов и выключил фары. Лена выплюнула жвачку в окно и стала деловито расстёгивать блузку, но он остановил её.

– Не надо. Я хочу поговорить.

– Поговорить? – Она испуганно покосилась на Грёбушкина, боясь, что аванс придётся возвращать обратно. – А как же деньги?

Антон поспешно достал бумажник и вытащил еще одну сотенную, чтобы Лена не сомневалась в его честности. В неярком уличном освещении она не казалась ему простенькой и естественной. В её симпатичном немолодом лице словно тугой пружиной сидела какая-то внутренняя боль, и это было заметно с первого взгляда. «Лучше бы она была слегка под хмельком, – подумал Грёбушкин, поглядывая на её тонкие напряжённые губы и нервную складку у переносицы. – Тогда мне было бы легче».

Он вдруг вспомнил о том, что в бардачке у него лежит бутылка вишнёвого ликёра, оставшегося со дня его рождения. Антон достал её и протянул Лене.

– Сначала ты, – недоверчиво ответила женщина, знавшая множество трагических историй, связанных с отравлениями и изнасилованиями проституток, многих из которых уже нет в живых.

– Думаешь, я подсыпал снотворного? – усмехнулся Антон и сделал из бутылки несколько небольших глотков. Только после этого Елена последовала его примеру.

– Как тебя зовут? – спросила она, чувствуя, как пружинка внутренней боли, сидящая у нее в душе и всякий раз напряжённо натягивающаяся перед работой с клиентом, немного ослабляется.

– Антон.

– Ты что, чем-то болен, Антон? – спросила она с обезоруживающей наивностью не привыкшей к церемониям уличной женщины.

– Болен. Вот именно, болен! – с горечью воскликнул Грёбушкин, полагая, что минута для его наболевшего наступила. – Не понимаю, что со мной происходит. Вроде бы всё есть для счастья – хорошая репутация (при слове «репутация» Елена язвительно поморщилась), солидный доход, престижная работа, семья, – прибавил он сквозь зубы. – А счастья нет. Вроде бы и с женой по любви сошёлся. Так нет же! Ей всё время нужно меня унижать. Сегодня обозвала меня слюнтяем. А я самый обычный человек со своими желаниями, заботами. Она хочет от меня каких-то наполеоновских поступков, решительных действий. А мне этого не нужно. Я не помню, когда в последний раз посещал какой-нибудь музей или выставку.

 

«Боже мой, о чём он болтает? – брезгливо взглянула на красавца с золотой серьгой в ухе Елена. – Жена его слюнтяем обозвала? Так оно, наверное, так и есть. Зачем он всё это рассказывает мне, падшей женщине? Это больной человек…».

– И уже не первый раз я хлопаю дверью и ухожу из дома, – продолжал жаловаться Грёбушкин. – А ей хоть бы что! Она сделана из железа, из огнеупорного материала. Её ничто не берёт.

Лена презрительно сжала губы, потому что внутренняя боль появилась вновь, и, отвернувшись от Грёбушкина, воззрилась в темноту ночи, вспоминая гадкую историю из своей жизни, которую она никогда бы не посмела так запросто рассказывать постороннему человеку, как это сейчас делал купивший её на час бизнесмен. «Как можно? – вздохнула она, бледнея. – Как можно выливать на другого свои душевные помои? Ах да, я же купленная на час кукла, – усмехнулась она, – у меня не должно быть своего горя, своих душевных ран. Это у проститутки-то?! О Боже, откуда они берутся, эти слюнтяи, покупающие шлюх, для того чтобы исповедаться им?».

– А ты к священнику не ходил? – как-то само собою грубо вырвалось у Елены. Антон вздрогнул, нахмурился, молча взял у неё из рук бутылку ликёра и глотнул ещё.

– Кажется, я разговариваю с тобой, а не со священником, – высокомерно произнёс он и обиженно-надменно посмотрел на купленную девицу. Лену передёрнуло от этого взгляда. Она поняла, что это человек не из тех, кто просто так разбрасывается деньгами. В нём нет ни великодушия, ни сострадания. И за выданные ей вперёд бумажки он вывернет из неё душу.

– Почему женщинам все время нужно чего-то большего, чем мы можем дать? – продолжал свою исповедь Грёбушкин. – Почему нельзя успокоиться и быть доброй и ласковой, какой, например, была моя мама?

«О, Боже, опять началось! – отвернулась от него Елена. – Что за мерзкие клиенты стали появляться на пятачке».

Она снова погрузилась в свои мысли и вспомнила родную Шигаевку, школу, в которую она, сирота и воспитанница детского дома, сумевшая «выбиться в люди» и закончить педагогическое училище, пришла молодой учительницей русского языка и литературы. Вспомнила своего директора Марину Валентиновну Жох и её мужа, толстого, противного наглеца Григория Ивановича, первого бизнесмена Шигаевки, перед которым склоняли головы чуть не все учителя и врачи посёлка за то, что иногда он подбрасывал им денежные подачки в виде спонсорской помощи, однако забирал больше – чью-нибудь честь, гордость, самоуважение… Слепая власть денег! Этот самоуверенный и наглый тип Жох начал настойчиво и дерзко ухаживать за Еленой, а затем, когда он добился своего, получив решительный отпор от хрупкой девушки, распустил слух о её развращённости, о том, что будто бы она домогалась до него, пыталась шантажировать и требовала деньги. О, мерзкий тип! Она была вынуждена уйти с работы, которую любила, а потом и уехать из Шигаевки в Москву, где надеялась найти лучшую долю. Потому что в Шигаевке все почему-то приняли позицию Жоха, даже директор школы, знающая своего мужа как облупленного, и та начала настраивать посельчан против Елены. И она оказалась изгоем.

Но Москва неласково встретила бедную провинциальную девушку. Как и многие ей подобные, Елена, столкнувшись лицом к лицу с цинизмом столицы, безграничной властью денег и чьего-нибудь покровительства, впала в какой-то душевный ступор и паралич, потеряла разум и волю; а когда очнулась, наконец, то была уже в паутине ночного проспекта, безвольная, обескровленная, едва живая, сохранившая в себе только злость на жизнь, оголённые нервы и ненависть к наглецам-мужчинам, которым казалось, что за деньги можно купить всё, даже чужую душу. «И этот богатенький слюнтяй, который купил меня за триста долларов, тоже, наверное, считает, что я должна безропотно сносить его душевную грязь?! – с нарастающей злобой в отношении плачущегося ей в жилетку Грёбушкина подумала Елена и брезгливо посмотрела на него. – Что может он знать о настоящем горе? Он, сытый и избалованный, не ведающий, что такое не иметь денег даже на хлеб, не испытавший вонючих закутков у вокзалов, где наглые милиционеры за деньги или удовлетворение похоти пускают на ночлег. Что может знать он о жизни?».

 

– Главное, что я всё время чего-то боюсь, – словно через наушники вновь прорвалась к ней исповедь бизнесмена. – Тревога какая-то поселилась в сердце. Боюсь потерять семью, работу, деньги. Она превратила меня в неврастеника, эта бессердечная тварь! И я боюсь её, как дьявола. Не знаю, как мне жить, – горестно покачал головой Грёбушкин. – Не знаю…

Антон не заметил, как по лицу молчаливо слушающей его Елены потекли слёзы. Она достала из сумочки носовой платок и привычным движением подсушила глаза. Затем плотно сжатые губы её исказила судорога истерического смеха, она зарыдала и засмеялась одновременно, выдернула из сумки доллары, смяла их и, продолжая хохотать, бросила их в ноги Антону. Опешивший, он не понимал, что происходит. Елена вышла из машины и с силой захлопнула дверцу.

– Постой! – крикнул Антон, поднимая смятые купюры. – Возьми! Ты их заработала.

«Вот мразь, – процедила она сквозь зубы. – Извращенец».

Потом не выдержала, развернулась и дёргающимся во все стороны истерическим голосом закричала:

– Что ты можешь знать о несчастье? Ты, белый воротничок, чистенький мальчик, маменькин сынок! Права твоя супруга. Ты – слюнтяй. Потому что у тебя не хватает смелости как следует тряхнуть свою избалованную бесчувственную куклу. Ты не мужчина. И не человек. А так – серединка на половинку. Поезжай домой и прими валерьянки. Или напейся вишнёвого ликеру, мальчик. Такие, как ты, не бросаются с мостов под поезд и не вскрывают себе вены. Не там покупаешь себе исповедь, юноша. Езжай в церковь! А деньги мои, заработанные, подай нищим на паперти.

Елена демонстративно плюнула в сторону его дорогого лакированного автомобиля и скрылась в темноте улицы. Только цоканье её каблучков по асфальту ещё долго звенело в ушах оторопевшего Антона.

Потом он откинулся на кресло, закрыл лаза и аккуратными маленькими глотками допил вишнёвый ликер. Исповедавшись проститутке, он мало-помалу успокоился. Зачем ему ехать в церковь и отдавать нищим триста долларов, когда он и так получил душевное облегчение? Бесплатно. Зачем эти лишние телодвижения, когда он привык торговаться и выторговывать всякую мелочь? Зачем?

Он перевёл дух, внимательно взглянул в зеркало на своё красивое, выхоленное, эстетично не бритое лицо, на модную причёску и крохотную золотую серёжку в ухе; улыбнулся своему отражению, открыв ряд сверкающих белизной здоровых и ухоженных зубов; затем брызнул в рот из баллончика с мятным освежителем и, довольный собой и своей жизнью, поехал домой на красивом чёрном автомобиле мириться со своею женой.

 

 

 

(в начало)

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за март 2015 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт продавца»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите каждое произведение марта 2015 г. отдельным файлом в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.