Дерево Иуды

На чтение краткой версии потребуется 4 часа 50 минут, полной – 5 часов 20 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

Художник – Саша Николаенко. Принимаем заказы на иллюстрирование

 

Купить в журнале за август 2015 (doc, pdf):

 

 

 

 

 

Очередное письмо от сына, которое Виктор Николаевич получил после Усть-Ижорской больницы, вызвало у старика смешанное чувство жалости и обиды. Сына было жалко из-за тех мытарств, которые он претерпел за свои тридцать с небольшим лет, и за то, что ему ещё предстояло вытерпеть, – отец прекрасно понимал, как тяжело было Андрею жить с этим «позорным» диагнозом, клеймом, – а обидно старику было оттого, что лишь такое огромное количество бед, которое свалилось на голову и самого сына, и на всю их семью, побудило Андрея смягчиться и переменить себя. Виктор Николаевич даже из писем чувствовал это. Пожалуй, впервые за время их сложных, подчас конфликтных взаимоотношений Андрей обращался к нему, как сын – спокойно, доброжелательно, с любовью. Взвешенный тон письма, никаких нервных выпадов и, что самое главное, какая-то очень взрослая, не по годам, рассудительность, которой никогда раньше не было, – всё это наводило Виктора Николаевича на мысли о горячности и поспешности своих собственных выводов, которые он когда-то сделал в отношении сына. Проще говоря, он поставил на нём крест, то есть окончательно решил, что Андрей неисправим и погибает во всех смыслах этого слова. Жить с наркоманом в семье не просто тяжело, а тяжело убийственно. Старик предполагал, что, по мере развития ещё и ВИЧ-инфекции, Андрей будет становиться агрессивнее и злее по отношению к миру близких людей, но происходило чудо – сын, столько лет «пивший кровь из родителей», становился Человеком. Отец судил об этих переменах по письмам. Особенно его подкупили последние, где Андрей очень нежно отзывался о своей дочке Машеньке, внучке Виктора Николаевича, в которой сам дед души не чаял. Андрей просил отца на будущее ни при каких обстоятельствах не оставлять Машу, и Виктор Николаевич прекрасно понимал, о каких обстоятельствах говорил сын.

Старик в последнее время и сам очень сильно изменился. Переживания о сыне, постоянный уход за беспомощной женой, ежедневное созерцание её возрастающего безумия, – всё это делало его мягче, сентиментальнее, добрее. Даже его воинственные морские татуировки на теле словно под воздействием внутренних перемен выцвели и стали похожи на размытые водой и временем синие чернильные рисунки. И глаза – прежде строгие, с чётким и резким абрисом, – также выцветали, размываясь по краям глазных яблок... Теперь старик чаще пил и чаще плакал. И чаще думал о внучке. Точнее сказать, он плакал всегда, когда пил.

По натуре он был человек резкий, но нынешнее его положение эту резкость съедало, растачивало, как вода может растачивать камень. Несколько раз, впрочем, он срывал свой гнев на жене, а потом мучился от этого безумно, потому что, когда он начинал на нее кричать, она внезапно сжималась в комок, как маленький ребёнок, и тихо плакала. И тогда нервы его не выдерживали, волна жалости размером с цунами поднималась в нём и била по глазам с такой силой, что он принимался рыдать рядом со старушкой-женой тоже как дитя. Раньше он считал себя твёрдым, как скала, а сейчас был мягким как само море. Старый морской волк... это теперь звучало про него – с одним только добавлением... очеловечившийся и полинявший от горя.

В августе Машеньке исполнилось пять лет. Это была рыжеволосая кудрявая симпатичная малышка с большими и словно всегда удивлёнными глазами. В её нежном облике, особенно в глазах, легко угадывались черты Андрея, и это обстоятельство ещё сильнее притягивало старика к своей единственной внучке.

Невестка откровенно не любила Виктора Николаевича, у них это пошло как-то сразу и взаимно, у обоих был характер – попробуй тронь! И когда дед приходил навещать внучку, Ольга, бывшая супруга Андрея, обычно оставляла их вдвоём, а сама куда-нибудь красноречиво молча уходила – в магазин, в гости или просто на прогулку. И всегда она это делала демонстративно, с вызовом, хотя и в форме своеобразной пантомимы.

Сначала Виктор Николаевич пытался как-то подстроиться под обстоятельства, вынужденно, скрепя сердце, делал, кажется, всё, чтобы наладить отношения с Ольгой, но затем понял, что это «пустая дипломатия», – чем больше уступал он, тем больше взлетала по лестнице гордыни невестка. В конце концов, он перестал реагировать на невесткины пантомимы, и всё внимание устремлял на свою единственную наследницу – внучку. Не мог он поверить в то, что у Андрея когда-нибудь появится новая семья, тем более, родится ребёнок. Это, по мнению отца, исключалось по сути болезни. Теперь Машенька была для него самым дорогим существом, ибо она являлась продолжением рода Волковых, а для Виктора Николаевича, не верующего в загробную жизнь, это было своеобразным утешением, пусть надуманным, но всё же залогом бессмертия в своём понимании этого слова, ощущением не бессмысленности того, что он жил, что-то делал на этой земле, ходил в моря, зарабатывал деньги, растил сына... эх, да что там говорить! А ведь он жил ради будущего, ради семьи. И где теперь это будущее? Где семья? Ради чего? Ради хоть иллюзорной мысли о том, что все его накопления, – машина, квартира, гараж, дача, – должны были перейти после его смерти конкретному лицу по наследству, и сделать это лицо счастливым. Ради иллюзии иллюзий живёт иной человек, но любому нужна спасительная мысль о том, что жизнь прожита с пользой. Любому... Теперь Виктор Николаевич знал, кому всё это достанется, и лелеял эту мысль в своём больном сердце. Самым печальным финалом его жизни могло бы стать то обстоятельство, что ему некому оставить наследство – эта мысль могла бы отравить его стариковское существование, что-то отнять у него, как будто сама эта мысль являлась самой ценностью. Нельзя было посягать на эту мысль, потому что отнять её значило обесценить всю его сложную и трудную жизнь. Глупо? Наивно? Наверное, да. Но иначе не мог думать старик, не веривший в жизнь за гробом. Пока человек молод и полон сил, он не задумывается о смерти, отгоняет от себя даже мысли о ней. Но приходит срок, и тогда все силы бросаются на самообман. Иначе – всё насмарку, всё... Возникает навязчивая идея передать наследство в самые родные руки.

Зачастую дедушки и бабушки относятся к своим внучатам лучше, чем когда-то относились к детям. Связано это, по всей вероятности, с чувством вины за то, что в своё время дети недополучили от родителей то, в чём больше всего нуждались – в любви. Обыкновенное оправдание – «время было такое, – говорят, – вкалывать приходилось от зари до зари. Придёшь уставший с работы, с ног валишься, а ещё приготовить еду нужно, всех накормить... как белка в колесе... как колёсико в часах... как часы – всю жизнь бег по циферблату. Часы идут, дни бегут, года летят! Боже, какой чудовищный парадокс! Должно быть всё наоборот, но, увы...».

Виктор Николаевич хоть и винил сына в том, что случилось с ним, но и свою вину в недостатке отданной в детстве любви тоже чувствовал. Всё время в морях, потом копил на машину, гараж, квартиру, а сын между тем рос сам по себе как сорняк. Теперь, ощутив ледяное дыхание надвигающейся одинокой старости, Виктор Николаевич особенно тянулся к внучке. Она была для старика «кровиночкой», которую хотелось любить и дать всё, что возможно.

В день её рождения Виктор Николаевич решил навестить внучку. Перед своим визитом он перевёл на сберкнижку Ольги пять тысяч рублей, – последние полгода он так делал всегда, для того чтобы избежать угрюмых взглядов бывшей невестки, – и в воскресение утром отправился в гости. За Галиной Ивановной осталась присматривать соседка по этажу, добрейшая женщина, которая никогда не отказывалась помочь.

Ольга встретила Виктора Николаевича сдержанно-холодно, однако позволила старику прогуляться вместе с Машей в парке, расположенном напротив дома.

В Прибалтике солнечная погода неустойчива. На протяжении дня солнце может по нескольку раз нырять в тучи и выныривать из них ещё более ярким и обновлённым светилом, надолго уходить в них, напоминая о себе лишь мерцающим профилем, узенькой точкой просвета, капризничать, уставать, снова радовать теплом и светом. Но в тот день небо было каким-то особенно ясным, дул тихий ветерок; в парке было необыкновенно красиво. Пробиваясь сквозь густые кроны каштанов и лип, солнечные лучи распылялись по земле в виде множества живых крошечных пятнышек, начинавших зябко дрожать после малейшего дуновения ветерка.

– Дедушка, а почему ко мне бабушка давно не приходит? – спросила девочка, отпуская руку старика и забегая немного вперёд, пытаясь наступить на солнечные зайчики. – Я уже соскучилась по бабушке Гале.

Маша схватила жёлто-красный сухой кленовый листок, подняла вверх руку и взглянула через него на солнышко. Потом беспечно рассмеялась. Её золотистые кудри подрагивали от каждого её движения.

– Бабушка болеет, – ответил Виктор Николаевич.

– Она что, ещё не выздоровела? – весело моргая, произнесла Машенька и, повернувшись к деду, уставилась на него своими чистыми наивными глазёнками.

– Нет, она пока что болеет, – ответил дед. Наивность детского возраста избавляла его от долгой, труднообъяснимой правды, которая скрывалась за этой простой фразой: «Пока что болеет».

– Когда она выздоровеет, ты ей скажи, что я жду её в гости. Я для неё приготовила подарок.

– Какой?

– Отгадай.

– Рисунок?

Машенька состроила недовольную гримаску.

– Так нечестно, дед, – проговорила она. – Ты угадал с первого раза. Но зато ты не угадаешь, что я ей нарисовала, – засмеялась она.

Виктор Николаевич театрально развел руками.

– Ну уж тут я сразу сдамся, – улыбнулся старик.

– Нет, так нечестно! – снова воскликнула с наигранной обидой девочка. – Ты специально не хочешь играть.

– Ну, хорошо, – уступил дед внучке. – Ты нарисовала ей цветок?

– Нет, – рассмеялась Маша.

– Ну, значит, кошку?

– Ну вот, опять угадал. С тобой неинтересно в это играть. Ты сразу выигрываешь, а это не по правилам.

Они поднялись по тропинке на холмик. Оттуда открывался прекрасный вид: небольшой чёрный пруд, усеянный жёлто-красными кленовыми листьями, и пара белых лебедей, точно из сказки, которые, завидев человека, тут же устремлялись к нему в надежде получить лакомый кусочек.

– А у нас с тобой, к сожалению, ничего нет, не знали, надо было хоть булочку какую-нибудь купить, – сказал дедушка. – Давай немного посидим здесь и на них посмотрим, – предложил он.

Виктор Николаевич расстелил на траве газету, и они присели.

– Маша, я хотел тебя кое о чём спросить, – осторожно начал дед. – Но если ты не хочешь, не отвечай, ладно?

Девочка серьёзно кивнула головой.

– Тебе мама об отце что-нибудь рассказывает?

Маша потупилась.

– Если хочешь, не отвечай, – спохватился старик.

Возникла пауза, девочка о чём-то напряжённо размышляла, потом ответила, не глядя на деда.

– Когда я была ещё маленькая, – начала она. – Помнишь, год назад? Мне мама кое-что сказала, – тихо произнесла девочка. – И я потом долго плакала. А потом ты мне принёс письмо от папы, и я все поняла. А потом уже и мама всё поняла. То есть она тоже ничего не знала...

– И что же она тогда тебе сказала?

– Она сказала... – Маша сделала паузу, словно боясь повторить эти слова. – Она сказала, что папа... папа умер.

– Умер? – переспросил Виктор Николаевич. Девочка сидела неподвижно и застывшими глазами смотрела на чёрное озеро. Старик нахмурился, но постарался не выдать внучке того чувства негодования, которое у него возникло после этих слов.

На красивом личике Машеньки появилось совсем не детское беспокойство.

– Но потом, когда я сказала ей про то письмо от папы, которое ты мне читал, мама мне всё объяснила... Она сказала, что сама не знала, что он жив. И что ей сказал о том, что папа умер, его друг. Она встретила его на улице, и он ей сказал. Но потом оказалось, что он сам ничего не знал...

– А как же тебе мама объяснила, что с ним сейчас?

Машенька глубоко вздохнула и совсем по-взрослому махнула рукой.

– Ты только не говори маме, что я не поверила в то, что она мне потом рассказала, ладно?

– Можешь на меня положиться, – торжественно объявил дед.

– Ты сказку такую знаешь? – спросила девочка. – Называется «Снежная королева».

– Ну, более-менее, – уклончиво ответил он.

– Помнишь мальчика, которого заколдовала Снежная королева?

– Да, был там один мальчик, помню.

– Его звали Кай. Так вот, мама сказала мне, что папу тоже заколдовала снежная королева, и что он сейчас находится далеко на севере. И что если его расколдуют его новые друзья, он оживёт и вернётся. Потому что старые друзья у него были плохими.

Виктор Николаевич поёжился: от слов ребёнка веяло правдой, хоть и сказочной, но до боли сердечной реальной.

– Мы эту сказку читали в детском саду, – беспечно продолжала Машенька. – Вера Степановна говорила нам, что Кая расколдовала Герда, его сестра, а не друзья никакие. И ещё она говорила, что в наших книжках почему-то не напечатали всю правду.

– Какую правду? – смутился дед. – О чём?

– Ну, ту правду, почему Герда смогла растопить его сердце, – нахмурив бровки, пояснила девочка. – Понимаешь?

– Нет, почему? – спросил дед, действительно не подозревая, о чём говорит Машенька.

– Так нам сказала Вера Степановна, – ещё раз для убедительности повторила девочка. – Она сказала, что Герда знала какую-то волшебную молитву.

– Молитву? – удивлённо переспросил Виктор Николаевич.

– Да, молитву. Она нам даже её зачитывала. Но я все позабыла. Там что-то про хлеб говорится.

Они встали и пошли по тропинке обратно. Старик расчувствовался и чуть не прослезился.

– Твой папа скоро вернётся, – не выдержал дед. – Он мне недавно прислал письмо. Пишет, что любит тебя и скучает. И просит, чтобы ты поменьше плакала.

Машенька просияла как выхваченный солнечным лучиком кусочек золотистого янтаря.

– Напиши папе, что я никогда больше не буду плакать, – гордо произнесла она.

– А я ведь знаю, где мой папа на самом деле, – вдруг решила открыться Маша.

Виктор Николаевич бросил на девочку тревожный взгляд.

– Мне это Вика из нашей группы сказала. У неё папа там тоже был.

Дед тяжело вздохнул, предчувствуя что-то недоброе. У него защемило сердце.

– Ну... скажи, где? – хрипло спросил он.

Девочка забежала вперёд, повернула к дедушке сияющее лицо и звонко выпалила:

– В карман-дировке!

Виктор Николаевич рассмеялся. От сердца моментально отлегло. Он не мог налюбоваться на это дивное создание.

– В коман-дировке, – неспешно поправил он. – От слова «команда». Да, ты права, солнышко, папе поступила команда на командировку, но она скоро закончится.

Старик встрепенулся и посмотрел на часы.

– Знаешь что, проказница, – с улыбкой проговорил он. – В нашем распоряжении ещё час. Больше нельзя, а то мама рассердится. Поедем-ка мы с тобой в детское кафе. Кто у нас сегодня именинник, а? Точнее, именинница. Поедем. Я ведь специально подгадал под сегодняшний день. А на обратном пути зайдём в магазин, в «Детский мир», и ты сама выберешь себе подарок.

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за август 2015 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт продавца»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите каждое произведение августа 2015 г. отдельным файлом в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.

 

Автор участвует в Программе получения гонораров
и принял решение направлять свои вознаграждения от этой публикации на развитие журнала.