Хуторянки-хуторяночки

На чтение потребуется 5 часов | Цитата | Скачать: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

 

 

Любава отдернула занавеску, посмотрела в окно и улыбнулась. На душе ее сразу потеплело, и она подумала про себя: «Вот и снегопад прошел, весна вернулась. Новоселье скоро устроим. Не сбиться бы только с дороги и не упасть лицом в грязь, тогда совсем худо будет. Успеть бы побольше сделать, и чтоб обстоятельства не были сильнее меня. А как хочется зажигать фонари, молиться доброму сердцу людей. Почему же так глупо и бездарно устроен наш мир Неужели сами виноваты в этом? Высечь бы нас всех моченым хлыстом, да обратиться к богу с молитвой и покаянием. Может, тогда и крылья вырастут?» Неожиданно на ее плечо легла рука матери:

–  О чем задумалась, доченька?

–  Да так, мам, о жизни нашей. Понять никак не могу: нас бьют, обворовывают, а нам все равно хорошо. Живем так, словно мы все между собой чужие люди. Тупик нравственный какой-то. Отчего это, мам?

–  Оттого, моя хорошая, что мы всему подчиняемся, со всем соглашаемся, а на деле каждый живет сам по себе. На ощупь по жизни идем. Жить-то всем хочется спокойно и хорошо. Потому-то у нас грустное и смешное всегда рядом. На языке любви говорить разучились.

–  Странное у нас время: власть хочет быть богом, заменить собой веру, а народ безмолвствует. Мы, как пластинка, которая вроде крутится, но которую постоянно заедает. Да и демократия у нас какая-то пьяная, жесткая.

–  Не бери в голову, дочка. Верь только в лучшее, в жизнь, в детей, в мужа своего. Где он, кстати? С утра на глаза не попадался.

–  В город уехал. Его родители нам свое предприятие отдают, дела принимать поехал.

–  А справитесь? Дело-то ведь не шуточное, под прицелом власти придется работать. Не боитесь беса, арендующего ад?

–  Мам, ты чего? Не под капустой же ты меня нашла на овощной базе, или у меня сомнительные издержки характера? Нужным местом надо трудиться, тогда все получится. Да и атмосфера там другая, все по законам жизни, все по доброй воле, отчета за каждый день не требуется. А что мне особенно там нравится, так это то, что у них на фирме обстановка легкая, раскованная, чувствуешь там себя первой среди равных. Туда идешь как на свой, а не на чужой праздник, и не просто пивка попить, а получать удовольствие от собственной работы. А главное, там не скучно. Делаешь-то все своими руками. Сидишь, как в политбюро, со всеми удобствами. Кресло только там тесновато для моей конституции, – рассмеялась Любава, обнимая мать.

–  Эх вы, молодость певучая. Хорошего-то человека должно быть много. Главное, чтобы от любви голова кружилась, а ты – конституция. Это для тебя твои формы безумие, а для других соблазн. Ну, а красоту свою куда денешь? Она же у тебя как кинжал, до смерти ранит. С Ванюшкой-то как, особо не ссоритесь?

–  Мам, все, что мы делаем в жизни, мы делаем ради любви. Хоть и говорят, что любовь – это потеря собственного достоинства, мы-то этого не допускаем. Во всяком случае, наша семья – не агентство по оказанию интимных услуг. В ногу идем, под пули вместе идти не боимся. Причем хорошо понимаем, зачем и ради чего мы это делаем.

–  С вами все ясно. А у Милены как на этом фронте? Женщина-то без мужчины, что машина без пробега – ржавеет.

–  Не знаю. По моему, ей нравится Федор Иванович, а что там у них – одному богу известно. Может, сговорились, а может, и нет, это их дело.

–  Не скажи. Любовь оправдывает многое, но не все.

–  Что именно?

–  Распутство, например. Для этого ни много времени, ни большого пространства не надо.

От этих слов Любава рассердилась и даже покраснела от неудовольствия:

–  Я от тебя, мам, этих слов не слышала. Цветы этой женщине надо дарить, а не упрекать неизвестно в чем. У нее другая ментальность, другая религия, а ты...

–  Извини, дочка, не права я. Если так, то и подсказала бы, ему куда и на кого глядеть. С чистыми-то намерениями и со словом убедительным, почему бы и нет?

–  Мне что, камнем голову ему пробить? Каждый мужик сам выбирает себе не только религию и дорогу, но и женщину, и я тут ни при чем.

–  Ей тогда подскажи. Пусть вцепиться в него, как репей. Победу-то можно одержать только сражаясь.

–  Мам, давай о чем-нибудь другом, а то с твоими предложениями мы в калошу сядем. Взрослые люди, сами разберутся. Лучше скажи, как у тебя дела с Аленкой? Помогает хоть?

–  Не то слово, я без нее сейчас, как без рук. Славная девчонка, до всего ей дело, все сама, меня, колдобину старую, оберегает. А если бы ты видела, как ее дети любят. Ее отец, видя это, должен быть счастлив.

–  Ну и слава богу, что еще на одну хуторяночку нас больше стало. Чем больше людей втягивается в наши проблемы, тем больше шансов решить их успешно. С английским– то у нее как, занимается?

–  Помогаю, чем могу. Она способная, все налету схватывает. Удивляюсь даже, как это у нее все получается?

–  В отца пошла, в кого же еще. Мужик-то он умный, способный, на все руки дока. Все с умом, все технически… Хоть и запрягает долго, зато ездит быстро. От этого честно мам, мне так радостно.

–  Мне тоже это по душе. Счастье-то свое только своим руками можно сотворить. А это тебе не хухры-мухры…Только собственный интеллект поможет сделать правильный ход. А Аленка в этом смысле молодец, карта по жизни легла бы только удачно.

–  Ну, мам, ты даешь. Может, ей еще к священнику сходить, чтоб ее освятил?

–  Может и к священнику. Жизнь сейчас у нас такая: стабильность, переходящая в застой. А при такой жизни всего можно ожидать. Нельзя же жить, закрывшись медным тазом, и помалкивать. Боюсь, как бы бабушкины вещи не пришлось из сундука доставать.

–  Надеюсь, что этого не произойдет. Если уж не бастовать, то бунтовать будем.

–  С кем, голуба моя? Кругом же одно ворье. Вор-то ведь не только тот, кто ворует, но и тот, кто ворованным пользуется. А прикинь-ка, сколько у нас таких? Закон-то для многих не догма, а лишь повод пофилософствовать. Каленым железом бы их всех.

Разговор женщинам продолжить не удалось. Из города вернулся Иван. Увидев его, Мария Ивановна сказала дочери:

–  Муж твой приехал, иди встречай. А я пойду еду подогрею, голодный наверное.

Любава кивнула матери и стала ждать мужа в комнате. Иван никак не мог привыкнуть к тому, что эта писанная красавица его жена.

–  Ты всегда красива, но сегодня особенно. Случилось что?– поинтересовался он.

–  Здрасьте, приехали. Ты хоть помнишь какой сегодня день, супруг дорогой? Это день нашей встречи с тобой, забыл, что ли?

–  Ексель-моксель! – схватился за голову Иван и, ласково обнимая жену, произнес: – Да, не забыл, радость моя, соображал долго. Одни говорят, что женщину надо держать крепко, она якобы любит напор и натиск, а мне почему-то захотелось сделать для тебя что-нибудь забубенистое, суперное такое…

–  Это почему же? – поинтересовалась Любава.

–  Смотришься ты, голуба моя, провокационно. К тому же, детскости в твоем сердце много, да и женственности через край.

–  А знаешь почему?

–  Скажи, узнаю.

–  Все дело в том, мой дорогой, что женщины взрослеют до двадцати семи лет, а мужчины до сорока. Женщину до этого возраста всегда заманить можно, показав ей ежика. А ты чем соблазнить меня можешь? Мой срок взросления еще не наступил, время еще есть.

–  Козленка я тебе купил. Хорошенький такой, беленький. Мы же родом из деревни, а потому с полета своей фантазии ничего другого сообразить не мог. Пойдем, покажу, он у меня в багажнике, на соломе спит.

–  Ангельское терпение с тобой, Ваня, надо иметь. Это ж живое существо, а ты его в багажник. На заднее сиденье не мог что ли положить?

–  Не мог. Там у меня цветы, продукты вкусненькие, вино и шампанское. С таким подарком мог и не довести, – постарался оправдаться Иван.

–  Ладно, что с тобой сделаешь. У тебя же всегда все рядом: и хорошее, и плохое. Перегрузи свои витиеватые мозги в другую сторону, не разрушай свою личность, иначе вместо головы шишка вырастет. А за подарок спасибо, угодил, давно о таком мечтала.

Любавы достала козленка из багажника и взяла его на руки. Поглаживая его, она поинтересовалась у Ивана:

–  А с предприятием как, все утряслось? Принял дела или не успел?

Иван смутился от слов супруги и на последний вопрос ответил не сразу:

–  Я так и знал, что шпильки в мое мужское самолюбие вставлять будешь. Оставь лучше мои грехи при мне, сам с ним разберусь. Они и так преследуют меня как призрак мертвой собаки. Чувствую, что главное с тобой – держать хвост пистолетом, тогда все будет хорошо. А с предприятием полный порядок, с осени самостоятельно работать будем. Для родителей оно уже отломанный ломоть, вся ответственность за него на нас ложится.

Слушая Ивана, Любава улыбалась и вдруг подошла к нему, обняла одной рукой и тихо, чтобы никто не слышал, прошептала ему на ухо:

–  Дурачок, я же люблю тебя. Просто иногда хочется слышать твой голос в нашем общем деле. А то ни здрасьте вам, ни до свидания. Мне трудно понять такое молчаливое согласие. Дело у нас такое, Ванечка, равнодушных в нем быть не должно. А ты, как неприступная крепость, с места не сдвинешь. Только одно и слышишь: не скажу, не знаю, не помню, словно сам с собой не в ладу.

–  Да в ладу я. Ты все вперед, вперед, а куда именно – понять не могу. Если назад вернуться, то постель-то давно остыла. По прошлому, похоже, сейчас никто и слезинки одной не прольет. А вот сохранить крестьянскую жизнь надо, но как? Соседские-то блины всегда вкуснее.

Любава задумалась над словами Ивана:

–  Было бы безумием критиковать существующие порядки, не представляя себе в уме более или менее определенный образ того, что желаешь видеть на месте обнаглевшего беспредела. Для человека действий это вообще не допустимо. К сожалению, пока мы как можем, так и одеваемся, и у всех нас есть всего лишь одно право – носить шпалы. Но уже есть примеры того, как сам народ, с полной кашей в уме, строит новую жизнь по своим правилам, по своей потребе, и его дела уже никого не оставляют равнодушными. Свожу– ка я тебя, пожалуй, к Марфе Егоровне в Семицево, а там сам посмотришь: на что способен свободный крестьянин. Во всяком случае, они там своей головой думают и решают все по собственной воле без крови и насилия.

–  – С трудом верится. На селе же одна пьянь беспробудная. Как с этим-то они справились? Да и для власти это удобно: нет селян, нет проблем. Групповая же шизофрения кругом, при которой никто никому не нужен. Да и пока победить пьянство нельзя. Сколько с ним борются, а толку?

–  Ошибаешься, мой дорогой. Именно с пьянства свою перестройку и начала Марфа Егоровна. И никаких кампаний по этому поводу она не проводила, а было всего лишь слово обыкновенной русской бабы, которая устала от вранья, от карикатурной власти, которая на себе осознала, что не рай в деревне надо строить, а создать условия, чтобы человеческая жизнь не превратилась в ад. Во всяком случае, она нашла ключи от потерянного дома, и люди ей поверили.

–  Что же она односельчанам такого сказала, что все вприпрыжку побежали за ней? – поинтересовался Иван, скривив свое лицо в усмешке.

–  Ничего особенного. Одной фразы оказалось достаточно, чтобы все побежали за ней вприпрыжку, как ты говоришь. И не делай лицо кирпичом, тебе это не идет. Ведешь себя как ребенок, мне это неприятно.

Иван улыбнулся широко, обнял жену за талию и ласково спросил:

–  Ну, а фраза-то какая, не секрет же?

Любава тоже улыбнулась и со смехом ответила:

–  Воля ваша, барин, скажу. А фраза такая: или пьем, или строим новую жизнь. С пьянью дела иметь не хочу.

–  Ну, и что, подействовало?

–  Еще как подействовало. Продавщица в сельмаге обижаться стала, товарооборот резко упал, даже в долг никто не берет. Очевидно, всем надоело, что их как рыбу к пиву подают, а уж если в рай, то через парадный вход, а не через кухню. Всем кислорода в жизни побольше хочется. Дело-то для них не новое, а родное, земное.

–  А вертолетик то мой где? – неожиданно сменил тему разговора Иван.

–  Сашка, что ли? Малышня спит, а другие в школе. А что?

–  Тещу свою бывшую в городе встретил. Сказала, что его мать в Испанию к сестре уехала. Врет, конечно. Скорей всего к своему бывшему сожителю Жану Роберу, которого забыть не может.

–  На заработки, значит, его мама поехала. Если учесть, что она своего сына бросила, то у твоего Сашки будет прекрасное будущее, Ванечка. Если уж ты дал ему жизнь, поддержи ее, будь ответственным за нее. Наследник твой все же.

–  Наследовать-то особо нечего, – попытался было возразить Иван, но Любава его тут же оборвала:

–  Здрасьте, приехали. А тебя, наследника рода? Тоже мне папаша. Дров только не наломай, твоя кровь все же, Маня, – вспомнила вдруг Любава имя, которым называл Ивана сын.

Иван только махнул рукой и хотел было уйти перекусить, но жена остановила его вопросом:

–  А в городе-то чего нового?

–  Смехопанорама какая-то, сплошной материал для твоей газеты. По всему городу плакаты с физиономией губернатора развешаны. Звездой местного разлива, что ли, хочет стать? Не пойму, зачем, если, по слухам, это человек, особо приближенный к императору. Сбежать, что ли, хочет, цену себе набивает?

–  А зачем ему бежать-то? Они же все прикормлены, на всех пятна от нефти и запах газа.

–  Именно поэтому, моя дорогая, я к подобным личностям ничего, кроме злобы, не испытываю. Гражданское неповиновение из всех дырок прет. А если бы ты видела, что на плакатах написано, умерла бы со смеху.

–  Ну, и что там написано?

–  Один плакат утверждает, что наш город, ни много ни мало, а душа России. Как тебе это нравится?

–  Ну, и что тебя здесь задело?

–  Да то, голуба моя, что бывшие безбожники вдруг о душе вспомнили. К тому же, Россия страна большая, спросить бы у нее надо, заслуживает ли наш город такого звания. Да и слова-то какие: душа, душечка, душонка. Смердит от этого, так и хочется побыстрей в загробный мир смыться. А на другом плакате еще хлеще. Висит портрет губернатора и рядом портреты только что избранных депутатов в областную думу. А знаешь, что написано?

–  Что?

–  Это – команда губернатора. День с ночью, что ли, владыка местный перепутал? Команда-то его вроде не в думе сидит, а в администрации. Я бы на месте этой самой команды обиделся. Нельзя же путать исполнительную власть с законодательной. Две в одном флаконе получается. По-моему, местная власть в заместительной терапии нуждается.

–  Ну, а что бы ты написал на этих плакатах?

–  Я то? Более земное что-то. Например, огромным усилием воли губернатора наконец освоена одна сотка брошенных земель, или в селе таком-то замычала первая корова. Все ближе к жизни и надувательства никакого. А мы живем по принципу: «Что изволите»? Поэтому у нас и крестьян-то нет. Жители еще есть, а крестьян нет.

Любава улыбнулась открыто и одобрительно поддержала мужа:

–  На глазах ты у меня растешь, Ванечка. За себя и за тебя рада. А то дом большой, народу много, а поговорить о делах не с кем. Теперь будет с кем душу отвести.

 

–  При одном условии, – тут же нашелся Иван, – если мне будет прибавка к пенсии и бесплатные похороны с местом на кладбище.

Молодые рассмеялись, а Иван, обнимая жену, шепнул ей на ухо:

–  В Шахово меня фермеры остановили, спрашивали про тебя, дома ли ты. Жди гостей, скоро будут, а я пойду пока перекушу, страсть как есть хочется.

–  А чего хотят-то, не спросил у них?

–  А куда бедному крестьянину податься со своими проблемами? Только к тебе, к Любаве Павловне, она пригреет. Сердце-то у тебя одно на всех, умориться можно.

–  Ревнуешь что ли?

–  Да, я не видя тебя хоть день, дышать не могу. Извини, если что не так, но я не мотылек, летающий от цветка к цветку, душой и сердцем к тебе привязан.

Глаза Любавы повлажнели, и она, прижавшись к груди мужа, тихо произнесла:

–  Дурачок, у меня такие же чувства к тебе, нам их беречь надо. А мы, как дети, слюни безо всякого повода распускаем. Иди на кухню, мать заждалась тебя, а я гостей встречу.

Стоя у окна и глядя на дорогу, ведущую к хутору, Любава задумалась. А что я вообще знаю о фермерах? Практически ничего. За двадцать лет перестройки многое пришлось испытать всем живущим на этой земле, в том числе и фермерам. Были когда-то радостные надежды на переустройство села, на свободную жизнь... А что получили взамен? Больше пришлось перенести черных дней, которые выпали на долю простого народа. Порядки вот остались почти те же самые, а о счастливой жизни и достатке что-то мало слышно. Российский крестьянин как зависел от чиновника, так и продолжает зависеть – постоянно ждет от него добра или немилости. А где обещанная свобода? Действующая система управления селом парализовала своей бездеятельностью, а где и прямым противодействием все жизненно важные функции крестьянского мира, не давая селянину не только пахать и сеять, но и дышать. Не за этим ли едут сейчас к ней новые ходоки от земли, чтобы попытаться разобраться во всем этом, получить совет или помощь какую? И что их больше всего мучает? Скорей всего, безденежье – вечный спутник российского крестьянства.

От грустных мыслей оторвал ее шум подъезжающей к хутору машины. Из автомобиля вышли двое. Это были крепкие мужики, лет под пятьдесят, с обветренными хмурыми лицами. Осмотревшись вокруг, они почему-то направились не к дому, а к новому строению, где командовал Михалыч.

Подойдя, поздоровались с ним и о чем-то разговорились. Похоже, эти люди знали друг друга, потому их встреча несколько затянулась. Покончив, наконец, с разговорами, они направились к дому Любавы. Мужики были шумные, громкие, от чего лай собак не переставал доставать всех до тех пор, пока они не вошли в дом. Загорелые лица, одежда, острый, проницательный взгляд ясно говорили о том, что это люди от сохи, от земли, нашенские. Войдя в прихожую, они поздоровались.

–  Фермеры мы, местные, я – Денисенко Владимир Иванович, – назвался один из них, который покрепче, – а это Коньков Тимофей Минович, – указал он на другого. А вы, похоже, Любава Павловна, издатель газеты «Земля и воля».

–  Да, это я, собственной персоной. Чем могу быть вам полезной?

–  По делу мы к вам. Статью принесли для вашей газеты, да и поговорить бы хотелось, как мы дошли до жизни такой. Спасу ведь уже никакого нет, вести дела-то на земле совершенно невозможно, нищаем из года в год, самоуважение к себе теряем. Из добротного хозяйства в личное подворье превратились. Пошуметь хотим, на вашу поддержку надеемся.

–  А статья о чем?

–  О нашем безденежье, о кредитовании села по-губернаторски. Все же с пеной у рта доказывают, что денег на село прорва идет, что мы на подъеме, а на самом деле у нас шиш в кармане, да вошь на аркане. Дела-то ведь так не делаются. Шахер-махер, междусобойчик наверху какой-то. Все чаще начинаешь задумываться: с какого дурака мы влезли в это дело? – с горечью высказался Тимофей Миныч.

–  Ощущение такое, что мы что-то серьезное сломали, телегу впереди лошади пустили. Ни шума тракторов, ни мычания коров давно не слышно. И это на селе то, – поддержал приятеля Владимир Иванович.

Любава слушала своих гостей внимательно, ибо с фермерами ей говорить приходилось впервые. До этой их встречи ее больше интересовали проблемы села в целом, особенно судьба гибнущих на глазах бывших колхозов и совхозов. Фермеры для нее были какой-то особой кастой, зажиточной, преуспевающей, которой, казалось бы, и карты в руки. А оказывается, и эти в загоне, словно по испорченному гороскопу живут. Подумав так, она поинтересовалась:

–  И давно фермерствуете, если не секрет?

–  Да уж десятка два лет скоро будет. Сначала-то вроде хорошо все было. Подъем, энтузиазм, всем море по колено, даже успехи были. И это притом, что местная власть нас всегда давила, во всем ущемляла, пятым колесом в телеге была. Правительство тогдашнее нас как-то поддерживало, потому и боялись на местах нам шею свернуть. А сейчас любая власть против нас. Мы хоть и злобных себя не любим, но приходится быть таковыми. Отношение-то к нам, как к людям, мы чувствуем. Понимаем, что власть нас не любит. А что мы ей плохого сделали? Трудимся в поте своем, продукт выдаем, а за все это нам кукиш с маком. Разве это справедливо? – с горечью произнес Тимофей Миныч.

–  Деревня-то ведь – это фундамент России... А что у нас вокруг творится? Трава выше головы, заборы у домов лежат, дороги все разбиты. Впечатление такое, словно кони везде гуляли, а не люди тут вообще не живут, – вставил свое слово Владимир Иванович.

Озабоченность фермеров судьбой деревни покорила Любаву, и она искренне жалела о том, что не была знакома с ними раньше. Люди-то эти, оказывается, свои, родненькие, готовые жить в гармонии не только с природой, но и со всем крестьянским миром, а их чуть ли не поносить бранным словом стали. От зависти, жадности и глупости, что ли? Так ведь сейчас никто не мешает никому стать такими же. Почему же этим мало кто пользуется?

–  А что вам больше всего мешает вести успешно свое хозяйство? – спросила она. – Мужики-то вы вроде дельные, на мякине вас, наверняка, не проведешь. И опыт у вас огромный, не новички на земле вроде.

Мужики усмехнулись оба, а Владимир Иванович ответил:

–  Власть, уважаемая Любава Павловна. Такое впечатление, что у нее не все дома. Во всех делах слабоумием попахивает, недомыслия много, здравый смысл напрочь отсутствует. К тому же, жулики самые страшные, отца родного не пожалеют. Добрых-то дел для других они не делают, чистоты сердца не чувствуется. Материальные блага для них – цель, а не средство. Снисхождения и понимания к людям у них не найдешь. А от этого у нас депрессия в душе, терпение на пределе, милости ждать надоело. Мы хоть и понимаем, что господь бог не случайно и в лесу деревья не уровнял, но нельзя же до такой степени.

–  Бороться за свои права надо, уважаемые, бороться. Власть-то у нас хитрая, извращенная, но даже с такой только добром, по уму и по совести надо. Только так блудливую овцу можно в стойло загнать.

–  Такое зло, Любава Павловна, какое повсюду у нас царит, можно, конечно, победить добром, если только добро это с большими кулаками. Иначе не получится, – возразил Владимир Иванович.

–  Не правда ваша. У нас есть живой пример самостоятельности, независимости сельского мира от власти, где под свою ответственность люди сами устраивают свою жизнь так, как им хочется. И самое интересное то, что у них все получается. Женщина там, правда, дотошная до всего, энергичная, палец ей в рот не клади – откусит. И все там произошедшее по доброй воле сторон, в единой симфонии власти и населения. А вы – кулаки. Ушли времена драк и кровопролития, сами понимаете, к чему это привести может. Да и не герои мы уже бандитских историй, мы просто все умные люди, и ничего подобного не допустим. А за свою идею бороться надо, только мирными средствами. Новой гражданской войны нам только и не хватало.

От слов Любавы мужики остыли немножко, а Тимофей Миныч спросил:

–  Что ж у них там за секрет такой, если все счастливы и в мире живут? Фантастика какая-то, с трудом верится. Люди вызов системе бюрократической бросили, и она вдруг смирилась. Не заливаете, Любава Павловна?

–  Не заливаю, честно. Сами съездите и посмотрите своими глазами на то, что там происходит. Во всяком случае, у них все по закону, по справедливости, комар носа не подточит.

–  Съездим, какой разговор, – согласились мужики. – Под одним небом живем, на одной земле трудимся. Да и враг у нас один. Надо знать, как диалог с ним строить, куда идти, что делать. Улицу-то свою подметать пора, иначе в грязи погрязнуть можно. Нам ведь тоже красоту сельского мира чувствовать хочется, а не только вкалывать до потери пульса. В царство-то божье мы чистенькими должны войти, а не измазанными в навозе. Вместе мы, может, что-то и путное сотворим. Вода-то ведь и камень точит.

А Владимир Иванович, подумав немного, словно перебирая что-то в памяти, :

–  Да, чуть не забыл. У нас с Минычем кое-какие связи имеются во власти. По разговорам с ними, нам кажется, что власть бяку вам, Любава Павловна, какую-то сделать хочет. Начеку будьте. Очевидно, достали вы местную власть своей газетой, вот отыграться и захотели. Мы вам наши визитки оставим. Если что, звоните. Всегда и в любое время придем на помощь. Мы своих в беде не бросаем, таков закон нашей жизни. Да и понравились вы нам, чего тут скрывать. Думаю, что под одним флагом к цели пойдем, к переменам придем, облагородим, наконец, нашу исстрадавшуюся землю. Жить-то в стране, в которой все наоборот, надоело. С любовью, конечно, пойдем, с богом.

Любаве понравились слова гостей:

–  Бог милостивый у нас, – улыбнулась Любава, – обережет, если захочет. А за поддержку спасибо, с таким народом в никуда мы точно не попадем. Поминки, пожалуй, по кое-кому справлять будем.

Фермеры тепло распрощались с хозяйкой и покинули гостеприимный дом, составив о нем самое хорошее впечатление. Оставшись одна, Любава задумалась. Ее терзала мысль: почему у власти не нашлось ни ресурсов, ни воли, чтобы защитить этих людей от всевозможных маклеров, чиновников, от разворовывания и разорения того, что создавали многие поколения российских крестьян. Ведь в итоге-то вышло, что по очкам победил чиновник, а по жизни – проиграло все общество. И почему фермеры тщетно пытаются вылезти из нужды, а те, кто виновен в том, что они, и не только они, а весь крестьянский люд, попали в эту нужду – ненаказуемы. Ответа на эти вопросы она пока не знала. Вывел ее из задумчивого состояния Михалыч. Появившись неожиданно в доме, он проворчал:

–  Малец-то где ваш?

–  Сашка, что ли? Зачем он тебе?

–  Дом, Павловна, мы закончили, последний гвоздь вбить надо.

–  И что, для этого только Сашка нужен? А я тебе не подойду? – съехидничала Любава.

–  Подойдешь, конечно, еще как подойдешь. Только ведь, как говорится, на чужой каравай рот не разевай, подавиться можно. Да и мужик у тебя буйный, башку снести может. А нам это надо?

Любава улыбнулась и успокоила строителя:

–  Сейчас прведу, переодену только.

Нарядив Сашку во все новое, она позвала и Ивана:

–  Пойдем в новый дом, супруг дорогой. Твой сын последний гвоздь в него забивать будет.

Все жители хутора вышли посмотреть на это значимое событие, а Сашка, облаченный во все новое, улыбался во весь рот и оглядывался по сторонам, совершенно не понимая, что от него хотят взрослые дяди и тети. Видя растерянность сына, Иван подошел к нему, взял его руку, в которой он с трудом удерживал молоток, и вместе с ним забил последний гвоздь в новое строение.

–  Ну, с богом, сынок, – произнес он при этом, – жить тебе в этом доме вечно без забот и печалей. И про нас не забудь, родня все же.

Сашка, не понимая, о чем с ним говорит отец, запросился к нему на руки, обхватил ручонками его шею, прижавшись к отцовской груди. Всем окружающим сразу стало понятно: мир в этом доме на долгие времена и никаких событий чрезвычайного значения не предвидится.

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за апрель 2011 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт продавца»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите каждое произведение апреля 2011 г. отдельным файлом в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.