Фантасмагория в городе Сомерсета Моэма

Какие боги у левых? какие боги у правых? Всё одно.

Снеговой бог, снеговой бог,
Снеговая вода, снеговая вода,
Водяной бог, водяной бог,
Травяная зима, травяная зима,
Травяной бог, травяной бог.

Так выпал первый снег,
Так раскололся первый лёд,
Так провалился первый мост,
Так рухнул первый храм.

Пусть на голову падает снег!
Пусть под ногами ломается лёд!
Пусть над лодкой рушится мост!
Пусть пустяки пустяковые! Пусть!

Как будто Хлебников снова пишет,
Как будто Хармс смеётся снова.
И мы сойдем с тропинки влево
И новую дорогу нарисуем.

Непременные перемены

Зелёное с белым стопчет красное с чёрным,
И «о», и «у» останется взамен «и» и «а».
Так кто-то сказал,
Так кто-то шутил.
Зелёное с белым раскрасит красное с чёрным,
Без звуков остался народ наш любимый.
Так кто-то сказал,
Так кто-то провозгласил.
Зелёное с белым. А где же красное с жёлтым?
Звуки мы слышим из окон утрами и под кроватью ночами.
Так все говорят,
Все как коровы мычат.

Люди и я

Человек искусства сказку написал
Человек искусства сказку прочитал
Человек искусства сказку разорвал.

Человек простой сказку написал
Человек простой сказку прочитал
Человек простой сказку разорвал.

Я сказку написал
Я сказку прочитал
Человек искусства её прочитал, разорвал
Человек простой её прочитал, разорвал.

А мне понравилась сказка, я сохранил.

Грехи

Убью! – Кричали мне во след,
А я бежал, бежал, что силы было.
Но вот, споткнулся,
Упал и умер.
Не успели догнать,
Я сберёг от греха другого.

Убью! – Кричал я в след.
Я бежал, бежал, что силы было,
Поймал, убил.
Нет, это не я!
Поверьте мне, судья!

О том, как профессору надоели некоторые вещи и он сказал: "А, всё не то!"

Рубашка,
Трусы и носки.
Ботинки,
Галстуки и часы.
Шляпа,
Брюки и ремни.

«А, всё не то!»

И так пошёл
Профессор голым.
И так в жёлтом доме
Он дни свои закончил.

Анархия

А в О
Всего лишь А в О
Буква А в букве О
И ничего. 


Но это только символ.

Я побывал в кирхе

Сегодня мне довелось побывать в кирхе. В католическом храме, где сейчас располагается малый за филармонии города Архангельска. Собственно я то туда и забрёл на концерт, а не как в храм.

Да, приобщённость к искусству изменила храм. Сильно изменила. Я бывал в различных католических храмах. Сильно.

Во-первых, я там мог легко заблудиться, если бы не терял из виду знакомых людей. Интересно и странно. Очень странным стал храм. Смелое утверждение, вы правы, ведь я не был там до того, как храм преобразился в филармонию. Но, мне кажется, что всё-таки он изменился.

Во-вторых, я не почувствовал там ничего, что чувствуешь в церквях. Многие называют это чувство – присутствием Бога. На мой взгляд, это самое ужасное и противное преображение храма, какое только может быть.

Музыка была прекрасна. Выступление вполне удалось. Может музыка и была чересчур стройна. Может, она и не передавала весь дух той темы, которую старался передать ансамбль. Но мне и моему, несостроенному с миром, сознанию понравилось.

В третьих, сидя в зале, я наблюдал как всё вокруг игрушечно. До ужаса блестящие перила лестницы, всё аккуратно-аккуратно. Даже музыканты были строги на вид, хотя и играли не строгую, по духу, музыку. Величие храма отсутствует напрочь!

 

Всё это очень печально, не менее печально, чем то, что я только что пролил себе на джинсы горячий кофе.

Два воспоминания

                I.

Берестяной восход
Напал на город сонный,
А я всё шёл и шёл,
Упал, но продолжал идти во сне.
Куда пришёл не помню,
Я помню праздник развесёлый,
Я помню, все смеялись
И помню сыр Фондю.

                II.

Когда меня выгоняли,
с портвейном в руках,
Забыли отдать мою шапку
и счёт мне забыли подать.
Я долго ругался матом,
стоя у дверей развесёлый,
Потом укрылся закатом
И ушёл на праздник, снами ведомый.
А когда пришёл, все засмеялись
над видом моим, как бутылка, стройным.

Война

Мыр-Фыр
Пошёл войною
На Мыр-Мыр.
Мыр-Фыр
Пошёл толпою,
Мыр-Мыр
Предстал стеною.
Так бился о стену горох,
Пока не открыли окно,
Чтоб крикнуть:
«Сколько ж можно?
Вот дураки,
Ведь вы моложе!»
Мырфырцы спохватились
И разом все
В оконце влились.
Удар в тыл!
Свалили стену.
Удар по флангам!
Скатали в ком.

Но убежали стены Вавилона
В далёкий край,
Где снова встали.

Два утверждения

Когда бредит нормальный человек то, что он говорит – это бред. Поставим, пока, это утверждение под вопрос.

Когда бредит сумасшедший – это пророчества, так как, когда он говорит нормально – это бред.

Вернёмся к первому утверждению. Всё, вроде, понятно и правильно, но ведь есть возможность, что среди нормальных людей есть непризнанный сумасшедший.

Тогда из всего этого следует, что мессию и святых следует искать среди сумасшедших, чтоб не пропустить пророчеств.

Происшествие

Когда его сбили на перекрёстке, где он писал, он умер не от переломов, а оттого, что написал себе в рот.

Зато потОм пОтом поставили светофор.

Это и то

От этого меня клонит в сон,
От этого мне хочется спать,
От этого мне хочется сидеть,
От этого меня бьют,
От этого роняют в снег,
От этого меня убьют,
От этого меня скомкнут.

От того мне хочется бегать,
От того меня сбрасывает с крыши,
От того мне прыжки удаются легко,
От того мне не это,
От того и не то.
А не от того ли мне хочется спать?

* * *

стихотворение медленно
спускается в угол.
Успеет ли до того, как его кто-нибудь разорвёт?

Фигуры

Мы столкнули два предмета –
Раскололись два шара,
Мы столкнули два квадрата,
Те застыли у стола.
Мы метнули шар последний,
Улетел тот шар в окно.
Подошёл к нам кто-то третий,
Перед тем, войдя в окно,
И сказал, что улетает,
И забрал два квадрата.

Мы сидели на полу,
Взгляд бросали в темноту.
Нам представились фигуры,
Навалились, раздавили
И, размазав, растворились.
Потолка не разбирая,
Мы лежали на полу,
Собирая темноту.
Всё собрав, создали день,
А фигуры за окном
Воздвигли город,
А потом…

Облака возникли в небе,
Неточны теперь фигуры,
Всё размыто, всё – вода.
В окна лезут провода,
Извиваясь словно змеи,
Изгоняя нас из дома.

Крики, стоны,
Кличи, трупы.
Исчезают все фигуры,
Исчезаем мы из дома,
И на облаке весёлом
Мы к воротам подлетаем.
Возникают вновь фигуры,
Но уже совсем иные.

Диалоги не этого и не нашего мира

Здравствуй, Господи.
Здравствуй, Иван.
Где я, Господи?
В раю.

Здравствуй, Господи.
Здравствуй, Борис.
Где я, Господи?
В раю.

Здравствуй, Господи.
Здравствуй, Глеб.
Где я, Господи?
В раю.

Здравствуй, Господи.
Я похож на Господа?
Не знаю, у меня чувство,
Где я?
Спроси у своего чувства.

Здравствуй, Господи.
Я похож на Господа?
Не знаю, у меня чувство,
Где я?
Спроси у своего чувства.

У тебя сегодня сколько?
Трое. А у как ты?
Двое. Странно.
Что-то у тебя не так,
Может нам стоит поменяться местами,
Бог?

Ночное купание

Облака, гонимые звуками флейты
Плывут с небес прямиком в ручьи,
Создавая уют и чувство теплоты
Всем, кто решил искупаться в ночи.

Вода переполнена телами,
Как будто крещенье вновь на Руси.
А люди стоят и жмутся к деревьям,
И никто не бежит, и никто не кричит.

Весь в движенье только флейтист,
Свесивший ноги с небес.
Обливает песнями Землю –
Прекрасней, чем весенний дождь.

И свет Луны с серебром сравним –
Всё стало любимым и дорогим.
Все стали любезны, дружны,
Как будто не в диком лесу, а в купальне царей.

Все стали мудры, влезая в свои кровати,
Наполнялись снами.
И были полны до скончанья веков,
Своих и чужих.

Комод в пустыне

Чей-то комод стоял в пустыне.
Близ него встречались люди,
Пути-дороги расходились.

Никто не забирал комод, не увозил домой.
Громада корни уж пустила,
Покрылась камнем – как скала.

Одаривал всех тенью и прохладой камня.
Благословенным стал,
Курганом стал.

Покоится в нём царь царей, земного шара председатель.
Комод стал обрастать легендами,
Пел ночами сказки, пугал детей, шутливо.

Но старые дороги забылись, позабывались и цари.
Комод, с надеждой, всё продолжал одаривать нас тенью.
Всё напрасно – один стоит теперь в пустыне.

Ещё ходят слухи, что кто-то
Увёз комод домой.

Человек, уходящий в заросли за углом

Введение:
Медленно, медленно ползёт
Уж.
Медленно, медленно ползёт
Стих.

                  I.

Деля тротуар на отрезки,
Человек спешил в гости.
На сто разделил он, на триста,
Пока не услышал свиста.

Милиционер голосил в свой огромный свисток.
Он страж порядка,
Он – охранять!

Ему не нравилось, что человек
Всё на отрезки делит.
Ему не нравился, что молод слишком,
Ему не нравился пиджак!

Вот сцена на мосту,
Начнём на берегу.

                  II.

Идут теперь вдвоём,
Но без отрезков – плывут.
Один ведёт другого,
В китель, замотав, фуражкой затолкав.

Всё это наблюдал человек, который быстро
скрылся в заросли за углом.

Небо сквозь полосатую трубу

Плыла труба во снах перед глазами,
Закручивая сны разнообразными узорами.

Труба раскрашена в два цвета: белый и красный,
Когда проплывает красный, то сон
Тебя глубже уводит – это опасно,
Когда проплывает белый, то сон
Покидает тебя, и труба развернётся концом.

Спирально идет та расцветка,
Спирально, так и про нашу жизнь говорят.

Если успеешь увидеть белый – проснёшься,
Если красный захватит тебя – убегай.

Убегай! Разрывай! Бросай!
Вот оно – небо!

Распятая шлюха

Голгофа.
Крест.
Толпа.
Законники и
Стража.

Великий день, ужасный час.
«Нас привели сюда,
На Суд Великий посмотреть!
А это только шлюха!»

Переливы криков, потасовка.
«Лжецы! Обманщики!»
«Задохнись, сука!»

Уже распяты двое
(разбойники какие-то).
Под ними, словно пламя,
Колышется толпа.

И вот, идёт мужчина,
Свой крест несёт,
В минуту всё сделано было:
Гвозди забиты, оставлен в покое.

«Да это ж Суд Великий!»
«Вы обещали шлюху!»