HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Ирина Ногина

Май, месть, мистерия, мажоры и миноры

Обсудить

Роман

 

Купить в журнале за ноябрь 2016 (doc, pdf):
Номер журнала «Новая Литература» за ноябрь 2016 года

 

На чтение потребуется 7 часов 30 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf
Опубликовано редактором: Андрей Ларин, 30.12.2016
Оглавление

2. Глава 2. Генеалогическая
3. Глава 3. Зыбкая
4. Глава 4. Сокровенная

Глава 3. Зыбкая


 

 

 

В которой грешница накануне Великой пятницы встречает странствующего безумца, намекающего, что он уже умер, и в которой Майя в очередной раз становится жертвой своего неблагонадёжного помощника, и в которой мы знакомимся с ловким адвокатом Яшей Кегелем, каковой берётся помочь Майе отстоять справедливость в одном щепетильном дельце, затрагивающем весьма высокие интересы.

 

 

Иллюстрация. Название: «Трое крылатых за столом». Автор: Ремедиос Варо (художник). Источник: Pinterest.com

 

 

К моменту их встречи небо немного расчистилось, а солнце заливало всё вокруг фиолетово-золотым светом. Их фигуры словно материализовались из этого света и теперь колыхались на фоне тоннеля.

Вокруг них зеленели кусты и высились скалы, на чьих гранях отсвечивали сине-сиреневые озёра, а на вершинах сохранялись скупые залежи снега. Скалы выросли над холмами, покрытыми хвоей, и кое-где поросли мхом и сиротливыми деревцами. По их массивным телам стекали, подобно струям чёрной крови, потёки вулканического вещества. Мёртвые утёсы оживляли нити водопадов.

Он присоединился к ней, как только она вышла из тоннеля. Она шла по краю дороги и доедала багет с копчёным мясом, сыром и недозрелыми помидорами. Она кусала хлеб с остервенением, широко раскрывая рот и обнажая зубы, прежде чем всадить их в булку. Но взгляд был спокойным и беззаботным.

Заметив его на выходе из тоннеля, она испугалась: на несколько километров вокруг нет ни души. Если он попытается напасть на неё – ей неоткуда ждать помощи. Она улыбнулась ему достаточно приветливо, чтобы не показаться враждебной, но и достаточно сдержанно, чтобы не спровоцировать общение. Он улыбнулся ей зеркальным отражением её улыбки.

Она посторонилась и неторопливо двинулась дальше. Пальцы вжались в булку – она стыдилась есть при нём. Это был стыд, характерный для случаев, когда посторонний становится свидетелем удовлетворения нами своих желаний и при этом не располагает возможностью поступить аналогично, а мы оказываемся в плену нравственной дилеммы: предложить ему разделить наши возможности или проигнорировать своё очевидное преимущество – в конце концов, мы ему ничем не обязаны, да и он может оказаться щепетильным; но сегодня этот стыд усугублялся тем, что в такой день всякий имел право осудить её за поедание этого багета, и когда она представила, что он мог о ней подумать, кусок застрял у неё в горле.

Она удалялась от тоннеля, а он пошёл в ногу с ней по противоположной обочине. Он то глядел под ноги, то озирался по сторонам с мечтательным видом, а иногда поглядывал на неё с ненавязчивой улыбкой. Она приказала себе смотреть прямо перед собой, но вежливость заставляла её поворачивать голову, когда она чувствовала его взгляд, и тоже улыбаться. Ей ужасно хотелось доесть багет, и она даже подумывала о том, чтобы свернуть с дороги, укрыться среди скал и спокойно закончить свой полдник.

 

– Я могу проводить тебя, – предложил он с неопределённой интонацией.

Она пожала плечами и растерянно улыбнулась. Зачем, спрашивал её взгляд.

– Хотите? – она протянула ему багет.

– Нет, спасибо, но ты кушай, не смущайся.

– Ну да, сегодня же нельзя, – она кивнула и с жалостью посмотрела на багет, осознавая, что больше не съест ни крошки.

– Почему? – удивился он.

Они прошли немного и незаметно оказались у террасы, куда она выходила прошлой ночью, чтобы послушать горы.

– Никогда раньше тут не был, – осматриваясь, сказал он. – Здесь очень красиво.

Она промолчала. Её почему-то не удивило, что они слишком скоро очутились здесь. Впрочем, только она подумала, что прошло недостаточно времени, чтобы преодолеть такое расстояние, – оказалось, что уже стемнело.

По краю террасы в миниатюрных лампадах были расставлены свечи. В помещении позади них горел свет, оттуда доносились голоса.

– Доедай-ка свою пищу, она вянет в твоих руках.

– Почему вы отказываетесь от еды?

– Мне не нужно.

Эти слова напугали её, но теперь она была около дома, и могла позвать на помощь в любую секунду. Однако и страх, внушаемый им теперь, не был связан с опасностью нападения. Это был страх, который окрашивает все странности в фатальный цвет. Страх, зарождённый ещё прошлой ночью, когда она выходила на эту террасу послушать горы и говорила им, что особенно любит их ночью. Как и весь мир ночью.

– Господи, спасибо тебе за то, что ты дал нам ночь! – возведя голову к набухшим от темноты небесам, поблагодарил он, и его голос прозвучал значительно громче, чем прежде.

Потом он повернулся к ней.

– Величие гор лучше всего ощущается ночью. Как величие любой из стихий. Ночь обостряет. Она – самый тонкий из проводников к истине, – он медленно отвернулся, продолжая говорить в пространство, словно обличая самую ночь. – Обитель тайн, не выносящих солнечного света, выползающих во тьме, беззащитных для любопытного разума, откровенных перед жаждущим чувством.

Безумец, решила она, не порицает меня и ведёт себя, как сумасшедший.

– Откуда вы? – осторожно спросила она.

– Издалека.

– Там, где вы живёте, соблюдают пост?

Он пожал плечами.

– В день своей смерти умершие возвращаются на землю, – сказал он.

Похолодев от ужаса, она оглянулась, чтобы убедиться, что спасительное убежище за её спиной никуда не делось. Дом был на месте, и свет горел в зале. Там были люди.

Далеко внизу у основания скалы, возвышающейся против них, в том месте, где асфальтная дорога разветвлялась, подобно реке, она узрела чёрное отверстие не существовавшего ранее тоннеля.

– Через этот тоннель? – спросила она.

Он улыбнулся её наивности и покачал головой.

– Через ночь.

– Откуда вы это знаете? – спросила она, проклиная себя за этот вопрос. Она не должна была подать вид, что чувствует страх, лучше всего – перевести разговор на отвлечённую тему. Вместо этого она задала вопрос, который неизбежно должен был расставить точки над «и».

– Я сам так делаю.

Она застыла под тяжестью своих грехов. Из недоеденного багета, омерзительно извивая скользкое туловище, высунулся червь. Дверь в дом была совсем близко, но она уже знала, что даже не пыталась бы спастись, потому что любой порыв к спасению только усилил бы отчаяние от его недостижимости (а в недостижимости спасения она уже не сомневалась).

– Зачем мёртвые возвращаются в день своей смерти? – продолжала она взволновавшую её тему

– Потому что они хотят, – изумившись вопросу, ответил он.

Когда она узнала, что он мертвец, его лицо, вопреки её опасениям, не покрылось кровоподтёками, а сам он не превратился в бестелесную субстанцию.

– Сегодня умер сын Божий, – дрогнувшим голосом сказала она. – Означает ли это, что он тоже сегодня вернулся?

– Наверняка.

– Но вы не видели его, когда возвращались?

– Нет. Я никого не видел. Я стремился на север. Здесь особенный воздух и дух.

Внезапно страх прошёл. Она вдруг поняла, что никакой он не мертвец, а просто безумец. Нельзя исключить, что он пьян.

Она очень плохо помнила события, происходившие несколько часов назад. Забыла его лицо и, когда смотрела на него, ей казалось, что перед ней стоит её старший брат, умерший десять лет назад.

Ноги налились тяжестью. Она захотела присесть и позвала его к скамейке у обрыва. Кто знает, быть может, он действительно её умерший брат, который вернулся, ошибившись днём. Она не имела ничего против продолжения беседы с ним, ведь в доме её ждало одиночество.

– Когда ты умирал, у тебя было много грехов? – спросила она.

Здесь, у скамейки, было особенно много лампад. Янтарный свет согревал душу, и даже горы казались прирученными.

– Я думаю, нет.

Она вздохнула.

– А я боюсь, что у меня слишком много грехов, чтобы умереть сейчас.

– Если хочешь, можешь отдать мне часть своих грехов.

– Как? – изумилась она. – Что мне сделать для этого?

– Расскажи мне о них.

– Как на исповеди, – усмехнулась она. – И что, они будут прощены?

– Нет, я приму их на себя.

– Зачем?

– Чтобы ты не боялась смерти.

– Что же ты будешь делать с ними дальше?

– Я их искуплю.

– Каким образом?

– Пока не знаю. Но я найду способ.

– И что, всякий умерший может принимать на себя грехи других?

– Не всякий. Только те, кто хотят.

– Значит, ты хороший, раз готов принять на себя чужой грех, – с нежностью улыбнулась она. – Но так нечестно. Я должна сама искупить его.

– Хорошо, – согласился он. – Искупи его сама.

Они провалились в ночь. Дом растаял, голоса заглохли, свечи потухли. Силуэты гор растворились в кромешной тьме. Земля ушла из-под её ног, она инстинктивно выбросила руки вперёд и вверх, защищая голову.

А потом рассвело. В небе бесшумно грянул облачный взрыв, раскидав по нему обрывки туч, похожие на клочья морской пены, а из ослепительной голубой бездны стал сочиться золотой свет, испуская густую зелень на холмы и упоительную синь на озёра.

Потрясённо качнувшись, она молитвенно сложила руки и обратилась к мертвецу, который отворачивался от неё, чтобы уйти.

– Помоги мне… закодироваться от зла… Я желаю закодироваться от зла… Пожалуйста, подскажи мне, как… закодироваться от зла…

Пронзительная трель понеслась вдоль цепи скал, множась эхом, проникая во все трещины и изгибы хребта, оседая в низовьях, поднимая волны на озёрах.

Потом мелодия утратила объём, зазвучала у самых ушей, и Майин затуманенный взгляд обнаружил занавеску, на которой лиловой короной отсвечивало восходящее солнце. Шесть сорок пять. Майя приподнялась на локте и потянулась, чтобы прекратить душераздирающий визг будильника.

 

Очутившись в тишине, она рухнула на спину и уставилась в потолок. Глаза слипались. Она позволила им сомкнуться на следующие четыре минуты, пока её вновь не разбудил будильник.

Майя открыла глаза и некоторое время изучала складки одеяла, из-под которого выглядывала её левая ступня. Лак на краю большого пальца немного стёрся – вот поэтому Майя не любила яркий педикюр, который навязывала ей мастерица: стоило образоваться царапинке, её невозможно было спрятать. Придётся надеть закрытую обувь, а она уже спланировала, что обуется в коричневые босоножки с открытым носком, которые лучше всего подходят к новому фиолетовому платью. Значит, нужно гладить чёрно-белое, которое было на ней в прошлый понедельник и которое в этом сезоне морщило на бёдрах сильнее, чем следовало.

От огорчения Майя перевернулась на живот и любовно обхватила подушку. На мгновение она чуть было не поддалась соблазну поспать ещё минутку – до следующего звонка будильника, но тут же вспомнила о незапланированной глажке.

Под утренний кофе и бутерброд с тофу Майя проматывала в памяти давешний сон. За окном ей грезились горные пейзажи, чудаковатый странник и восторженная грешница. Майя решила, что первым делом, придя на работу, проверит, правда ли, что мёртвые возвращаются в день своей смерти. Посреди завтрака Майя вспомнила, что обещала в страстную пятницу ограничиться хлебом и кофе, и отбросила надкусанный сыр на край тарелки. Когда она сделала последний глоток, за стеной, у соседей, загудел фен – это был знак, что пора вставать из-за стола. Ровно восемь.

 

До того момента, пока порог офиса не переступал шеф, на рецепции не прекращался трёп. Офис-менеджеров (ибо секретари страховой компании, где работала Майя, самоидентифицировались только так) не волновали ни клиенты, приходившие к сотрудникам, ни сами сотрудники со своими поручениями. Девушки кисло отвечали на приветствия, бросая короткие взгляды на вбегающих в офис (им приходилось повторять «доброе утро», по меньшей мере, тридцать раз за двадцать минут, а вежливость горчит от передозировки), поэтому Майя предпочитала невнятно буркнуть что-то себе под нос и поскорее скрыться в своём кабинете.

Над секретарской стойкой нависали, как горгульи над Нотр-Дам-де-Пари, русокосая Даша, маркетолог, и пышногрудая Люся Шпилько из отдела кадров, которая для соответствия своей фамилии не надевала каблуки ниже десяти сантиметров. Они комментировали фотографии секретарских чад, обменивались телефонами домработниц и повествовали о комичных выходках своих мужей, свекровей, золовок и прочей родни.

О приближении шефа их возвещали камеры наружного наблюдения. Тогда каталоги с косметикой ныряли в сумки, офис-менеджеры концентрировали взгляды на мониторах, а Даша с Люсей ретировались в кухню варить кофе.

Стоило им зазвякать ложками, как из отдела личного страхования, видимо, реагируя на этот сигнал, появлялся его начальник и шествовал в конец коридора к принтеру, где его ждал дайджест новостей страхового рынка. Озабоченно теребя подбородок, он погружался в изучение заголовков, которые знал наизусть. В тот миг, когда он уже готов был двинуться в обратный путь к своему кабинету, он с подчёркнутой непринуждённостью вскидывал голову и радостно вздрагивал от неожиданности, сталкиваясь с шефом, который мимоходом приветливо кивал ему, стучал в дверь коммерческого департамента, здоровался с тамошними, вызывал к себе Витю или кого требовалось и исчезал в своей приёмной.

 

Боря появился в кабинете в девять двадцать пять (если время опоздания не превышало получаса, Боря полагал, что ставить об этом в известность Майю нет необходимости, всякое же другое опоздание Боря называл: «буду через полчаса»). Порывистым движением, должным указывать на спешку, он распахнул дверь, настороженно зыркнул на Майю и едва слышно поздоровался. Войдя, он нырнул за свой стол и тут же увлечённо застучал по клавишам.

Боря занимал должность менеджера в отделе автострахования. Майя числилась старшим менеджером в том же отделе, то есть формально считалась его руководителем. Когда Борю принимали на работу (к слову, по рекомендации давнего и доверенного Майиного приятеля), Майя была дружелюбна и предупредительна. Ей претила мысль, что этот тактичный, в высшей степени приятный молодой человек будет воспринимать её как свою начальницу. Поэтому Майя решительно подчёркивала паритетность их сотрудничества как в отношениях тет-а-тет, так и на публике.

Он квалифицированный специалист, он – её поддержка. Благодаря ему ей не приходится засиживаться на работе до девяти вечера и выходить по субботам. Да что уж там – она готова была каждое утро варить ему кофе – до того была окрылена будущими совместными свершениями.

На Борином столе безупречный порядок: папки в стопках, документы в файлах, помечены стикерами. За Бориной спиной шкаф, а в нём кое-как утрамбованные груды бумаги. «Боря, у нас сохранилась копия такого-то договора?». «Да, в той стопке», – небрежный мах в сторону стеллажа, заваленного макулатурой. «А конкретней не знаешь? Что-то я не могу найти здесь». «Должно быть». «Так ты не знаешь точнее?» «У-у», – невинно-сокрушённое лаконичное качание головой.

Для Бори свойственно исчезать с рабочего места посреди рабочего дня. Точнее, как он считает, во время обеда, и в границах этого времени Боря, как положено настоящему счастливцу, часов не наблюдает. Но самый любимый Майей профессиональный навык Бори – воспитание фортуны в либерально-демократическом духе через снятие контроля над долгоиграющими проектами с целью повышения её правосознания до уровня автоматической реакции на криз.

Свойственные Боре обходительность и учтивость сделали его любимцем секретариата и бухгалтерии. Последняя умеряла свои симпатии один раз в месяц, когда приходил час отчёта за выданные денежные средства. Поначалу, не находя в себе силы проявить напор в отношении славного мужчины, очкастые бухгалтерши пытались представить к ответу за потраченные Борей средства Майю, как старшую в отделе, но – и это был единственный позитивный эффект от её пресловутой политики равенства – она безапелляционно заявила, что не ведёт учёт его расходам, поскольку он её полноправный коллега.

Борино лицо имело три выражения: спокойное, в котором читалось что-то удручённо-мечтательное и смиренное, будто он только что проглотил обиду; сосредоточенно-деятельная мина – когда он демонстрировал либо повышенное внимание, либо внутренний протест против замечания, обвинения или солнечного света; и гримаса уравновешенной весёлости, включающая дежурную улыбку, если весёлость возникала как дань вежливости, либо короткий задорный смешок, когда его искренне что-то тешило.

Он не был откровенно толстым, но у него были очень широкие плечи, а там, где у мужчин бывают бицепсы, нарос жир. Голова казалась непропорционально маленькой для такого грузного бюста, из-за чего вся фигура напоминала силуэт гориллы. Когда он поворачивался в профиль, его нос вытягивался, подбородок выдвигался вперёд, а под скулой образовывалась нервная ямка. У него были уродливые руки: дёрганые, неповоротливые, с пухлыми, сильно зауженными ладонями.

Голос у него был довольно высокий, надтреснутый, а диапазон его интонации составлял три тона, отчего Борин говор напоминал речитативы молельщиц, приглашённых к смертному одру, а иногда, когда Майя, не расслышав, что он промямлил, переспрашивала его, Боря прибавлял звука, и тогда его речь походила на тявканье. Говорил он тихо, кроме тех редких случаев, когда находил основания возмутиться, например, тем, что Майя не разжевала ему, каким образом он должен выполнить ту или иную задачу, понадеявшись на его сообразительность. Если, случалось, его о чём-то спрашивал шеф, он понижал голос и звучал легато, как будто кто-то внутри него нажимал правую педаль, а порой добавлял немного тремоло, и тогда, что называется, блеял.

Он перебарщивал с духами. Каждое утро их тесный кабинет наполнялся тошнотворной сладостью его парфюма. И даже когда Майя распахивала окно, ей казалось, что этим запахом пропитаны стены, потому что её нос, уязвлённо вздрагивая, всюду находил его следы.

На обед Боря брал двойную порцию мяса, полуторную гарнира и два салата. Всё это он утаптывал после борща и закусывал яблочным штруделем или творожником, и, если его не отвлечь, ни разу в течение трапезы не сбивался темп махов его руки в сторону рта, ни на секунду не нарушалась безучастность его лица: он не выражал ни удовлетворения, ни жадности, ни наслаждения.

Майю раздражало в Боре абсолютно всё: его угловатый подбородок, который представлялся ей как нельзя более удобным, чтобы колоть орехи; тонкие губы, которые он оскорблённо кривил, когда она выказывала недовольство его профессиональными подвигами; обиженно скошенные глаза, которые казались ей тупее угла в сто семьдесят девять градусов. Раздражало до такой степени, что она хотела снять его голову и установить на стеклянную доску на манер профессора Доуэля.

Ей становилось противно, стоило представить, что его громоздкое тело залазит под тёплое одеяло и спит там, что оно купается в море. Её тошнило, когда она задумывалась, что он, должно быть, любит полакомиться суши, или воображала, как его пудовые челюсти кромсают её любимую отбивную. Она содрогалась от омерзения, предполагая, что он – не исключено – ведёт половую жизнь с какой-нибудь неразборчивой матроной.

В отдельные моменты, как рано или поздно случается со всеми людьми, вызывающими в нас раздражение, Майе становилось жаль Борю. Жаль настолько, что она готова была пожертвовать ради него собственным обедом, улыбалась ему своей самой приветливой улыбкой и заводила с ним доверительный разговор, расспрашивая его об увлечениях и планах на выходные, а он рассказывал ей, как сложилась карьера их общих знакомых (и из этих рассказов она делала вывод, что он тщеславен, что в последствии только усугубляло её раздражение).

Но когда Боря в очередной раз пускал на самотёк задачу, важность и срочность которой Майя недвусмысленно и многократно подчёркивала ему, она ненавидела себя за то, что дала слабину, общаясь с ним по-приятельски. После каждой лажи Боря покаянно опускал голову и с готовностью признавал собственную недоработку: «Я знаю, что я виноват», – твердил он, вероятно, рассчитывая, что это должно утешить Майю, вызванную на ковёр к шефу.

 

Три размеренных стука сотрясли дверь в их кабинет. Три твёрдых, увесистых удара – так стучит судьба в плоском анекдоте и маньяк в американском ужастике. Ни затурканные сотрудники страховой компании, ни вечно спешащие клиенты так стучать не могут. Майя с Борей переглянулись.

– Входите, – сказала Майя и открыла окно.

Но никто не вошёл. Одним движением Майя оттолкнулась от пола, подъехала на стуле точно к двери и дёрнула её на себя.

– Ой, – сказала она и неуклюже соскочила со стула.

За дверью пошатывался щуплый силуэт Якова Никифоровича Дрейфуса, заслуженного юриста Украины, архивариуса и талисмана страховой компании, где работала Майя.

Якову Никифоровичу прошедшей зимой исполнилось девяносто лет. Он состоял в штате и получал самую большую среди сотрудников ежемесячную премию. Шефа он помнил ребёнком, обращался к нему на «ты», а тот называл его своим воспитателем и при встрече вместо рукопожатия одарял объятиями.

До восьмидесяти пяти Яков Никифорович возглавлял юридический департамент, а после отпросился у шефа на пенсию, но, не желая совершенно исчезнуть из жизни компании, сохранил за собой некоторые статистические функции, которые не слишком его обременяли и позволяли два-три раза в неделю устраивать себе профилактический мозговой штурм.

О Якове Никифоровиче слагали легенды: якобы уже пятьдесят с лишним лет каждую субботу он играет в шахматы с отцом шефа – своим институтским приятелем, и за это время ни разу не проиграл. Старожилы офиса утверждали, что в былые времена без него не обходилась ни одна встреча, и даже на собеседование с новыми сотрудниками шеф непременно приглашал старика. Нынешний начальник юридического отдела хвастал, что как раз его принимал на работу сам Дрейфус и устроил ему такой тест-драйв, что госэкзамен по теории государства и права у грозы кафедры – Валентины Диденко – показался пустяком. А ещё любил вспоминать, как на старте своей карьеры присутствовал с Яковом Никифоровичем на судебном процессе, где тот поставил в затруднительное положение самого Леонида Хорсунского, на то время слывшего непревзойдённым судебным оратором. И даже теперь, стоило возникнуть сложной ситуации, в офисе шутили, что единственный выход – это позвонить Дрейфусу.

– Можно? – Яков Никифорович толкнул дверь до полного раскрытия и шагнул в кабинет, жуликовато ухмыльнувшись Боре.

– Я заходила к юристам, спрашивала о вас, – наверное, они передали вам? – сконфуженно проговорила Майя, покосившись на книгу, которую старик нёс под мышкой. – Мне неудобно, что вы беспокоились. Я бы сама пришла.

– А что вы так смотрите? – голос у Якова Никифоровича был пронзительный и скрипучий. – Вы это читали?

Он вытащил книгу и развернул обложкой к Майе.

– Прощай, Гуль-са-ры, – прочла она. – Чингиз…

– Чингиз Торекулович Айтматов, – нетерпеливо закончил старик и повернул обложку к Боре. – Так что, читали?

Боря поджал губы и отрицательно покачал головой.

– А что же вы читали? Может быть, вы читали «Тёплый хлеб» Константина Георгиевича Паустовского? Или «Карюха» Михаила Николаевича Алексеева?

– Это о войне, что ли? – нелепо предположила Майя.

– Очень он любил и жалел иноходца Гульсары. Оба уже старики. Но в своё время вместе пережили многое. Это он вспоминал, сидя у костра, в ту ночь, когда конь стал и не смог идти дальше. Всю ночь просидел возле умирающего коня, всю жизнь свою продумал. Крайне трогательно.

Боря проникновенно закивал.

– Так что, оставить вам? Будете читать? Или я несу дальше?

– Конечно, я с удовольствием почитаю, – воскликнул Боря.

– Я в понедельник заберу. Ага, в понедельник выходной. Значит, во вторник. Или в среду – если буду в среду. А нет – так в четверг.

– Я успею, – уверил его Боря.

– Яков Никифорович, – вмешалась Майя, преодолевая неловкость. – Может быть, вам ребята передавали, что я искала вас? Юристы…

– Я слушаю, – перебил её старик.

– Мне выйти? – спохватился Боря.

– Нет-нет, не нужно, – остановила его Майя.

– Аа… я на одну секунду, – Боря ринулся к двери, не желая упускать возможность слинять от работы под знаменем тактичности.

– Яков Никифорович, мне нужен умный юрист, – Майя прерывисто вздохнула. – И бесстрашный. Нахрапистый. – Подумав, она ещё добавила. – И везучий. Такие бывают?

Дрейфус смерил её испытующим взглядом.

– А в чём суть вопроса?

Яков Никифорович слушал её рассеянно, с живым интересом разглядывая интерьер кабинета и содержимое шкафов, пару раз подступал к книжной полке, очевидно, вчитываясь в названия книг, надолго задержал взгляд на фотографии в рамке на Борином столе.

Вопреки Майиным ожиданиям, Боря очень скоро вернулся, и Дрейфус, не перебивая Майю, мимикой и жестами выразил ему восхищение снимком. Боря польщёно ухмыльнулся и уселся на своё место. Когда Майя умолкла, Дрейфус кивнул.

– Я тебе скажу, куда и когда прийти. И о тебе предупрежу.

Майя замерла от неожиданности.

– Спасибо, – обрадовалась она.

– Будьте аккуратны с книгой, – напутствовал Яков Никифорович. – Я иду дальше.

– Конечно, – Боря почтительно улыбнулся. Когда старик ушёл, он обратился к Майе. – Так что, возьмёшь?

– Читай ты первый, – махнула рукой Майя. – Я потом. Может быть.

– Можешь не успеть, – обеспокоился Боря. – Если я возьму, то отдам только после Пасхи – во вторник.

Майя снова махнула рукой.

– Я привыкла уже в электронном виде читать. Если надумаю…

– Понятно, – Боря кивнул и спрятал книгу в свой портфель.

– Ты действительно будешь это читать? – полюбопытствовала Майя.

– Почему нет? Конечно.

Майя задумчиво вздохнула.

– Да. Раньше все читали. И всё читали. Как это так – не читать Чингиз как его там…

– Айтматова, – с улыбкой подсказал Боря. – А занятный он вообще-то дед.

Майя кивнула с пресной улыбкой. Боря, замявшись, поинтересовался.

– Подаёшь на кого-то в суд?

– Типа того.

– Ты хочешь, чтобы Дрейфус тебе помогал? – осенило его.

– Да ты что, – Майя невольно рассмеялась. – Спросила его, чтобы он подсказал мне юриста.

– А наши не подходят? – развеселился Боря.

Майя скептически фыркнула, вызвав у Бори ехидный смешок. На её столе зазвонил телефон.

– Да? – служебным тоном отозвалась Майя.

– Майя, – испытующе произнёс голос начальника отдела урегулирования убытков. – Фамилия Каравайчук о чём-то тебе говорит?

– Это пострадавший по ДТП, что ли? – с беззаботностью, характерной для предчувствия засады, предположила Майя. – Да, я тебя переключу на Борю, он этим занимается.

– Не надо меня переключать. Лучше напомни, когда был последний день для отправки Каравайчуку решения о страховой компенсации? Ладно, не трудись, я тебе подскажу: позавчера. А вчера Каравайчук должен был получить деньги. А финансисты говорят мне, что до сих пор не получили вводные для перечисления. А у Каравайчука очень нетерпеливые юристы. Я уже получил претензию с пеней. Ну и что ты мне скажешь на это?

– Секунду, – пробормотала Майя и прикрыла динамик трубки. – Боря, ты же отправил Каравайчуку решение о выплате возмещения? И передал финансистам документы на оплату? – ровным голосом спросила она.

Боря побледнел.

– Я не успел… Когда я приехал, Главпочтамт уже закрылся, – пролепетал Боря. Майя припомнила, что в тот день Боря отпросился с работы на час раньше. Она не возражала, попросив его только об одном: организовать отправку письма Каравайчуку. Он божился, что отправит с попутного почтового отделения, а если придётся – заедет на Главпочтамт. – А вчера я замотался… Я как раз хотел…

– Я поняла, – поникшим голосом сказала Майя (дура, сама ведь вчера не переспросила) и выдохнула в трубку. – Да, мы, оказывается, ещё не отправили…

– Я в шоке, как вы работаете! А в ещё большем шоке, что вы до сих пор работаете!

– Если бы твои шустрилы передавали нам документы не в последний день срока, ты испытывал бы значительно меньше шока в своей жизни.

– Короче, Майя, иди и расскажи об этом шефу. Он тебя ждёт.

 

Яша Кегель не заставил Майю долго ждать. В небольшой комнате, которую миниатюрная секретарша назвала переговорной, возникла его вихрастая голова и зажглись карим огнём плутоватые глаза. Он озарился улыбкой.

– Чай, кофе? – прыгая за стол, осведомился Кегель.

– Спасибо, мне уже предложили, – отказалась Майя. – У вас очень гостеприимная секретарша.

Кегель умилённо сдвинул брови.

– Я тронут, что вы это оценили, – и добавил, поиграв бровями. – Она, к тому же, не дура. – Он кашлянул и ускорил темп речи. – Итак, после того, как мы обсудили мою помощницу, слушаю вас.

– Я полагаю, что вы в курсе моей истории. Рассчитываю, по крайней мере, что вы ознакомились с решениями судов.

Яша Кегель кивнул. Его взгляд обострился, помрачнел, голова постепенно опустилась, и он стал смотреть на Майю исподлобья.

– Поэтому я сразу перейду к цели, – Майя покосилась на пригласительный жест его руки. – Я хочу добиться пересмотра приговора.

– Вы хотите, чтобы виновным в ДТП был признан Артём Держигора, – уточнил Кегель и, сомкнув губы, провёл языком по зубам.

– Совершенно верно. А Николай Игнатов был, соответственно, оправдан.

– И каков ваш план?

– Мне бы хотелось услышать ваш.

– Вполне очевидно, что прежде я должен понимать, что задумали вы, – возразил Кегель.

– Ну… если Антонина Рогоненко – главная свидетельница, показания которой легли в основу обоих решений, – расскажет, как всё было на самом деле, полагаю, это повлечёт изменение приговора. Как мне объяснил Яков Никифорович, ваш многоуважаемый тёзка, в таком случае дело можно пересмотреть по вновь открывшимся обстоятельствам.

– А Антонина Рогоненко готова изменить показания? – удивился Яша.

– Будет готова, – убеждённо кивнула Майя.

Яша Кегель сцепил кисти и забил друг о друга боками больших пальцев.

– Как она объяснит кардинальную смену показаний, вы придумали? – причмокнув поджатыми губами, спросил он.

– Скажет, что на неё оказывали давление, – Майя дёрнула плечами. – Или что она находилась в невменяемом состоянии после аварии. Да что угодно. Вас это смущает?

Яша озабоченно потёр подбородок.

– Объяснить, почему она дала недостоверные показания, – в самом деле, не такая уж проблема. Правда, ей грозит за это уголовная ответственность – уверен, что её адвокат доведёт этот факт до её сведения. Допустим, их не испугает санкция. Но… – он вытянул указательный палец и повторил, цокнув языком. – Но. Сергей Сергеевич Держигора – очень могущественный оппонент. И дело даже не в том, что, как вы наверняка знаете, он очень и очень богатый человек и мог бы банально подкупить судью. Сергей Сергеевич, насколько мне позволяет судить… э… общая эрудиция, располагает и более надёжными средствами защиты. Вне всякого сомнения, он воспользуется ими, если мы с вами попытаемся дать делу задний ход.

– Яков Григорьевич, – с утомлённым прищуром вздохнула Майя.

– Поверьте мне, – перебил её Кегель. – Что имело бы смысл брыкаться до того, как. Но когда дело проиграно в апелляции, следователь, прокурор и все остальные расслабили булки, шумиха утихла, начинать всё сызнова…

– Яков Григорьевич, – повысила голос Майя. – Я полагала, что Яков Никифорович, предупреждая вас о моём приходе, сделал оговорку, что мой случай – особенный.

– И особенность его заключается в том – что?.. – с философско-иронической ухмылкой крутанул головой Кегель.

– В том, что я готова на активные действия, а не только платить.

– Хорошо, что вы понимаете, что, как бы там ни было, а платить придётся, – вставил Кегель. – Причём, в вашем случае – немало.

– Мне нужен человек, который будет грамотно направлять меня: вы ставите задачу – я её выполняю. Возможно, самостоятельно. Возможно, с вашей помощью. Возможно, с привлечением посторонней помощи.

– Вы явно намекаете на некий загадочный способ влияния на Антонину Рогоненко, которым вы овладели, – Кегель заговорщицки прищурился. – Вы скажете мне, какой?

– Обязательно.

– Хорошо. Допустим. Допустим, вы так убедительно повлияете на свидетельницу, что она изменит показания. Невзирая на ответственность за ложь на суде, к которой, я совершенно уверен, её привлекут. Невзирая на угрозы со стороны Держигоры – а он будет очень угрожающим. Невзирая на то, что ей, конечно, придётся вернуть Держигоре всё, что она получила за свои показания. Кстати, а вы не в курсе, сколько они стоили?

– Они стоили помилования её супруга, который сидит за финансовые махинации. Если вас интересует конкретная статья – легализация доходов, полученных преступным путём.

– Технично, – это известие почему-то жутко обрадовало Яшу Кегеля. Глаза его забегали, он закивал, стал усиленно тереть подбородок и карикатурно гримасничать. – Так-так. Значит, её благоверный сидит в тюрьме, потому что был очень хитрый, но налоговики, в конечном счёте, оказались хитрее – так часто бывает. И Держигора обеспечил ему помилование за то, что миссис Героическая супруга спутала в суде, кто кого подрезал, кто кого ударил, словом, кто первый начал. Первым начал-то, как вы утверждаете, и в чём лично я не сомневаюсь, Артёмка Держигора, а по протоколам первым начал Николай Игнатов, ваш близкий родственник, как я понимаю…

– Он мне не родственник. Ни по одному документу…

– Мы же с вами беседуем по фактам, а не по документам, – нахмурился Кегель. – Вот что, Майя…

– Валентиновна.

– Майя Валентиновна. Предлагаю вам следующее: во-первых, если мы с вами, несмотря на все сложности, договоримся сотрудничать, я позволяю себе называть вас Майей, взамен чего даю вам право называть себя Яшей; во-вторых, мы сохраняем друг с другом предельную откровенность по всем вопросам, связанным с нашей общей целью. Считайте это непременным условием договора об оказании правовой помощи.

– Хорошо, – сказала Майя.

– Яков Никифорович, – с почтением проговорил Кегель. – Отрекомендовал мне вас как весьма толковую даму. И очень просил вам помочь. В данном случае его просьба в некотором роде польстила мне. И, признаюсь, в этом деле она послужит для меня большим мотивом, чем мой гонорар. Потому что дельце скользкое, с крайне сомнительной перспективой и с определёнными (как я пока надеюсь, умеренно контролируемыми) рисками для моей дальнейшей карьеры. С другой стороны, я рассчитываю на бесценный опыт и, если выберусь невредимым, на существенный рост моего авторитета в юридических кругах. Это мой второй основной мотив. Итак, будем считать мою часть откровений запущенной.

– Николай Игнатов – это мой отец. Если точнее, мой отчим. Документальная связь между нами отсутствует.

– Замечательно, – кивнул Кегель. – Э-э… что я хотел спросить… Акт о помиловании мужа Рогоненко уже подписан президентом?

Майя покрутила головой.

– Но комиссия по вопросам помилования уже рассмотрела ходатайство и передала его президенту.

– Вы ориентируетесь в процедуре, я смотрю, – прищурился Кегель. – Вы с кем-нибудь консультировались?

– С информационным центром администрации президента и поисковыми системами, – пожала плечами Майя.

– Понятно, значит, в нашем распоряжении несколько недель. Если уложимся, будет проще держать ситуацию под контролем. Если господин Рогоненко освободится до нашего слушанья, его госпожа будет чувствовать себя обязанной Держигоре, а значит, свидетельствовать против молодого мажорчика ей будет труднее.

– Я рада, что мои мысли в этой части совпадают с вашими, – невольно проникаясь доверием к его выводам, кивнула Майя.

– Если в начале недели подать заявление о пересмотре дела, можно рассчитывать, что… – Кегель поводил головой из стороны в сторону, взвешивая шансы. – В течение двух недель будет назначено слушанье. Но…. откровенно говоря, я думаю, что Держигоре проще всего перекрыть нам кислород ещё на стадии подачи документов, то есть, не допустить слушанья. Поэтому лучше бы Держигора не узнал о заявлении до назначения дела. Допустим даже, я обеспечу это, – кивнул Кегель, продолжая рассуждать. – Допустим, изучив сенсационные показания госпожи Рогоненко, судья назначит пересмотр дела. Допустим, свидетельница придёт и скажет, что видела совсем не то, что говорила. Допустим… – Яша потёр лоб и покачал головой. – Но допускать такое – недальновидно. Как будет, Майя, я вам скажу: узнав о назначении слушанья, юристы Держигоры или даже он самолично немедленно свяжутся с Рогоненко и предпримут всё возможное, чтобы она не пришла в суд с правдивыми показаниями.

– Поэтому нужно, чтобы она связалась с ним прежде, чем он захочет связаться с ней.

– Так. По какому поводу? Ну, например, – Яша Кегель обворожительно улыбнулся, давая понять, что пока не настаивает на том, чтобы она полностью раскрыла свои планы.

– С криком о помощи. Возможно даже, с претензией.

– Так…

– Суть её требования должна быть такой, что они откажут ей, потому что риски покажутся им не столь значительными, чтобы снова задействовать свои ресурсы.

– Так, – на Яшином лице возникла заинтересованная, почти восхищённая улыбка. – Слушанье состоится. Мадам Рогоненко появится там и даст правдивые показания. Юристы Держигоры ошеломлённо встанут и, заикаясь от возмущения, попросят суд объявить перерыв. Мотивировка – кардинальное противоречие между показаниями, что даёт основания подозревать расстройство психики у свидетельницы. К следующему заседанию они соберут справки, которые вынудят судью назначить психиатрическую экспертизу, а итоги экспертизы предсказать несложно.

– Вот именно для того я и обратилась к вам, – позволив себе короткую улыбку, заключила Майя. – Я не сомневаюсь, что вы предугадаете любые ходы юристов Держигоры.

– Я польщён, но… – Яша Кегель округлил глаза и надолго задумался. Он повернулся к окну, и его взгляд отправился бродить по окрестностям, чтобы не отвлекать мозг.

Майя не мешала ему. Она обвела глазами обстановку: магнолия на подоконнике, приподнятые в это время суток рулонные шторы, второсортное панно с японским пейзажем на стене, стеклянный шкаф, в котором жмутся друг к другу справочники и кодексы.

Как обычно бывает, первый ознакомительный взгляд ожидающего проскальзывает по комнате за несколько секунд – спешит охватить всё на случай, если его сейчас же призовёт собеседник. Но раздумье или телефонный разговор последнего продолжается, и взгляд следует за узором на обоях, мельком касается потолочного орнамента, оценивает лицо молодой японки на панно, пересчитывает количество распустившихся цветков магнолии, выявляет последовательность в расположении книг в шкафу, сравнивает оттенок стола и шкафа с тоном ламината.

Если ожидание ещё продолжается, взгляд либо хаотично мечется по комнате в поисках упущенной детали, либо концентрируется на каком-нибудь малолюбопытном объекте, например, на блокноте или шариковой ручке, и исследует их самые мелкие, безынтересные особенности.

Яша Кегель вернулся взглядом в переговорную и часто замигал. Он ещё раздумывал над формулировкой, но Майя сообразила, что он уже принял решение.

– Я так понял, что вы намерены испытать свой план, несмотря на мои неутешительные прогнозы.

Майя удовлетворённо кивнула.

– Я согласен вам помочь, – Кегель сцепил руки в замок. – Если мы договоримся о финансовых условиях. Между тем, будем и дальше откровенны: я сомневаюсь, что господа Держигора позволят нам добиться цели. Если и удастся переиграть их с показаниями Рогоненко, они надавят на кого следует… В конце концов, вы же понимаете, что свет не сошёлся клином на нерадивой свидетельнице. Исход дела в гораздо большей степени зависит от других фигур.

– Я знаю, – равнодушно сказала Майя.

Кегель осёкся. Его брови настороженно сдвинулись.

– Майя, я не претендую вникать во все ваши намерения, но вы должны без двусмысленностей озвучить мне мою, – он подчеркнул это слово, – функцию. Я правильно понимаю, что она ограничивается тем, чтобы с помощью существующего юридического инструментария добиваться, во-первых, пересмотра дела и, во-вторых, принятия правосудного решения?

– Совершенно верно.

– При этом, учитывая влиятельность Сергея Держигоры, я не могу гарантировать вам такой результат. Я сделаю всё, что от меня зависит, я готов нести ответственность за профессиональную ошибку, но не за фактор государства.

– Да, я готова под этим подписаться. Мы совершенно правильно друг друга понимаем, Яша.

– Хорошо, – он поколебался, прежде чем задать следующий вопрос. – Скажите, Майя, вы не рассчитываете, что решение будет изменено?

– Я на это надеюсь, – вздохнула Майя.

– Но не верите в это…

– Я хочу верить.

– Но ваш план простирается за пределы судебного процесса, если бы он закончился безуспешно. Я прав?

Майя развела руками.

– Не вижу смысла отрицать это. Но вы не беспокойтесь, Яша, следующая часть плана не предполагает вашего участия. Я обещаю вам это. Если ситуацию не получится исправить по причинам, не связанным с вашей недобросовестностью, я не предъявлю вам никаких требований и даже никаких просьб.

– Ловлю вас на слове, и, будьте уверены, упомяну это слово в договоре. Тогда так: сразу после назначения слушанья нужно провести досудебную психиатрическую экспертизу Рогоненко, которая подтвердит, что она полностью здорова. Для этого нужна одна встреча Рогоненко с экспертом. Вы обеспечите?

– Я поняла задачу.

– И показания Рогоненко. Как можно скорее.

– Да, об этом я догадалась.

– Внятные и исчерпывающие, чтобы в случае плохого самочувствия ей оставалось только прочесть их в суде или, как крайний вариант, кивнуть после того, как их прочту я. Я смогу получить всё это на следующей неделе?

– После праздников, Яша, до этого я могу не успеть, – она уловила лёгкую тревогу во взгляде Кегеля. – Вы всё это получите. Реально – через две недели.

– Хорошо, – выдохнул Кегель. – В таком случае нам остаётся только оформить нашу договорённость. С вашего позволения я удалюсь на полчаса, чтобы составить соглашение. Вас не затруднит подождать?

– Совершенно нет. Я воспользуюсь гостеприимством вашей помощницы и выпью кофе. Она ведь подскажет мне, где здесь можно курить?

– И даже составит компанию, если вы не любите делать это в одиночестве, – лицо Яши Кегеля озарилось любезной улыбкой, дистанцировалось, и в его выражении вновь появилась глумливая самоуверенность.

Когда он, удаляясь к себе в кабинет, закрывал дверь, его запястье показалось Майе похожим на Витино, и она вдруг спросила себя, было ли на его пальце обручальное кольцо. Затянувшись в первый раз, Майя точно вспомнила, что не было, и с любопытством покосилась на профиль расторопной секретарши, воображая её красивые губы, обхватившие сигарету, в бесстыдных соприкосновениях с различными частями тела Яши Кегеля.

 

 

 

(в начало)

 

 

 


Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за ноябрь 2016 года в полном объёме за 197 руб.:
Банковская карта: Яндекс.деньги: Другие способы:
Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке:
«Вернуться на сайт магазина»
После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru
Вы получите доступ к каждому произведению ноября 2016 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.

 


Оглавление

2. Глава 2. Генеалогическая
3. Глава 3. Зыбкая
4. Глава 4. Сокровенная
508 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 19:50 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!