Кафе «Патрисианна»

Триптих. Часть первая.

Кафе «Патрисианна»

теоретическая повесть

− Серёжа, что у тебя с лицом, что с пальто? Где ты валялся? Почему хромаешь? Мне всё это совсем не нравится, Серёжа! – причитала мама, вешая на плечики промокшее, грязное пальто Сергея. – Скажи мне честно, сынок, ты связался с дурной компанией, с хулиганами?

− Я никому не говорил про Нину, мама, никому, понимаешь?!

− Серёженька, сынок, оставил бы ты эту компанию. Не доведут они тебя до хорошего! Опять от тебя пахнет духами, пальто испорчено! Серёжа, милый!

− Я не говорил, понимаешь? Я не мог никому сказать!

− Тебе нужна горячая ванна, Серёжа и чай с малиной!

− Я никому ничего не говорил, мама!

− Иди в ванну, сынок!

Марина Михайловна глубоко, горестно вздохнула и прошлепала на кухню.

Сгустились сумерки. Гулко капала вода из прохудившегося крана. Сергей лежал на боку, застыв в какой-то вычурной, неудобной позе.

Он смотрел и смотрел в окно, за которым в желтоватом свете фонаря клубился промозглый, серо-серебристый, зимний питерский туман.

Туман то редел, то сгущался, менял очертания и оттенки. То вдруг вспыхивал изнутри мелкими серебристыми искрами, то вдруг тускнел почти до черноты. Туман вел себя как живое существо, которое двигалось, желало, искало, питалось…

Туман, казалось, искал, пожирал и бурно переваривал тепло, радость, восторг, желания и порывы. И даже свет фонаря, пройдя сквозь туман, казался пустым, холодным и мертвым.

Почему он жёлтый, – думал Сергей, – этот свет? Почему он жёлтый, если он такой холодный и пустой? Жёлтый свет у солнца, он тёплый, плотный, живой....

Из раздумий его выдернул телефонный звонок. Звонил Нерчаев.

− Серега, как дела? Твоя мама сказала, что ты связался с какими-то аферистами. Если нужна помощь, Серега, не стесняйся, звони! Слушай, твоя Светка совсем озверела! Требует, чтобы я вез её на Канары, прикинь! Я ей: Причем тут, мол, я? А она мне: Ты мне премию обещал – ты и вези! Представляешь, да?! Ну, все, старик, ладно... Пока! Звони, если что…

Сергей повесил трубку, и тут же раздался еще один звонок. Звонила Нина.

− Серёжа, ты заболел?

− Да, наверное, – сипло ответил Сергей.

− Сильно?

− Не знаю.

− Лечишься?

− Да.

− Ты, смотри, лечись, поправляйся!

− Что нового? − безучастно спросил Кормлев.

− Ничего нового нет, Серёжа! Все по-старому. Босс ходит довольный! Он уволил тебя, Серёжа. Нашел повод. Ходит теперь гоголем, посверкивает глазами. Наверное, новую жертву высматривает. Странный он, Серёжа! Что он будет делать, когда всех нас уволит? Ну, выздоравливай! До свидания, мы все за тебя тут волнуемся, – Нина повесила трубку.

В дверях комнаты появилась мама.

– Кто звонил, Серёжа? – спросила она.

– Это я звонил, Нерчаеву, – ответил Сергей.

– Она сказала что-нибудь новое? Как там на работе?

– Зачем ты посвящаешь, мама, чужих людей в наши семейные дела, рассказываешь всякие подробности? – устало спросил Сергей.

– Господи, кого это?! – всполошилась Марина Михайловна.

– Нину, например, Нерчаева…

– Разве ж они чужие?

– Ну не родственники же, это уж точно…

– Разве это важно, Серёжа! – вздохнула мама.– Они так давно в твоей жизни, что уж и роднёй стали, наверное! Да и не всякому родственнику-то всё расскажешь или захочешь рассказать! Они искренне волнуются, переживают за тебя…

– Они волнуются, а ты им подбавляешь! Зачем? Разве они обязаны переживать?

– Никто не обязан, Серёжа, и родственники тоже не обязаны! Кровь – это ещё не повод относится к кому-либо по-человечески! Не нужно отталкивать хороших людей, Серёжа, даже глупой упредительностью…. Они думают что ты скромный и застенчивый, а ведь могут подумать, что ты просто отстраняешься от них, пренебрегаешь!

– Ничего они такого не думают, – безучастно ответил Сергей. – Они просто не могут понять, что одни и те же следствия могут быть вызваны разными причинами. И ты этого не понимаешь. Зачем рассказывать кому-то, что-то, если он не в силах понять причин, что такие причины вообще бывают…

– Боже мой, Сережа! Я просто чувствую, что тебе тяжело, плохо, и всё! И просто сопереживаю, стараюсь помочь... Разве важно, почему тебе плохо? Важно, что плохо! – мама вздохнула, но так не нашла, что ж ещё сказать, ушла тихо на кухню.

Сумерки, капающий кран, туман за окном, жёлтый свет фонаря.

Почему он жёлтый? – думал Сергей, глядя на свет.– Он не должен быть жёлтым…

Вдруг какая-то мысль пронеслась у него в голове, он резко вскочил и набрал номер телефона;

− Нина?

− Да, кто это?

− Это я, Кормлев…

− Господи, ты испугал меня, Серёжа! Что у тебя с голосом?

− Нина, ты знаешь такого Панфилова?

− Панфилов, Панфилов, – бормотала Нина, припоминая, – нет, не знаю!

− Ты подумай, может быть, случайно?

− Нет, Серёжа, ты же знаешь, у меня отличная память.

− Да, знаю,– как-то разочарованно произнес Сергей. − А Веру? – вдруг спохватился он.

− Какую Веру, Серёжа?

− Ну, Веру, жену… – Сергей назвал имя известного поэта.

− Да что ты, Серёжа! − удивилась Нина. − Он ведь не женат! И знаешь, ему ведь вообще женщины не нравятся... Понимаешь?

− Не женат, – как бы про себя констатировал Сергей.

− Нет, Серёжа, зачем ему? Сейчас это не осуждается, даже модно, − заверила его Нина.

− Нина, ты любишь бывать в кафе? − спросил он после некой паузы.

− Кафе? – удивилась Нина.

− Ну да, кафе, рестораны…

− Я не помню, Серёжа. Я давно там не была, − ответила Нина.

− Ты знаешь, есть такое кафе «Патрисианна», у Невского?

− Па-три-си-ана, – нараспев произнесла Нина, – красивое название! Ни разу такого не слышала. Ты меня хочешь пригласить в кафе, Серёжа?

− Не слышала ни разу, – пробормотал, будто про себя, Сергей. – Откуда тогда они знают?

− Отдыхай, Серёжа, тебе надо отдохнуть! Вот ты поправишься, мы с тобой обязательно куда-нибудь сходим, – мягко сказала Нина.

− Да-да, – пробормотал Сергей и повесил трубку.

Туман клубился, колыхался за окном. Казалось, что он окреп за последнее время. Нет, он не стал гуще, он стал сильнее. Он клубился и переливался, как мышцы у атлета, как стальные мышцы под серебристой, чешуйчатой кожей змеи.

В комнату тихо вошла мама. Подошла к Сергею и приложила руку ко лбу.

− Сколько времени, мама? – спросил Сергей.

− Восемь часов, Серёжа. Восемь вечера.

− Нет, сколько времени я болею?

− Две недели, сынок! – мама задумалась. – Да-да, завтра как раз будет две недели. Поднялась плата за свет, Серёжа. А в парадной опять вывинтили лампочки! Обещают поставить счетчик для воды. Что же это делается, сынок? Всё поднимают и поднимают, всё им мало! По телевизору одни разговоры. Вроде бы разные, а все об одном и том же! Всё чего-то делят, а эти поднимают… Кому верить, сынок? На улице опять потеплело, а снег никто не убирает. Кругом такая каша! В магазине я опять встретила Витю, дала ему два рубля на новые поиски…

− Ты сказала − свет, мама? − задумчиво переспросил Сергей.

− Да, свет... Выкрутили две лампочки! Соседи поставили какую-то декоративную, розовую… Ничего не видно!

Сергей резко поднялся с кровати, проскочил в прихожую мимо ошеломленной мамы, суетливо надел ботинки, схватил пальто.

− Ты куда, Серёжа? – испуганно запричитала мама.

− Не волнуйся, мама, я скоро, – бросил он ей на ходу и захлопнул дверь.