Из Сибири с любовью

 

 

 

Вернувшись в город L после майских каникул, Казаков стал встречаться с представителями политического бомонда поодиночке. Это продолжалось две недели, потом, смеясь, он рассказывал Тамаре:

– Слушай, оказывается у вас не тихий провинциальный город, а какой-то Чикаго времён сухого закона. Убийства, переделы собственности, роковые женщины в окружении коварного и жестокого Тараканова – детектив какой-то. И твой бывший муж тоже, похоже, во всём этом.

– Навряд ли… он по другим вещам специализируется: какие-то договора, бумаги, народ солидный. Там же ценные бумаги, акции всякие, облигации. Как сейчас модно выражаться, портфельный инвестор.

– Вот перебиваешь меня, ничего рассказывать не буду. Ты вот про историю Кручёных что знаешь?

– Площадь имени которого? Знаю, что был директором химкомбината в советское время, делал там чего-то… он же давно умер.

– Это для тебя уже давно – на самом деле в середине девяностых годов. Всего-то восемь лет прошло…

Кручёных был не просто директором химкомбината, он был фактически его владельцем. Кроме того, в советское время он выбил деньги на его реконструкцию, которую правдами и неправдами сумел осуществить, так что в посёлке Восточном, где располагался химкомбинат, вредные выбросы уменьшились более чем в десять раз. Химкомбинат стал очень рентабельным, свои минеральные удобрения и полуфабрикаты он поставлял не только по России, но и за рубеж…

Акции комбината частично были у Кручёных и других командиров производства, частично – у трудового коллектива, часть ушла на сторону, а часть была ещё у государства, фактически у области. Потом у рядовых работников кто-то стал эти акции скупать. Ты не догадываешься, кем был этот кто-то?

Кручёных в это время уже был областным депутатом – ни много ни мало возглавлял бюджетную комиссию в облсовете. А, кроме того, был ещё и заместителем председателя городского совета – тогда как-то можно было оставаться депутатом советов разных уровней. Уважаемый, солидный человек, одно слово – Кручёных. И поехал он как-то вместе с генералом, который возглавлял управление внутренних дел области N, к себе на дачу. Там они посидели, потом пошли на берег сибирской речки посидеть у воды, поесть шашлыки и посмотреть на звёздное августовское небо – был конец августа, звездопад уже закончился, но звёзды в это время крупные такие бывают, если ты помнишь… вот такая романтика. Кроме Кручёных и генерала был там ещё его личный шофёр, по совместительству вроде телохранитель, и пара полковников милицейских – вполне безопасная компания. Директор химкомбината вдруг, насмотревшись на звёзды, решил искупаться в вашей реке – у вас как, народ в конце августа купается?

– Да нет, если не моржи, конечно.

– Кручёных решил искупаться, а потом у него остановилось сердце, и он плыл ещё пару километров вниз по течению, пока его вся эта компания из воды наконец не достала. Ты знаешь, был такой ужасный несчастный случай. А потом застрелили финансового директора шинного завода. Следователь прокуратуры, который тогда это дело расследовал, бедолага, оказался нервным очень – даже справка из неврологического диспансера имелась, где он перед этим лечился от нервного истощения, – и выбросился из окна. Теперь-то вот у нас путинский призыв, прокуроры просто на редкость уравновешенные. Что не помогло от продолжения напасти – расстреляли в подъезде управляющего делами вашего областного правительства. Как говорится, его-то за что? Жил себе человек, бумаги перекладывал, контролировал исполнительскую дисциплину и организовывал совещания…

– Да, а ещё вот в прошлом году директора ликёроводочного завода расстреляли на глазах рабочих из автоматов, начальника управления Центральным банком в тюрьму посадили, а там у него сердечный приступ случился, так ведь и не выжил. Я вообще-то могу существенно твой список дополнить, если нужно. Но что ты хочешь этим сказать? Все эти случаи что-то объединяет?

– Конечно. Ты ещё не понимаешь?

– Не понимаю. Зачем тебе всё это? Или, Андрей, ты куда-нибудь в Кремль хочешь жалобу написать, что в городе L постреливают?

– Вовсе нет. Просто все эти люди общались с Таракановым, обладали властью, а потом погибли.

– А в Петербурге масса людей была знакома с Путиным, потом отдельные личности погибли, а он стал президентом.

– Дело не в этом. Было или не было, а случись что, вот тебе раз – и пожалуйста.

– То есть?

– Теперь все боятся… Случись что-нибудь, а что-нибудь, знаешь ли, почему-то всё равно случается, легко представить, что оно произошло не просто так, а в силу угроз и замыслов ваших князей тьмы… тьфу, Тараканова то есть. Понимаешь?

– Ага. Все кругом – параноики, одна я нормальная.

– Примерно.

 

Казаков, кажется, в хорошем настроении. Он улыбается, что очень импонирует Тамаре: улыбается её работодатель редко, всё больше криво усмехается, усмешек у него две – чаще горькая, углами рта вниз, вторая, более редкая – хищная, неприятная, напоминающая оскал: верхняя губа приподнимается, обнажая зубы, угол рта ползёт вверх. Тамара улыбается ему в ответ – приятно видеть тебя в таком настроении, конечно, говорит Казаков, мне самому приятно, ведь теперь кто-то умрёт не зря, то есть как? Недоумевает она, да всё равно как, перевёрнётся ли на машине, или получит инфаркт от пьянства, живут зря на нашей шее и этой прекрасной земле, так хоть от смерти их будет мне какая-то польза. Экий ты жестокий, шутит она, считая, что жестокости тут нет никакой, просто использование случаев судьбы, а ты знаешь, я ведь действительно думаю, что многие из них годятся разве что на удобрение, говорит вдруг он задумчиво, и она пугается, что Андрей помрачнеет и будет опять мало говорить с ней, и только много позже Тамара подумает, что ведь он говорил тогда серьёзно, и не может в это поверить. А потом и забывает про это.