На заре

В вагоне Элайя всю дорогу вскипал вопросами: понимают ли южноамериканские синички петербургских? Куда дели всю землю, когда вырыли метро? Если бурого мишку покрасить в белый цвет, примут ли его полярные собратья? Все это походило на: а что если взять и…?…а если не брать, тогда что…? Элайе всегда было интересно ставить в тупик себя самого. И постигать вещи эмпирическим путем. Чужой экспириенс его не волновал. “Экспириенс – херня, главное опыт!”

– К вопросу о том же Уильяме С.: он бы не написал ни строчки, не окунувшись в диацетиломорфиновый водоем, при этом выйдя из него сухим. Это ведь не цель, а средство, оружие, причем колюще-мажущее. Кому-то достаточно “априори”, а меня интересует “апостериори”.

Мы вышли покурить. Электричка была старой модели, и тамбур был в два раза больше стандартного. В одном из стекол на дверях вагона зияла пробоина: был отколот приличный кусок и оттуда основательно поддувало холодным ветерком. Элайя, недолго думая, разбил остатки стекла ударом кеда. Потом выбил соседнее. Из вагона на нас таращились удивленные и опасающиеся глаза пассажиров.

– Вандал. Может, сразу по приезду сдадимся конной милиции: хоть до дома обратно довезут?

– Теперь хоть точно заменят – улыбнулся вандал, – а так бы и в зиму народ тут стыл.

– Какой ты сознательный, все о людях думаешь!

– Да, потому что у меня, в отличие от них, сознание, а не поц-сознание.

Восьмой остановкой был полустанок, под названием “Заря”.

– Эл, это знак!

– Это вообще фатум! Такой шанс упускать нельзя, надо выжать из этой ситуации по максимуму – я не совсем понял, о чем он, но мне было все равно. Мы все время идем у кого-то на поводу, даже самые стойкие и принципиальные из нас, так что я не видел здесь ничего предрассудительного: у меня хотя бы был проводник!

Напевая на два голоса “На-а за-а-ре-е-е…”, мы спрыгнули на перрон. Спустились по лестнице в “люди”. Эл водрузил пустую бутылку из-под минералки на переполненную урну.

– Сейчас мы ощутим местный колорит. Аборигены, Юкатане, зовите меня Кортесом. Здесь должна продаваться сырковая масса с изюмом, я ее в детстве боготворил! – Элайя нетерпеливо осматривался по сторонам.

Около станции мы увидели “массу” как таковую: отсидевшие мужчины, поседевшие женщины, загубленные дети, одомашненные звери. Жизнь кипела и пузырилась, как раствор в столовой ложке. Элайя думал так же, я уверен.

Около вереницы палаток стояла скамейка. На ней восседала девушка, нашего возраста, в облегающем фиолетовом лонгсливе с закатанными рукавами. В руках она держала банку ядовито-зеленого окраса. Казалось, что она смотрела куда-то поверх собственного взгляда. Ее маргариновые волосы вызвали у меня чувство голода.

– Давай купим этой профурсетке фруктов и посмотрим, что из этого выйдет?

– Давай не будем. Она похожа на дрейфующий кусок льда.

– Ок, только потом не серчай на меня и не прибегай плакаться, когда на тебя нападет маньяк с гроздью винограда – Элайя отлично копировал голос Монти Пайтона, и я рассмеялся. – Хорошо, давай возьмем ей пива, или чем она там травится?

В окошко ларька Элайя сумбурно объяснил, что ему нужна банка с флюерисцентным рисунком и стопроцентной отравой внутри. Продавщица поняла с полуслова. У соседней палатки нехотя существовали местные “употребляющие”. Мы направились к скамье. Элайя, напустив на себя вид заинтересованной романтичной личности, осторожно подсел к девушке.

– Девушка, подскажите, где мы находимся? – та повернула голову и окинула нас взглядом, полным недоверия. У нее были серые оловянные глаза. Оловянноокая.

– А, ну да, ну да. Заря, заря – запричитал Элайя и протянул девушке банку – Я вижу, ваши закрома пусты. Угощайтесь!

Девушка тут же стала более разговорчивой, назвалась Варей и стрельнула сигарету. Меня начало тяготить ее общество, и я ткнул Эла в бок локтем.

– Варя, что тут у вас есть? С чем тут можно ознакомиться? – Элайя не прореагировал на мой тычок. Варя, задумавшись, назвала нам Музей Войск ПВО. Потом гарнизонный Дом Офицеров. 3 и 4 место в ее рейтинге посещаемости делили 2 озера. Оказалось, этот поселок еще недавно был закрытого, как перелом, типа. Эл начать напевать “Универсальная машина-а…ВВС” голосом Бугаева из “Ассы”. Взгляд Вари становился все более расфокусированным.

– Зачем ты с утра убеляешся? – бесцеремонно спросил я.

– Надоело ждать – она сделала звучный глоток.

– Ждать чего?

– Чуда. Или доброго волшебника.

– Невозможно встретить доброго волшебника, пока не повстречаешь всех злых. Это закон нашей сказки.

Варя закрыла глаза, подбородок опустился к груди, и она захрапела. Мы посидели в тишине еще минуту, пока пустая банка не вывалилась из ее рук, потом встали и направились искать озеро. Солнце прожигало тело насквозь и хотелось проглотить комок снега.

Заревское озеро. Это все, что можно о нем сказать. Мы сняли кеды, подвернули штанины и прошлись по мелководью. Потом, сняв футболки, сели на пляже. Невдалеке от нас была яма, наполненная пустой тарой.

По противоположному берегу пробежал строй голых торсов в брюках хаки.

– Дети бедняков и лишенцев спокон веков служат в пехоте – Элайя задумчиво жевал травинку.

– Эл, здесь не пехота, а штаб ВВС. БиБиСи. – мы стали подниматься, отряхивая джинсы, одежду рабов. На станции мы застряли на полчаса в ожидании поезда. Я лег на скамейку и наблюдал, как Элайя уговаривает суровых мужчин в военной форме с гитарами сыграть ему “Автоматических Удовлетворителей”. Те качали головами и предлагали сыграть самому. Эл вернулся обратно обиженный:

– Это даже не военно-полевой ансамбль “Шумел Камыш”, это просто струнный квартет “Подворотнички”.