HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Николай Пантелеев

Азбука Сотворения. Глава 3.

Обсудить

Роман

Опубликовано редактором: Игорь Якушко, 22.06.2007
Оглавление

9. Часть 9
10. Часть 10


Часть 10


– Какой ты холодный, ужас!

– Душ взбодрил. Сейчас согреюсь… – Он обхватил послушное обжигающее тело. – Ты больше не будешь ругать меня негодяем?

– Никогда…

Что-то произошло после этого, что-то высокое, непостижимое, вечное, пусть набившее эстетическую оскомину пересказами, и всё-таки тайное – то, о чём нельзя квалифицированно судить «со стороны», ибо немы уши смотрящего…

Други – художники, не лезьте вы с фонариком в чужую постель! В свою, если уж невтерпёж, напустите народа, но чужая – табу. Хотите, сдайте, словно гранатовое зёрнышко пылающий на мишени груди, сосок своей подруги – жены – любовницы в аренду – пусть дураки обрадуются! Но подчеркните: я – имярек такой-то, кстати, покрыт волосами тут и там, храплю, ворочаюсь, потею, подпускаю душку ближе к утру и так далее… Вытащите вы палец изо рта или откуда ещё… Перестаньте искать в нём вдохновение! Если нет тайны творчества, то есть тайна двоих, и пусть каждый её постигает сам, без подставочек, наводок, провокаций. И ещё – не место «это» для настоящих творческих поединков.

В комнате запахло светлячками… Н сжимал, от невозможности отпустить, драгоценное дыхание Л.

– А давай этой ночью не спать вообще!

– Я согласна.

И они тут же уснули тихим, мятежным сном очистившихся праведников. Через час Н снова пришёл в себя, убедился в достоверности замысла: она здесь, она дышит, она жива, реальна, ощутима! И он набросился на неё, словно не выйдя из целебного упоительного сна, и она отвечала ему тем же неистовым забвением, чтобы успокоиться спустя многоточия, осознанием неотвратимости счастья. Теперь им не спалось. Они долго выговаривались воспоминаниями, праздниками, ошибками, прежними – теперь ненужными – иллюзиями. Так было нужно! Ведь сходство не отменяет знания подробностей. Он остановил её только раз, когда она, смущаясь, пролепетала что-то про «других мужчин»… Он сказал ей, что если двое доверяют в любви до наготы, то «другим», пусть даже прочно забытым, рядом делать нечего. Она приняла эту спорную философию и ответила своей, какой-то непривычной для него, какой-то нежной, чувственной, которую он всё одно не понял, так как думал о своём. Неподалёку проснулись и запели сумасшедшие заиндевевшие, наверное, петухи. Он что-то сказал, она невпопад что-то ответила, он начал: знаешь, у нас в училище был случа-а-ай… но, даже не закончил предложения и уснул. А она, похоже, уже спала, ибо, когда многолетняя боль отпускает, то необходимо спать – крепко спать, если получится…

 

После некоторого забвения, мозг Н проснулся от свиста трассирующих частиц памяти. Потом память исчезла – он шёл приглушённым, горбатым, землистым лесом… Обозначившаяся тропинка вывела его на равнину, поросшую бурьяном. Впереди возвышались две горы – одна, казалось, шевелилась, другая была ожидающе мертва. Невесть откуда взявшиеся, перед ним замелькали согнутые спины, одиночно бредущих людей. Серое, до черноты небо обозначало бесконечные, подслеповатые сумерки… В пустом раздумье Н нечаянно уткнулся в спину остановившегося перед ним человека, извинился и заглянул ему через плечо. На окислившимся мхом камне, едва угадывались две надписи: «поездка на родину – первая любовь» и стрелка, указывающая направо, «свадьба сына – возврат долгов» и – стрелка налево. Человек, вздохнув, ещё больше согнувшись, пошёл налево к понятному необъяснимой безысходностью. Теперь Н стоял перед выбором: «расшитый золотом камзол творца» – направо, «мастерская» – налево. Между тем, творческой стези вообще не было видно, а угадывалось лишь бескрайнее, покрытое огромными валунами, кое-где разбитое кустарником, пугающее поле. За ним взметнулось туманное одиночество холодной вершины с венчающим её, едва уловимым блестящим силуэтом… Бог ли это – дьявол, камзол ли творца?.. Кто-то сзади тронул его за плечо: вы решили? – тут ещё немало желающих испытать искушение. Н занес, было, ногу направо, но пошёл, закусив удила, налево. Мастерская! дом… – он о них столько мечтал! А творчество… Оно всегда с тобой, при себе, стоит только смахнуть пыль с души. Отчего-то и все остальные без особых колебаний шли налево – доказывать свою «правоту», то есть идти направо, охотников не было… У подножия всех соблазняющей горы собралась уйма народа: кто-то был грязен, как свинья, кто-то, тяжело дыша, сидел на траве, сплёвывая юшку, кто-то, разметавшись, лежал на земле, глотая таблетки вперемежку со слезами. Свежий материал, накатывая, сразу бросался на приступ. Н изумился: то, что он сначала принял за шевелящиеся от ветра кусты или, ползущие сами собой биологические наросты – оказалось людьми, месивом неповторимых – вдумайтесь! – я. Вся гора была обложена алчущими понятной синичной мечты: однообразная серая масса колыхалась по склону тысячью ползущих по ней липких, смрадных тел. Стало понятно и происхождение грязи: ближе к вершине шло беспрерывное извержение чего-то зелёного или коричневого, уносящего слабых вниз. «Бегом отсюда! Беги скорее, художник, беги! Не царское это дело лезть в дерьмо, пусть даже с благими, объяснимыми намерениями… А как бежать?! Что, и дальше оставаться урбанистическим сиротой, снимающим худую комнатёнку? Творчеством, намереваясь остаться кристально чистым – честным, вряд ли выслужишь у е д и н е н и я, которое соотносишь со свободой. Значит, опять её цена – та же грязь…» Н, поразмыслив для порядка, не внял крикам идеала, поприжал совесть – даже придавил её каблуком, будто клопа, и с ненавистью к себе пошёл на штурм. Сначала он ловко уворачивался от осклизлых бедолаг катившихся вниз, от потоков грязи и дерьма, ползущих змеями к подножию, но чем ближе он приближался к вершине, тем больше, спровоцированный сгущением, в нём рос бунт против всего этого непереносимого кощунства. Вскоре – силён ведь! – он пробился вплотную к пику человеческой алчности. Тела здесь буквально кишели в гибельном азарте. Люди не ругались – нет, как можно было бы предположить, а, молча, сопя, лезли по спинам упавших вперёд. И только низкий гудящий стон наполнял пространство беды, да тр-р-рещали съезжающие хрящи! Н решил, было, уже сдаться, повернуть назад, но внезапная всепоглощающая злость умножила его силы – вспомним пророчество Д… – и он адской пружиной вонзился в спины несчастных конкурентов. Толкая вонючих стариков, чугунных громил, опростившихся баб, прекраснодушных юношей и прочих, Н метр за метром выбирал расстояние. Он не понимал в этот момент чужой боли, как другие не хотели понять его. Ты сильнее! – и это главное. Впрочем, ему тоже изрядно доставалось: по затылку колотили чьи-то пудовые кулаки, зубами рвали кожу, ширяли коленкой в пах, били локтем в висок, били справа, били слева – били, били!.. Вдобавок одна стервозная ведьма когтями, будто острыми граблями, расчесала ему спину до крови, и рубашка опала живописными лохмотьями. Неожиданно Н получил хлёсткий металлический удар под дых – это нечто бесполое изо всех своих звериных сил лягнуло его пяткой. Он раскрыл в судорожной гримасе рот, но ничего не смог проорать, так как внутри его лёгких не было воздуха… Поэтому в ответ он сумел только низко что-то промычать, либо прорычать что-то низкое, и тотчас гнойный фонтан дерьма влетел в распахнутую дверцу рта, лишая последних шансов на дыхание, то есть на жизнь. – Ах вы, твари! – Н выплюнул с кровью комок и, низвергая всех и вся, безумно – страшно полез к цели. Дерьмо у вершины буквально клокотало, иногда доходило до пояса и выше, но когда удавалось пройти по телам, рожам, образинам – бывшим «прелестным личикам» и, попросту, харям – хоть метр, то неотступная истерия вновь одаряла движением. Ещё немного, ещё, ещё!.. Всё остриё горы покрывали человеческие отходы, вроде Н. Упавшие ниц, вдохновенно выли, кто-то обморочно смеялся или сморкался, а кто-то с сияющими из зелени глазами, видимо, добившись своего, уходил прочь вниз, в бездну самораспада… Если бы Н заказали прописать ад в подробностях, то лучшей натуры для вакханалии мерзости не стоило бы и искать. Наконец, стало ясно, к чему стремилась толпа: на метровом пьедестале стоял золотой телец, и даже не телец, а обычная формой карликовая дойная корова с златоточивым выменем – не ново! Счастливцы протискивались вперёд, дотрагивались до сисек и, стремглав, бросались в сущее – получать алкаемое. Н напрягся, скользнул между ног, поднялся, вильнул, упал, вскочил, дёрнулся, оттолкнулся и тупым харчком одолел последние мучительные метры – вот!.. Он выбросил вперёд руку, коснулся сосков – кисть тотчас стала золотой, он поднял её вверх, словно кубок победы, и, трясясь от эйфории, толкаясь в проклятиях, стал выбираться прочь. Движение вниз было стремительным: на одной ноге, на заднице, на пузе, перебежками, юзом… И вдруг где-то посередине спуска, в ручьях крови, блевотины, людей, Н пронзил ужас – рука, постепенно холодея, немела, и золото уже захватило всё предплечье. Он плюхнулся «наземь» безо всякого внимания на конвульсии кругом. «Проклятие! К хрену мне теперь мастерская, все эти призрачные мечты о свободе, если я в обмен потеряю руку, свою бесценную руку! и без того золотую? Или, что ещё хуже, озолочусь теперь весь, стану драгоценным истуканом, экспонатом на выставке мерзкой алчности… Надо искать выход, перечеркнуть всех, всё и вся, перечеркнуть себя, прибитого тяжестью презренного металла, и разыскать себя сильного – лёгкого – живого, словно неожиданная мысль… Давай, творец! – сейчас подлец говняный, то есть золотой! – давай, жми!» Н подпрыгнул, грязно изрыгнул нехарактерные для себя подоночные матюги и, срывая дыхание – сознание – сердце, бросился вперёд. Как угодно!.. Плашмя, боком, кувырком, но вперёд! У подножия горы он стал дико метаться в поисках метода «очеловечивания», однако голова казалась пустой, глаза – слепыми, а в ушах хлюпала глухая жижа. Н упал вниз лицом, навзрыд заплакал и вдруг заметил, что слёзы выпадают из глаз небольшими ограненными изумрудами. Началось… – Что с вами? – рядом стоял вполне отмытый бородач. – Рука-а, рука-а-а… – это всё, что мог выстонать Н. Бородач попробовал на вес руку: ого! увесистая, холодная, золотая, очень ценная… – Дрянь! Мне ничего этого не нужно – лишь бы вернуть всё как было… – Что же вы валяетесь?! Бегите туда!.. – спаситель указал за гору – там озерцо, и можно, согласно новым обстоятельствам сознания, стать чистым. Но… вы тотчас потеряете своё сокровище – вода-то живая… – Плевать! Я сам сокровище, но только в дерьме это понял… Туда, говорите?! – он вскочил – Спасибо! – Смотрите, не перегните с самомнением, иначе не сработает… – бородач понимающе усмехнулся. Н сорвался с места и действительно обнаружил неподалёку светящееся озеро, вокруг которого шла энергичная отмывка. «Значит, есть и другие, кто не выдержал испытание искусом, решив вернуться в себя – пусть полунищего, раздетого, босого, но в белье из чистой совести, которая, как ничто другое, способствует красивой, лёгкой, праздничной жизни – уря-я-я!» Н упал перед кипящей пузырьками водой, сунув в неё набрякшую чужими фетишами руку. Страшная боль обожгла её, но золото лишь посветлело и сияло проклятым благородством цвета. Тут Н заметил, что метрах в пяти от него, на берегу сидела совершенно нагая женщина, едва прикрывающая срам. Она раскинула по берегу платье и, похоже, ждала, пока оно высохнет. Её глаза, как прежде, показались Н знакомыми… Она внатяжку улыбнулась: не поможет, молодой человек, видимо, процесс зашёл слишком далеко. Вам необходимо нырнуть туда целиком – только это вас выручит. – Это ты! – озарился Н – вас зовут Л? – Нет, меня зовут ЛЛ… – глаза женщины изменились и стали совершенно чужими – не медлите! иначе… – Спасибо вам! Сегодня мне везёт на людей – я в долгу, но я вам всем ещё обязательно пригожусь! – крикнул Н и ушёл головкой под воду. Сначала рука потянула его вниз, но ближе ко дну вновь стала обыкновенной, волосатой, подвижной. В чистейшей родниковой воде он прекрасно всё видел – видел красноглазых карпов, своих преподавателей живописи, отколки янтарных космических кораблей, что годятся на волшебные карандаши, видел дно, усеянное сапфирами, и тихий свет, льющийся из недр земли… Горячая вода неожиданно превратилась в ледяную – сердце едва не стало – Н спасительно оттолкнулся от самоцветного дна и с диким рёвом выстрелил собой на берег – жив! Жив, едрёна… Женщины рядом теперь не было, исчезли прочие очищающиеся люди, и только странная первородная тишина звенела колокольчиками застывшей крови в ушах. Он выбрел на знакомую тропинку и, никого не встретив, спустя деления времени снова стоял на распутье… Ситуация складывалась безвыходная: проснуться он не мог, не исчерпав до логики свои фантазии, а любопытство искало испытаний, чтобы оправдать уже потраченное время – триумфом. Н решительно отправился искать вдохновение в буре. Столетние сумерки погасли, но баклажановое небо разразилось дождём, и направление движения было по-прежнему едва различимо… Вдобавок подул морозный встречный ветер, началась свирепая, пугающая гроза! В огромных скачущих глазах Н мелькали вспышки молний, грохочущий шквал рвал барабанные перепонки, но он неистово вонзался в пространство, теперь не во имя исцеления, а с целью искупления. Он карабкался на гигантские, скользкие валуны и падал поверженный вниз, он драл о колючий кустарник свои драгоценные руки и сбивал колени, он скользил и был скользок, он вставал и падал, он хотел… По его щекам текли солёные коктейли слёз, крови, дождя и наслаждения борьбой. Его голова шипела, будто раскалённый противень, в ней клокотала жажда быть! вновь – уже в третий раз родиться – теперь, как неоспоримой личности, а иначе говоря, как человеку. Внезапно, где-то в центре сознания зазвучала лихая незнакомая мелодия, почти марш!.. и меланхолия исступлённого сопротивления, то есть процесса, превратилась в мажор обязательности результата. Но неожиданно это просветлённое мыслью сознание угасло, будто экран обесточенного монитора, и Н ощутил странное чувство, что это уже «не он» лезет, падает, думает, а С – его незримый оппонент, уже преданный однажды в ответ на предательство. Ощущение себя «не собой» стало на какой-то миг невыносимей взрывающейся вокруг стихии… Поди, поживи с чужими непонятными тебе мозгами!.. Н сел, обхватил голову двумя руками, с усилием отвернул крышку черепа, положил её на колени, нащупал в сознании мешающую шестерёнку или что-то там ещё… словом, деталь – чужую деталь, бросил её через плечо, успел получить удовольствие от бьющих по мозговым извилинам капель дождя и вернул крышку на место. Не то… ах, эти полшага резьбы… Ещё усилие – щёлк! – всё стало на место, и он, едва ли не с оргазмом, вновь ощутил себя собой. Проклятое больное воображение, благословенное, гениальное, ничтожное! Ты пугаешь, как тень, и льстишь, как солнце – одномоментно… Ты алмазы и уголь, сокровищница и свалка, ты недоношенный ребёнок страхов, превращающий гадкого утёнка в горделивого лебедя… Ты ненавистная, умопомрачительная любовница – та, что арканит ночью поэтов… Ты бесконечное жуткое подземелье, куда однажды уходят все. Ты!.. Свирепое поле, как началось в своей внезапной одержимости, так и кончилось. От Н оставалась только рваная, сочащаяся алым, оболочка, но он, смеясь над самоуничтожением, исступлённо полез на свою волшебную гору. Против его упрямства теперь окончательно ополчились все силы природы: отточенные камни резали кости стоп, штыри дождя, ветра, грома пронзали шею, пах, остатки кишок, позвоночник. Обескровленный, он едва уворачивался от летящих навстречу коряг, снопов искр, шрапнели крупного песка и звонких, даже трескучих, градин. Под ногами разверзалась земля и невидимая клешня притяжения тащила душу в вечность… Без сил Н упал на спину, чтобы передохнуть. В незатухающей иллюминации грозы, он увидел, как яркие капли благословения, срываясь с чёрного потолка небес, кружатся, кружатся, кружатся… приближаясь к его обглоданному лицу. Он стал ловить остатками рта эти частицы – уже непонятно чего, пусть дождя! – и они проникали в него по одной – кап, кап, кап… И неожиданно заполнили всего, восстановив первоначальную целостность бойца! Н гордо – надменно – смело захохотал в лицо своему справедливому праучителю, пратворцу, прамассовику – затейнику и бросился в последнюю, психическую атаку… Бесконечные секунды, мгновения, века, парсеки борьбы с собой, кончились – он стоял несломленной скалой личности на вершине мечты. Ветру, грозе, стылому дождю, буре, песочным часам пессимизма, Н проорал: художник?! Слабый рефлектирующий сомнением астеник!.. А я тогда – кто! Разве я не равный среди вашего могущества?! Разве мой дух слабее вашего?! Я слышу, как вы мне аплодируете, я вижу вспышки безумной славы! Но мне на них наплевать! Слышите вы, планетарные повелители ущербных?! Смотрите – это Я! я пришёл, куда хотел, и никто из вас не смог мне помешать, и никогда не сможет!.. Неожиданно сильный порыв ветра пушинкой смахнул зазнайку за край бездонной пропасти, и только ловкость фантазии выбросила вперёд руки, чтобы они вцепились в торчащую над небытиём ветку изобретательности. Н раскачался, прыгнул на твердь и оказался в относительной безопасности, но он не унялся и, предусмотрительно ползя вперёд по-пластунски, продолжал осыпать свирепые небеса гортанными поздравительными проклятиями… И вот, наконец, открылась цель: на старой резной вешалке болтался беспризорный, расшитый золотом камзол творца. Да, это – тоже о т ч а с т и производное дьявольского жёлтого металла, но, понимаете ли вы! – другое, совсем другое… Оно неуловимо и неощутимо, как душа, оно эфемерно, как слёзка росы… и, клянусь, равно вселенной своей недолговечной тяжестью! Борьба, казалось, была позади… И вдруг межрёберный икающий озноб прохватил Н – не возникало даже вопросов, что делать дальше – к чёрту соревнование с богами!.. Он схватил поношенный камзол и утонул в нём… Стало тепло, клёво, весело, беспечно – спечно – ечно – чно – но… но, но! Его сознание закружилось, и он, свалившись, понёсся вниз на гребне бурлящего пенного языка воды… Он летел среди рекламной листвы, лавровых веточек, поплавков упаковки, корней, ботвы, цветов формы, горшков содержания и прочего цивилизационного, околотворческого мусора… Теперь, происходящее вокруг, Н странно наблюдал, казалось, из клубов пара, и последнее, что он хоть как-то различил, – небольшой островок весь в усах водоворотов. Он рванулся на него почти из бесчувствия и упал в синтетический бархат травы навзничь. Сколько прошло времени, значения не имеет… Н очнулся оттого, что кто-то тряс его за плечо. Вокруг сияло влагой, законопаченное запахом клевера, раннее невинное утро. Над ним стоял С: что с тобой, ддружище?.. Н сел, с несколькими точными ударами сердца пришёл в себя: где я? – Это пригород. – Пригород чего? – Курорта… А т-ты-то как здесь оказался? – Кажется, я вчера приехал отдыхать… а где волшебные горы? – Какие горы? – Ночью здесь стояли две крутые горы: одна «омерзения», а другая «просветления» – их нет… – Возможно, ты что-то путаешь. Я живу неподалёку, всё здесь знаю наизусть, но гор, п-похожих на твои, не встречал… Вон, видишь, обозначена, будто синий мираж, гора с башней на вершине, но волшебство её только в п-прекрасном виде сверху и замечательных шашлыках в ресторане под башней. – А ты, что тут делаешь? – к Н, похоже, полностью вернулась адекватность. – Вот хотел полетать, пока никого нет… – у С за спиной в сумке оказалось два маленьких крылышка – понимаешь, я вчера п-пошёл в художественную лавку покупать мастихины, но мне сказали, что продают холодное оружие т-только по предъявлении паспорта или охотничьего билета. Я растерялся, так как документов с собой не имел, и купил это – крылья. – Вздор какой-то: мастихины, документы, холодное оружие – ты не болен?.. – Я бы и сам не поверил, если бы не увидел их воочию – они огромные, будто мачете, полированные, а по краям заточены т-так, что ими можно бриться… да, и на каждом номер выбит для регистрации. Короче, приобрёл крылья… – Ладно, к бесу эти мастихины, как-нибудь вникнем. Так ты уже летал?! – Нет, только собирался. – Я ведь тоже брежу полётом… не помешаю? – Н-ну что ты, старик, мы с тобой столько лет знакомы. Ты, только об одном тебя п-прошу – не смейся! – А ты не волнуйся… ни пуха, ни пера! – Ладно, к чёрту!.. – С взял крылья в руки и принялся истово ими махать, но, сколько он не пытался оторваться от безгрешной земли, даже подпрыгивал – всё было тщетно… Он вспотел, раскраснелся, вдруг сник, с досадой бросил крылья, сел на траву, достал из сумки фляжку коньяка и сделал несколько глотков. – Хочешь?.. – Нет, и ты не пей, иначе совсем обмякнешь и не взлетишь. – Н-ничего, сейчас передохну, и, может б-быть… – С, перекурив, вновь истерично взялся за дело, но преодолеть силу тяжести себя он не мог… Увы, мы гибнем ежедневно от рук привязанностей – бухла ли, робости, злости ли, мнений, родственных связей – пут, и чем больше их в нас, – тем душа неподъёмней, тело ленивей… Вот поэтому и слышим порой за спиной: такой талантливый человек, и так бездарно живёт! – Пустое, мой бледнолицый брат! Ты, во-первых: не веришь в себя – оттого и не страждешь «мочь», а во-вторых: ты, похоже, выжат судьбой, прижат к сущему, и поэтому, незаметно растерял творческий посыл стать птицей, свободой, облаком, ветром, дождём… – Да, немного закис в п-провинции… Здесь счастье бытия так рядом! так разрушительно иллюзорно… Что это на тебе одето, ты что, с маскарада?.. Н тут только обратил внимание на себя: он цел, невредим, а на камзоле нет даже отдалённых следов давешней борьбы. – Это, расшитый золотом камзол Творца. – Зачем он т-тебе, ведь именно ты – творец по факту происхождения? – Сам не знаю… ночью я сдуру так измазался дерьмом, что от злости к себе прошёл персональный ад, взобрался на свою вершину, но вдруг мне стало так холодно, что я снял его – не спрашивая, чей он? – с какой-то косой вешалки и одел. Наверное, это трофей упрямства. – Подари его мне! – Но будет ли он тебе впору? – У нас сложение почти одинаковое – значит, подойдёт… Или м-можем на время обменяться – я тебе крылья, ты мне – камзол?.. – Я, в общем-то, не против… стоит теплынь, и замёрзнуть, даже там – в небе, невозможно. – Но сможешь ли ты взлететь? – Конечно смогу! – Мне всегда нравилась в тебе самоуверенность сильного человека. Ну, почему я д-другой?! При равных с тобой шансах – казалось бы! – я стал подёнщиком жалкой ущербной посредственности… – Ответа на твой вопрос не существует, но есть вызов души, вызов самопоиска – это инвалиды называют «тайной творчества». Когда я спросил, подойдёт ли тебе камзол, я не рост имел ввиду, а размеры истовости, заполняющие изнутри оболочку. Если он окажется для тебя велик, то голова исчезнет в складках, а без неё творец – ничто… – А я на первое место ставлю сердце, чувственность… – Это твоя старая ошибка. – Время р-рассудит… – Время – это судья, приговора которого мы не слышим, ибо раньше и внезапно тонем… – Ничего, я не утону, я с-созрел, я буду сопротивляться! Только у меня, кажется, ампутирована воля, и, быть может, камзол поможет вернуть мне именно эту составляющую. А иначе, я не в себе утону – погибну от фантомных болей вдохновения. – Пожелаю тебе удачи! Ещё свидимся, надеюсь, в других обстоятельствах… Они обменялись священными предметами. С надел камзол и не удержался, чтобы не прильнуть к фляжке. – Ты что, пьёшь? – Очень р-редко, но до полных сумерек сознания… Так я убиваю надежду на возрождение – вернее, убивал – теперь я всё п-переменю. – Попробуй… – Н крепко взялся за крылья, взмахнул ими, ещё, ещё!.. Но давления воздуха хватило только на то, чтобы едва зашевелилась трава у ног. С ухмыльнулся: вот видишь, судя по всему, крылья-то бракованные… – Нет, брат, крылья в порядке… а вот твоя беда – в том, что ты постоянно переоцениваешь роль внешних факторов для самооправдания. Поэтому и тормозишь… ведь снаружи у человека нет достойных противников, они – только внутри. Ладно, ещё не вечер! – В сознании Н взмыл дух, взмыло его безумное, сверхъестественное желание полёта, он сбросил с себя тяжесть сомнений, стряхнул опыт неудач, внезапно крохотные крылья расправились, стали крылами… он резко оттолкнулся от дерзости и через мгновение уже парил… – А ты говоришь, бракованные! – успел он крикнуть С, перед тем, как раствориться в небе… Тот открыл сухой, как пустыня, рот, выронил бутылку, не поднял её и, понурясь, побрёл искать применение камзолу. У слабости есть свои мотивы двигаться вперёд! Пусть сильное рождает силу – это его безысходность, его обязанность «отвечать», а сила слабости заключается в богатых оттенками вопросах, в привлекательной хрупкости – даже экспериментаторстве мироощущения. Слабость, как самооценка, – пустяк, если она не тащит вниз к деградации, если она всё-таки находит в себе силы искать, и ещё раз искать! а не бесконечно уступать… Н летел свободно, легко, иногда ловко работая крыльями, чтобы набрать высоту, войти в необходимый воздушный поток или сменить направление. Встречные птицы удивлялись ему, но не пугались и даже приветствовали нелепого собрата щебетливым гвалтом. Он сразу вник в жизнь неба, непостижимую снизу, поразился обилию мелких тварей, по-хозяйски бороздящих лазурь, увлёкся любовным танцем двух бабочек, словно по нитке, поднимающихся вверх, вверх к гибельному экстазу в стратосфере… И, сохраняя себя, опустился чуть ниже. Горы, долины, речушки, скалы, поляны отсюда казались лишь макетом, исполненным дотошным топографом. Н впитывал эту масштабную картину мира всеми наличными рецепторами, чтобы когда-нибудь выплеснуть её новыми, необычными впечатлениями в привычном для себя материале. Он углубился в многослойный зефир удаляющихся хребтов… и вскоре внизу запестрели пятна снега, потом и весь пейзаж сделался сахарным, украшенным шербетом вершин, ущелий и сгущенным молоком ледников. Он скользил, подчиняясь рельефу, туда-сюда, наслаждался свободой «владеть собой», неожиданно вспугнул оленей на обрезе пихтового леса, горделиво поприветствовал альпинистов, прикованных к острию ледового ножа, застыл на секунду над пламенеющим ультрамарином незамерзающего озера и вновь парил, парил, парил… Сверкание солнца, льда, гранита, грохот водопадов, лавин, речушек, запахи снега, хвои, весны творили в его душе грандиозный гимн жизни – не жизни человека, нет! – а жизни вообще – жизни, неразъяснимой человеком, как карта звёздного неба, как ветра, разносящие по космической юдоли нескончаемость времени, как засохший аромат цветка в давно забытой книге… О, это был полёт! Это было движение души, истомлённой ожиданием гармонии, это была интимная клятва разбить когда-нибудь вдребезги мясорубку личностной никчёмности! Промёрзнув и налетавшись вдоволь, Н стал приближаться к дымящемуся гнойнику города, распластанному у обреза моря. Настроение резко переменилось: визуальный хаос случайного, вонючие носки труб, столбов, лоскуты рваных крыш, навозные кучи индустриального металла, надгробия многоэтажек – буквально физически таранили собой его больную гармонией голову. Необходимо было найти нору, гнездо, ячейку, где хотя бы мысль примиряет тебя с собой и миром людей, где есть хоть какой-то уголёк надежды, оставленный «про запас». И тут Н увидел рядом с телебашней знакомый домик с окном в полуподвале. Он напряг зрение ястреба, выделил фрагмент изображения, сменил масштаб, и увидел, что в квадрате оконной рамы, разметав волосы по подушке, спала Л. «Вот что мне сейчас нужно!» – Н стремительно спикировал вниз, перед землёй сбавил скорость и мягко влетел в окно. Он поставил крылья в угол, разделся, лёг сзади Л, потрогал её шею указательным пальцем: тёплая, молочная, родная… и прижал её к себе, запустив носом «ежа» в ушко. Она, резко проснувшись, обернулась: ужас! холодные руки… Ты, где был? – Летал… – Один? – Да. – Почему не со мной? – Крылья слабые – двоих не потянут, но мы что-нибудь придумаем. – Хорошо…

 

Н проснулся от громового хора сбрендивших от любви птиц – «их были тыщи», и все они, на свой манер, исполняли весенние свадебные марши. Он полежал немного, слушая сначала птиц, потом мерное дыхание Л, встал и пошёл по надобности. Потом открыл в душе холодную воду, сберегая горячую для музы, и остервенело обмылся. Полотенце, а фактически – хищный острозубый зверёк, завершило приступ садомазохизма. Обычно разбудить Л он не решился и, соблазнившись чуть согреться, нырнул под одеяло, запустив носом «ежа» в её крохотное ушко – она, чуть вздрогнув, обернулась:

– Ужас! холодные руки… Ты, где был?

– Летал…

– Один?

– Да.

– Почему не со мной?

– Крылья слабые – двоих не потянут, но мы что-нибудь придумаем.

– Какие крылья?

– Крылья только что возникшей вечной любви…

– Бессовестное эпигонство!

– Зато искреннее.

– Который час?

– Десятый.

– Пора вставать…

 

 

 

 

 

 


Оглавление

9. Часть 9
10. Часть 10

508 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 19:50 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!