Гении и их портреты

	Поделиться:

 

 

 

Купить в журнале за август 2022 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 15 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Один давнишний мой знакомый, не имеющий (к счастью для него, я уверен) отношения к литературе, отыскал на просторах Интернета и пересказал мне следующую историю.

Некий литератор, якобы известный и авторитетный, обозначим его буквой А, обрушился с проклятиями и прямыми оскорблениями на другого литератора, которого мы обозначим буквой Б. Обрушился за то, что Б отказался выступить с рецензией на произведения А. Как сообщает сам же А, он письменно обратился к Б с предложением: напишите и опубликуйте обо мне рецензию, а я вам заплачу, и даже заплачу вперёд. Но этот Б, вместо того чтобы обрадоваться лёгкому и притом гарантированному заработку, ответил: заказных рецензий не пишу, размер оплаты значения не имеет. Естественно, А не смог стерпеть нанесённого ему столь дерзостного отказного оскорбления и разразился статьёй, в которой поносил и клеймил Б за такое отношение к себе, человеку уважаемому, известному, отмеченному незаурядным, по его же собственной оценке, талантом.

Знакомец мой долго соображал, правильно ли он всё понял, не перепутал ли чего в сплетении межлитературных страстей, но нет, всё было правильно – один литератор отказал другому в платном услужении, а тот пришёл от этого отказа в ярость и публично заклеймил несостоявшегося рецензента-отказника, обозвал его бесстыдником и хамом. Более того, пригрозил сам написать рецензию на труды Б, и намекнул, что рецензия будет такая, от которой бездарю и негодяю Б не поздоровится.

История звучала неправдоподобно и анекдотично. Наверняка мой знакомец всё же ошибся, не разобрался в интриге. Однако знакомец представил скриншоты: письмо А – к Б с предложением о рецензировании с предоплатой; письмо Б ‒ к А с лаконичным и вполне, кстати, корректным (!) отклонением заказа; яростная, развязная и открыто оскорбительная статься А в адрес Б.

Знакомец мой усомнился: да литератор ли этот А, не заурядный ли он графоман с ограниченной при этом вменяемостью?.. Отыскал в сети произведения данного персонажа, потратил на ознакомление с ними пару часов, и в результате пришёл в полное недоумение. Произведения были вполне, как говорится, «на уровне», такая крепкая уверенная проза с претензией на дидактичность и философичность. Подозревать А в плагиате оснований не было.

С чувством глубочайшего сожаления я отклонил совет самому познакомиться с писаниями указанного гражданина. Я поверил на слово своему знакомцу, но самому читать те высокоталантливые тексты счёл делом бессмысленным, поскольку моя оценка их уже была предопределена оценкой личности их автора. Я точно знал, что не сумею отделить бредовую развязную статейку от прочих его сочинений, и уж коли знакомство с гр-ном А мне довелось начать с его истерических выплесков, изменить суждение о нём мне не поможет никакая его проза, как бы ни была она хороша, в чём, кстати, я уверен всё же не вполне. Оставалось задуматься об одном: насколько совместимы творческий талант высокой пробы и человеческое, мягко скажем, недомыслие, переходящее иногда, твёрдо скажем, в злоумышление? Способно ли это ужиться в одном человеке?..

 

 

*   *   *

 

Хрестоматийный пример Моцарта и Сальери известен каждому хотя бы понаслышке. «Гений и злодейство – вещи несовместные», – утверждает пушкинский Моцарт в дружеской застольной беседе со своим коллегой и, как он уверен, другом, Сальери. Оба они – гении. Что гений Моцарт, это сегодня является общим местом. Но то сегодня, а при жизни он, конечно, был знаменитостью, вначале в роли вундеркинда, затем просто виртуозным исполнителем и оригинальным композитором, но всё же именно знаменитостью. Ничуть не меньшей знаменитостью был и Антонио Сальери. Страшно сказать, но он был даже более знаменит, нежели Моцарт, а уж успешнее его был на порядок. Моцарт со своей семьёй часто бывал в нужде, перебивался случайными заказами по части композиций, уроками фортепиано и выступлениями на частных раутах. Сальери же был главным придворным музыкантом (капельмейстером) у императора Австрии Иосифа II, и Моцарт иногда вынужден был пользоваться его великодушной поддержкой.

Конечно, Моцарт – гений, но гений и Сальери. Это утверждает не сам Сальери и не какой-нибудь его прихлебатель, нет, это утверждает, представьте себе, Моцарт в поэме А. С. Пушкина:

 

Моцарт:

Ах, правда ли, Сальери,

Что Бомарше кого-то отравил?

Сальери:

Не думаю. Он слишком был смешон

Для ремесла такого.

Моцарт:

Он же гений, как ты да я.

А гений и злодейство

Две вещи несовместные. Не правда ль?..

 

И вот, один гений (Сальери) коварно умерщвляет другого гения (Моцарта) из зависти, ревности и просто по причине своей злодейской сущности. Но ведь гений и злодейство – вещи несовместные!.. «Так значит, я – не гений?» ‒ в смятении вопрошает сам себя Сальери, осознав своё деяние. Но как же он не гений, когда гением его назвал сам Моцарт?.. Притом, секундами позже в том же разговоре тот же Моцарт утверждал, что гений и злодейство вещи несовместные… И вот дилемма, вытекающая из этой крайне сложной ситуации: либо убиение Моцарта не есть злодейство, либо гений и злодейство ‒ вещи совместимые.

Поспешу успокоить разволновавшегося читателя: легенда об отравлении Моцарта завистником и злодеем Сальери всего лишь легенда, не нашедшая до сих пор сколько-нибудь убедительного подтверждения. Большинство историков сходятся на том, что никакой Сальери никого не отравлял. Но какое дело читателю до исторических реалий, для него важнее обозначенная дилемма. Так совместимы гений и злодейство, или же нет?.. И хотя у Пушкина получается, или по крайней мере подразумевается, что «нет», у читателя подсознательно складывается ощущение, похожее на «почему бы и не «да»?».

Ну, разумеется, никак нельзя помещать портрет мелкого современного бузотёра и грубияна А в один ряд с выдающимся музыкантом ХVIII века Антонио Сальери, слишком много будет для первого чести. Всё же тот и другой случай навевают одну мысль: ты, может быть, и большой талант, братец, но ты к тому же и большой негодяй, а портреты негодяев мы не вывешиваем на своих досках почёта. Как бы они ни просились туда по формальным, профессиональным признакам.

Музыку Сальери исполняют нынче крайне редко, несмотря на то, что она, по утверждению понимающих в этом предмете людей, вовсе даже не плоха, ничуть не хуже музыки всяких Гайднов, Глюков, Скарлатти, Перголези и даже, не побоимся сказать, Вивальди. Но имя, имя… Имя стало одиозным, и его на всякий случай лучше избегать.

Кстати, так же редко теперь ставятся и оперы Рихарда Вагнера, а в некоторых странах Вагнер к постановке прямо запрещён. А ведь до Второй мировой войны он был крайне популярным композитором, считался гением и ставился по всей Европе. Вот так отозвался его махровый антисемитизм вкупе с германским героико-романтическим национализмом, пронизывающим все его оперы, либретто к которым писал, к слову сказать, он сам. Хотя до нацизма он не дожил, но нацистам послужил верой и правдой, был их героем, их предтечей, и портрет его висел у Гитлера в кабинете на самом почётом месте.

 

 

*   *   *

 

Литераторы, работающие в одном жанре, крайне редко питают друг к другу искренние чувства любви, уважения и восхищения. Чаще конкурируют, ревнуют, а при случае отзываются о сопернике язвительно и уничижительно. В мире искусства это явление считается почти нормой. Главное здесь, не перейти черту, за которой кончаются творческие амбиции и начинается нечто куда более серьёзное и даже небезопасное.

Напряжённые отношения между Иосифом Бродским и Евгением Евтушенко не были секретом ещё при их жизни. Собственно, напряжение исходило только с одной стороны – со стороны Бродского, который считал Евтушенко попсовиком, раёшником, в то время как он, Бродский, был жрецом высокого искусства, творцом поэзии, пускай и трудной для восприятия широкой публикой, но зато кристально чистой по звучанию и лишённой вульгарной злободневности, то есть – поэзии классической. Евтушенко же был в глазах Бродского приспособленцем, конформистом, который в угоду власти мог написать поэму и про Братскую ГЭС, и про войну во Вьетнаме («Поющая дамба»), и про американскую военщину («Мама и нейтронная бомба»), и про американскую, в кавычках, демократию («Под кожей статуи Свободы»), и вообще он был лоялен партии, правительству и ВЛКСМ, в то время как Бродский пострадал от этой власти, был лишён гражданства, выдворен и вынужденно проживал за границей, куда Евтушенко, кстати, легко выезжал для своих выступлений и контактов с прогрессивной общественностью, и при этом всегда возвращался обратно. Смотреть на это равнодушно Бродский не умел.

Близкий Бродскому человек передавал следующее: при посещении им поэта в больнице, где тот лежал со своим первым инфарктом, Бродский поинтересовался, что нового там, в России, что оттуда слышно. В СССР уже вовсю кипела и бурлила перестройка, одним из зачинщиков и энтузиастов которой был именно Евтушенко. Посетитель добросовестно поведал Бродскому, что, дескать, оттуда слышно то-то и то-то, а вот, например, Евтушенко выступил со статьёй, критикующей колхозный строй и призывающей колхозы распустить. Бродский задумался ненадолго, а затем будто на полном серьёзе отреагировал: «Значит, Евтушенко против колхозов?.. Ну, тогда я – «за»!.. Антагонизм, как видим мы, был жесточайший.

Безобидная, в общем-то, шпилька, вставленная Бродским своему антиподу, впоследствии вошла в фольклор, а у Евтушенко в ту пору вызвала только снисходительную улыбку: знаю, знаю его ко мне отношение, знаю и не обижаюсь, я вообще человек не обидчивый, а как поэта я Иосифа вполне уважаю. Эх, если бы он знал действительное отношение к нему младшего (по возрасту) собрата по перу…

В 1991 году Евтушенко получил предложение занять должность профессора (преподавателя) в Куин-колледже, штат Оклахома, США. Евтушенко предложение принял, и отправился жить и работать в указанный штат. В те же дни руководство колледжа получило письмо за подписью к тому времени уже лауреата Нобелевской премии по литературе гражданина США Джозефа Бродски. Содержание письма, если пересказать его доходчивым для всех русским языком, примерно таково:

«Уважаемые господа! Недавно вы отправили в отставку с должности профессора русской словесности г-на N, которого я хорошо знал и уважал за его эрудицию и профессиональные качества. О его отставке я сожалею и не вполне понимаю её причины. Но ещё более был я удивлён, когда узнал, что на освободившуюся должность вами приглашён советский гражданин Е. А. Евтушенко, известный у себя на родине как поэт. Оставим в стороне вопрос об уровне его стихотворного таланта, это в конце концов вопрос личной оценки, он может быть предметом дискуссии. Меня, гражданина США, встревожил другой вопрос. Г-н Евтушенко известен в СССР не только как поэт, но и как общественный деятель, а сегодня он ещё и занимается политикой. Между тем, его взгляды на роль США в современном мире далеки от одобрительных, скорее они непримиримо критические. Я оцениваю его отношение к нашей стране как нелояльное и даже враждебное, это следует из многих его произведений, таких как… (перечисляются стихотворения и поэмы с критикой в адрес США). Возьму на себя смелость дать руководству колледжа совет обратить внимание на этот аспект деятельности указанного господина. Полагаю, что данное моё письмо поможет вам оценить положение и, возможно, пересмотреть решение, касающееся г-на Евтушенко в качестве приглашённого профессора русской словесности. Примите моё уважение… и т. д.».

Если это не донос политического характера, цель которого причинить человеку весьма серьёзный ущерб – тогда что же это?..

К счастью для всех, и для самого Бродского в первую очередь, руководство колледжа оставило его письмо без последствий и, что самое важное, без огласки. Стало о письме известно уже после смерти Бродского. Евтушенко не сразу поверил в его подлинность. Поверив, был ошеломлён, слишком уж неприглядным выглядел теперь портрет этого нобелевского лауреата. На вопрос интервьюера как бы он отреагировал, стань ему известно о письме при жизни Бродского, только руками развёл: «Не знаю, сходу не могу сказать… Ну, вот если бы он мне тогда подвернулся под руку, возможно, дал бы ему по физиономии».

Примечание: автор данных строк решительно не одобряет методы физического воздействия при решении противоречий межличностного характера, и точно так же решительно не одобряет доносительство во всех его возможных видах. Особенно нехорошо бить по лицу нобелевского лауреата, портрет которого наверняка украшает многие кабинеты и аудитории учебных заведений.

 

 

*   *   *

 

«Если вам очень понравился роман, рассказ, стихотворение, поэма, фильм, да неважно что, любое произведение любого рода искусства – никогда не знакомьтесь с его автором, даже если такая возможность вам представилась».

Этот совет дал мне в своё время один умный, повидавший мир и всяческих творческих знаменитостей человек. Скорее всего, пояснил он своё наставление, вы будете разочарованы, ибо личность творца крайне редко соразмерна его творению, чаще всего она мельче, скучнее, а иногда контрастирует до неправдоподобия. Убедиться в обоснованности такого суждения совсем нетрудно. Не сказать, что поголовно все, но большинство людей искусства в жизни, в отрыве от своих полотен, красок, пюпитров, смычков, клавиатур и тому подобного, производят в лучшем случае бледное впечатление, а подчас просто удручающее. Это хорошо знали ещё древние, а «наше всё», то есть, А. С. Пушкин, отлично выразил это в хрестоматийном своём стихотворении «Поэт»:

 

Пока не требует поэта

К священной жертве Аполлон,

В заботах суетного света

Он малодушно погружён;

Молчит его святая лира;

Душа вкушает хладный сон,

И меж детей ничтожных мира,

Быть может, всех ничтожней он.

 

Но в чём же здесь проблема, возразит кто-нибудь, почему бы не познакомиться с человеком, пусть он не оправдает ваших ожиданий, что за беда, ведь его творения не потускнеют от этого, не испортятся, не поблекнут… Но в том-то и дело, что очень даже могут и потускнеть, и поблекнуть, и скорее всего именно поблекнут и потускнеют. Знакомство с личностью автора и её восприятие не может не отразиться на восприятии произведения. Можно сопротивляться этому восприятию, можно гнать от его себя, убеждать себя, что по-прежнему любишь то, что любил прежде, но сопротивление в данном случае бесполезно. Это закон психики, психологии, это, наконец, закон природы. Личность автора против вашей воли будет стоять перед вашим внутренним взором, витать где-то рядом и накладываться на его творение, и творение не сможет уже быть таким как прежде. Нет, лучше всё-таки не рисковать и не идти на сближение с автором, твёрдо помня, что вы любите стихотворение гражданина В, а вовсе не самого гражданина, и будет ли вам люб или хотя бы симпатичен этот гражданин – большой ещё вопрос. Нет, право дело, рисковать не стоит…

Умные люди это понимали всегда, и интуитивно следовали правилу не знакомиться с авторами своих любимых произведений. Замечательно описал такую ситуацию... [👉 продолжение читайте в номере журнала...]

 

 

август 2022 г.

 

 

 

[Конец ознакомительного фрагмента]

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в августе 2022 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: