 |
Виктор Парнев
Эссе
 На чтение потребуется 27 минут | Цитата | Подписаться на журнал
В апреле 1990 года московское издательство «Знание» выпустило в свет брошюрку под названием «Дневник пророка?» – именно так, со знаком вопроса. Много тогда выходило подобных брошюрок, много публиковалось в них всяческой дури, претендующей на сенсацию, на откровение, на переворот в сознании. Как из сундука Пандоры сыпались на головы неискушённой тогда ещё публики разные «джуны», «глобы», «чумаки», «кашпировские» и прочие доморощенные наши нострадамусы и ванги. По этой причине брошюрка не вызвала большого ажиотажа, но и совсем уж незамеченной не прошла. О ней поговорили, поудивлялись изложенным в ней аргументам и фактам, а потом естественным образом охладели к ней и постепенно забыли. И совершенно напрасно! Моя бы воля, я включил бы и её, эту брошюрку, и, главное, использованный в ней материал в учебную программу самых важных, самых именитых вузов в рамках такого предмета как, скажем, «Аналитика и программирование глобальных политических явлений». Впрочем, кто знает, очень даже возможно, что так и обстоит дело с этой брошюркой и с этим материалом, что изучают всё это за закрытыми дверями, только, может быть, не вузов, а учреждений гораздо серьёзнее. Необычное дело: вся брошюра от начала до конца была посвящена восемнадцатилетнему московскому школьнику, точнее, его дневниковым записям, ещё точнее – записям в июне 1941 года, за несколько дней до начала войны. Записи эти до сих пор приводят в ступор маститых историков, политологов и психологов.
Мальчик по имени Лёва, по фамилии Федотов родился в январе 1923 года в Москве (сто лет назад, боже мой, уже целых сто лет назад!). К этому можно было бы добавить «в обычной московской семье», но такое добавление не будет справедливым. Отец его, Фёдор Каллистратович Федотов, к моменту рождения сына был уже ответственным партийно-хозяйственным работником, принадлежащим, пускай и к средней в иерархии, но всё-таки к руководящей страте общества. С годами он повысился и стал принадлежать уже к средне-высшей страте, без какового обстоятельства не возникло бы другого, крайне важного обстоятельства, именуемого в просторечии местом жительства. А именно, в 1931 году семья Лёвы – отец, мать и сын – получила квартиру в знаменитом Доме на набережной. Этот Дом (будем и далее писать это слово с большой буквы) был увековечен в одноимённом романе Юрия Трифонова, который и сам был его жителем, да к тому же другом детства нашего малолетнего в то время героя. Подробнее об этом будет ниже.
Поскольку этот знаменитый Дом является важной составляющей нашего повествования, скажем о нём чуть подробнее. Считается установленным фактом, что Дом построен по прямому указанию, по замыслу и даже с участием в проектировании самого товарища Сталина. Замысел вождя был совсем не глуп, и вполне соответствовал всем прочим его замыслам, касающимся обустройства страны. Он посчитал целесообразным, чтобы если и не вся, то основная часть нужных ему важных людей проживала где-то в одном месте, а желательнее всего – в одном вместительном строении. Так и возникла идея большого-пребольшого дома, расположенного в центре Москвы, поблизости от Кремля, населённого важным номенклатурным людом. Идея Дома с большой буквы. Большая буква вполне соответствовала и кубическим размерам дома, и его архитектуре, и площади, которую он занимал, и числу жилых в нём помещений. Последняя фраза, хотя и составлена в прошедшем времени, не отменяет того факта, что Дом и ныне жив-здоров, стоит на своём месте, несёт всё ту же практическую и смысловую нагрузку и представляет собою большую ценность во всех возможных смыслах, от исторического до риэлтерского. В наше время трудно удивить кого-либо домом на пятьсот, семьсот и даже более квартир, но в 30-х годах прошлого века, да ещё в Москве, а не в каком-нибудь Чикаго, это очень впечатляло. Да и сегодня Дом способен впечатлить. Эта гигантская махина, разметнувшаяся на трёх с половиной гектарах, напоминающая горный массив, твердыню и оплот чего-то, исправительное заведение полузакрытого типа, а скорее всего казарму, построенную в стиле конструктивизма… Пятьсот пять квартир, двадцать пять подъездов, восемь разноуровневых блоков-корпусов, соединённых между собою, но фактически независимых друг от друга, и всё это серого, под гранит, тусклого цвета, который так любил верховный вождь. Кстати, такой же цвет и такой архитектурный стиль предпочитал также другой верховный вождь, а именно, германский фюрер. Величественное, но почему-то нерадостное, впечатление производил и продолжает производить даже нынче этот дом, несмотря на то, что окрас у него в наше время повеселее. А ведь какие люди жили в нём, какие имена, какие, чёрт возьми, фамилии!.. Светлана Аллилуева (Сталина)… Василий Сталин… Лаврентий Берия… Никита Хрущёв… Михаил Тухачевский… Василий Блюхер… Георгий Жуков… Родион Малиновский… Алексей Стаханов… Александр Серафимович… Демьян Бедный… Любовь Орлова… Григорий Александров… Перечислять знаменитостей Дома – бумаги не хватит. Родителям Лёвы Федотова было, конечно, далеко до таких звёзд, но и они не были совсем уж простыми людьми, иначе не оказались бы в Доме. Начать можно с того, что познакомились его отец и мать во время Первой мировой войны… в Нью-Йорке, в США, хотя оба были россиянами. Оба были левых убеждений, и после Октябрьской революции вернулись на родину. История родителей – отдельная тема, наверняка интересная, но прямо к основной нашей теме не относящаяся. Интересует нас именно Лёва. По отзывам его ближайших друзей детства – Миши Коршунова, Юры Трифонова и Виктории Тереховой – Лёва был среди них самым слабым физически, самым щуплым, болезненным, близоруким и при этом самым серьёзным ребёнком. Иногда он выглядел странным по своим манерам, привычкам, по тому, какую проявлял незаурядность. Вика Терехова вспоминает, что хотя читать и писать, в отличие от многих, он умел ещё до школы, но писал со множеством ошибок, которых не замечал и значения которым не придавал. Учитель русского языка и литературы ругал и стыдил его на каждом уроке. И тогда Лёва стал работать над собой по методу «сам себя не научишь, никто не научит». Он начал переписывать в тетрадь «Войну и мир», копируя из книжки всё, как было там. И очень скоро письмо его выправилось настолько, что само по себе стало напоминать что-то близкое к литературе. Именно такое впечатление производят его дневники, вести которые он начал в старших классах, начиная, по-видимому, с седьмого. Вот характерная выдержка, передающая стиль его записей и вдобавок при этом относящаяся к драматическому моменту в истории нашей станы: «22 июня 1941 года. Сегодня я по обыкновению встал рано. Мамаша моя скоро ушла на работу, а я принялся просматривать дневник, чтобы поохотиться за его недочётами и ошибками в нём (то есть, отредактировать – В. П.). Неожиданный телефонный звонок прервал мои действия. Это звонила Буба. ‒ Лёва! Ты слышал сейчас радио? – спросила она. ‒ Нет. Оно выключено. ‒ Так включи его! Значит, ты ничего не слышал? ‒ Нет, ничего. ‒ Война с Германией, ‒ ответила моя тётушка. Я сначала как-то не вник в эти слова и удивлённо спросил: ‒ А чего это вдруг? ‒ Не знаю, – ответила она. ‒ Так ты включи радио! Когда я включился в радиосеть, я услыхал потоки бурных маршей, которые звучали один за другим, и уже одно это необычайное чередование патриотически-бодрых произведений рассказало мне о многом». Трудно не заметить, что эта дневниковая запись больше напоминает отрывок из повести или рассказа о тревожном военном детстве. Обычно так и начинаются рассказы и повести о войне, о том, как о ней узнал рассказчик, где она его застала. Но в этот раз рассказчик у нас необычный. То, что он пережил, о чём рассказал нам в этом отрывке, он уже рассказал… нет, правильнее – предсказал, за день до этого. Вот та, знаменитая теперь, запись из того же дневника. «21 июня 1941 года. Теперь, с началом конца этого месяца, я уже жду не только письма из Ленинграда, но и беды для всей нашей страны – войны. Ведь теперь по моим расчётам… война должна возникнуть именно в эти числа этого месяца… То, что немцы захотят напасть на нас как можно раньше, я уверен: ведь они боятся нашей зимы и поэтому пожелают окончить войну ещё до холодов. Я чувствую тревожное биение сердца, когда подумаю, что вот-вот придёт весть о вспышке новой гитлеровской авантюры. Просыпаясь по утрам, я спрашиваю себя: а может быть, в этот момент уже на границе грянули первые залпы?». Первые залпы войны грянули в полном соответствии с расчётами (он сам это так назвал) восемнадцатилетнего паренька из Дома на набережной. Поражает это обстоятельство тем, что его расчёты кардинально расходились с расчётами всех министерств и ведомств СССР, всех командармов, всех маршалов, всего Генерального штаба и, главное, самого великого вождя, чьи расчёты всегда были безупречны и точны. По их расчётам в том 1941 году Германия напасть на СССР не могла, а все разговоры о скором её нападении велись провокаторами, паникёрами и внутренними врагами. С паникёрами и провокаторами власть не церемонилась, они изымались из общества и отправлялись на лесоповал, а то и к богу в рай. Запись Лёвы Федотова от 21 июня – всего лишь финальная, последняя его запись о грядущей неизбежной войне. Этой записи предшествует целый ряд пространных обстоятельных пассажей, в которых он рисовал самому себе, а получилось – нам, его потомкам, все события, которые затем последовали, начиная с нападения Германии 22 июня до неизбежного потом её поражения, к сожалению, нескорого. Точность Лёвиных прогнозов, граничившая с ясновидением, изумляет и сегодня. Историки, психологи, философы ломали головы, пытаясь объяснить его феномен.
Друг его детства писатель Юрий Трифонов вспоминал о нём так: «…Он был удивительно всесторонне развитой личностью. Несколько раз я поминал его то в газетной заметке, то в рассказе, то в повести, ибо Лёва покорил моё воображение навеки. Он был так не похож на всех! С мальчишеских лет он бурно и страстно развивал свою личность во все стороны, он поспешно поглощал все науки, все искусства, все книги, всю музыку, весь мир, точно боялся опоздать куда-то. В двенадцатилетнем возрасте он жил с ощущением, будто времени у него очень мало, а успеть надо многое. Времени у него было действительно мало, но ведь он не знал об этом. Он увлекался минералогией, палеонтологией, океанографией, прекрасно рисовал, его акварели были на выставке, он был влюблён в симфоническую музыку, писал романы в толстых общих тетрадях. Я пристрастился к этому нудному делу – писанию романов – благодаря Лёве. Кроме того, он закалялся физически, ходил зимой без пальто в коротких штанах, готовил себя к далёким путешествиям, к географическим открытиям, несмотря на его физические недостатки – близорукость, плохой слух, плоскостопие. Девочки его побаивались, мальчики смотрели на него как на чудо и называли нежно: Федотик». И ещё одна характеристика от близко знавшего его родственного человека, племянницы по отцу Анны Дмитриевой: «Лёва в общем-то был обычным школьником, очень болезненным, кстати. Но иногда он просто поражал всех окружающих. Например, он как-то по памяти записал всю оперу «Аида» в нотах, чем удивил всех, ведь он был самоучкой. Играл на фортепиано, хотя никогда этому не учился. Прекрасно рисовал, хотя не ходил в художественную школу. Очень много читал, интересовался историей». Обычный школьник, играющий на фортепиано, прекрасно рисующий, способный записать по памяти в нотах целую оперу, пишущий романы, увлекающийся минералогией, палеонтологией, океанографией, историей, да притом ещё верно предсказывающий в дневниковых записях важные политико-исторические катаклизмы. Ну, конечно, самый обычный, типичный школьник!.. Первое, что удивляет в дневниках Лёвы Федотова, это их объём, пространственный охват, подробность записей, их точность и детальность. Принявшись вести дневник, он записывал в него все мало-мальские события вокруг него и в его собственной жизни, но большей частью – свои мысли, чувства, рассуждения. В день мог исписать двадцать, тридцать и даже пятьдесят страниц. Писал экономным убористым почерком, мелким, но вполне разборчивым, почти каллиграфичным. То и дело иллюстрировал записи своими же цветными рисунками очень высокого качества. Тексты его, как было уже замечено, выглядят если и не литературой, то весьма близко к этому. Из пятнадцати исписанных им дневниковых тетрадей до нас дошли четыре. Четыре толстые общие тетради, заполненные его мелким почерком. Несомненный гвоздь всех этих записей – около двух десятков июньских страниц 1941 года. Важнейшие из записей ‒ от 5 июня. Придётся попросить читателя запастись некоторым терпением, потому что пойдут многочисленные выдержки из Лёвиного дневника, без которых невозможно оценить степень его прозорливости. Цитаты будут приводиться выборочно, с небольшими вынужденными сокращениями, оставляя за скобками отдельные необязательные обороты, фразы, междометия. Итак, записи от 5 июня 1941 года…
«Хотя сейчас Германия находится с нами в дружественных отношениях, я твёрдо убеждён, что это только видимость. Я думаю, что этим самым она думает усыпить нашу бдительность, чтобы в подходящий момент всадить нам отравленный нож в спину… А уж если Германия пойдёт на нас, то нет сомнения, что она, поднажав на все оккупированные страны, особенно на те, которые недалеко от наших границ, вроде Венгрии, Словакии, Югославии, а может быть даже Греции и, скорее всего, Италии, вынудит их также выступить против нас»… «Стоит только немцам расположить свои войска в соседних с ними странах, они имеют полную возможность без промедления напасть на нас… Ясно, что к лету концентрация войск закончится… Я думаю, что война начнётся или во второй половине этого месяца, т. е. июня, или в начале июля, но не позже, ибо ясно, что германцы будут стремиться окончить войну до морозов». «Когда в мае немцы высадились в Финляндии, то я твёрдо приобрёл уверенность в скрытной подготовке немцами нападения на нашу страну со стороны не только бывшей Польши, но и со стороны Румынии, Болгарии и Финляндии»… «То, что Германия задумала употребить территории Финляндии и Румынии как плацдарм для нападения на СССР, это очень умно и целесообразно с её стороны. К несчастью, владея сильной военной машиной, она имеет полную возможность растянуть восточный фронт от Ледовитого океана до черноморских волн»… «Я твёрдо убеждён, что это будет последний наглый шаг германских деспотов, так как до зимы они нас не победят, а наша зима их полностью доконает, как это было в 1812 году с Бонапартом… Это я знаю так же, как и то, что победа будет за нами!». «Я только не знаю, чью сторону примет Англия, но я могу льстить себя надеждой, что она… ради мщения немцам за налёты на английские острова не изменит своего отношения к Германии и не пойдёт вместе с ней». «Победа-то победой, но вот то, что мы можем потерять в первую половину войны много территории, это возможно… Земля в конце концов, может быть, и будет нами отвоёвана и возвращена, а вот жизни наших погибших бойцов нам уже не вернуть»… «Зная, что мы представляем для них, для немцев, сильного противника, они наверняка не будут объявлять нам войну, а нападут внезапно, чтобы успеть захватить побольше наших земель, пока мы ещё будем стягивать свои силы на сближение с германскими войсками»… «Я только никак не могу понять, чего ради они готовят на нас нападение… Ведь было бы разумно с их стороны вначале окончить войну с англичанами, залечить свои раны и со свежими силами ринуться на Восток, а тут они, ещё не оправившись, не покончив с английским фронтом, собираются уже лезть на нас». «Я твёрдо уверен в территориальном успехе немцев на нашем фронте в первую половину войны. Потом, когда они ослабнут, мы сможем выбить их из захваченных районов…». «Таким образом, как это ни тяжело, но временные успехи немцев в территории непредотвратимы».
Уже эти далеко не полные фрагменты дневниковых записей Лёвы Федотова показывают его как стратегически мыслящего проницательного аналитика, который не считается с «руководящим» мнением, не принимает вообще его в расчёт, но вырабатывает собственное мнение, а выработав, умеет его чётко сформулировать. Это самое «руководящее» мнение тогда заключалось в том, что, во-первых, Германия не собирается и просто не способна затеять войну против СССР в 1941 году; во-вторых же, если бы она и пошла бы вдруг на такую безумную авантюру, немедленный встречный удар опрокинул бы её армию, и война развернулась бы на вражеской территории.
Наша поступь тверда, и врагу никогда Не гулять по республикам нашим –
– пелось в популярной песне тех лет. Московский школьник с горечью в сердце почему-то был убеждён, что погулять по нашим республикам враг всё же сумеет. Так оно впоследствии и оказалось. Ну хорошо, скажет многоопытный скептик, молодец этот школьник, он действительно неплохо поработал мозгами, проштудировал газеты, прослушал сообщения радио, проанализировал их и сделал верный в целом прогноз. Но прогноз этот слишком общий, слишком широкий, без конкретики, а в таком случае мы имеем дело, скорее всего, с удачным предсказанием, с догадкой, но не с аналитическим выводом. Чтобы посрамить и успокоить скептиков, давайте приведём ещё ряд записей из Лёвиного дневника за тот же самый день, за 5 июня 1941 года.
«Как это ни тяжело, но вполне возможно, что мы оставим немцам даже такие центры как Житомир, Винница, Витебск, Псков, Гомель и кое-какие другие. Минск мы, очевидно, сдадим. Киев немцы также могут захватить, но с непомерно большими трудностями»… «Возможно, немцы будут брать наши крупные города путём обхода и окружения… Обходя, например, Киев, германские войска могут захватить по дороге даже Полтаву и Днепропетровск, а тем более Кременчуг и Чернигов». «О судьбах Ленинграда, Новгорода, Калинина (ныне Тверь – В. П.), Смоленска, Брянска, Гомеля, Кривого Рога, Николаева, Одессы, городов, лежащих относительно недалеко от границы, я боюсь рассуждать. Правда, немцы настолько сильны, что не исключена возможность потерь и этих городов, за исключением только Ленинграда»... «То, что Ленинграда немцам не видать, в этом я уверен твёрдо. Ленинградцы – народ орлы!.. До тех пор, пока ленинградцы на ногах, город Ленина будет наш! То, что мы можем сдать Киев, в это я ещё верю… но Ленинград непомерно важнее и ценнее для нашего государства»… «За Одессу как за крупный порт мы должны бороться интенсивнее, чем даже за Киев… Если же мы и сдадим по вынуждению Одессу, то гораздо позже Киева, так как Одессе поможет море». «Понятно, что немцы будут мечтать об окружении Москвы и Ленинграда, но я думаю, они с этим не справятся… Допустить сдачу немцам этих центров – просто безумие… Окружить Ленинград, но не взять его, фашисты ещё смогут, ибо он всё же сосед границы, но окружить Москву они просто не смогут… ибо они не успеют замкнуть кольцо к зиме. Зимой же для них районы Москвы будут просто могилой».
Вот как резюмирует эти записи (с некоторым явным ошеломлением) автор брошюры о Лёве и его дневнике Юрий Росциус:
«В приведённом отрывке дневника (кстати, впервые опубликованного!) нет ни одного утверждения, которое не исполнилось бы в течение последующих четырёх лет. Поразительно ёмки и точны его строки, в которых раскрыт основной смысл, содержание и сущность захватнического плана «Барбаросса» и дан блестящий детальный прогноз будущего, показана ущербность и бесперспективность этого плана, составленного крупнейшими военными специалистами Третьего рейха».
Если бы Лёва Федотов по простоте душевной озвучил эти свои рассуждения и предсказания или, того хуже, показал бы дневниковые записи окружающим, свои люди посмеялись бы над ним и покрутили бы у виска пальцем, а чужие люди внимательно на него посмотрели бы, а затем сообщили бы куда следует. Дальнейшая его судьба была бы незавидной. Но Лёва никому ничего не озвучивал и дневник свой не показывал, благодаря чему прожил на свете дольше. К сожалению, ненамного. Прибавим к этому очевидную истину: Лёва Федотов никоим образом не принадлежал ни к пораженцам, ни к тайным германофилам. В дневниковых своих записях он предстаёт перед нами абсолютным патриотом своей советской страны. С одним важным уточнением – патриотом зрячим и вполне уже зрелым, умеющим мыслить аналитически. Автор брошюры о Лёве произвёл некоторый подсчёт, и у него получилось около двадцати пяти пунктов, по которым произошло полное совпадение дальнейших исторических событий с июньскими дневниковыми предсказаниями Лёвы. Приведём из них самые важные:
Лично я прибавил бы ещё вот что: упомянув в дневнике некий «английский фронт», Лёва фактически предсказал появление в будущем Второго фронта против Германии в дополнение к «восточному», о котором он тоже сказал. Историческая справка: в 1941 году никаких фронтов в Европе не было вообще. Франция и Польша были побеждены немцами и оккупированы, а британцы, хотя и находились с Германией в состоянии войны, отсиживались на своём острове, отделённом от материка Ла-Маншем. Но то, что Второй фронт непременно должен был когда-то появиться, Лёва понимал и предусматривал в своих прогнозах.
Конечно, о близости войны с Германией думали тогда многие, думали о возможном нападении Германии, предполагали и называли более или менее точные даты такого возможного нападения. Наиболее точную дату – вторая половина июня 1941 года – называли и сообщали в Москву разведчики-нелегалы Этьен (Лев Маневич) и Рамзай (Рихард Зорге). Но это были профессионалы высшего класса, пользующиеся множеством как легальных, так и закрытых источников, сведения из которых они добывали с риском для своей жизни. Все источники Лёвы Федотова – газеты «Правда» и «Известия» да радиорепродуктор городской трансляционной сети. Почувствуйте, как говорится, разницу. Историки, психологи, парапсихологи, политологи до сих пор не пришли к определённому мнению – что это было? Как мог обычный школьник – и действительно, со стороны он самый что ни на есть обычный школьник! – так глубоко, так грамотно, и так детально провести анализ сложной, запутанной международной ситуации и выдать прогноз, поражающий нас сегодня точностью и полнотой?.. Возникает даже ощущение, что он знал то, что предсказывал. Прогноза такой точности не смог предложить в те дни ни один официальный аналитик самого высокого ранга. Смог один только мальчик Лёва из Дома на набережной. Так что же это было в самом деле? Историки и психологи предлагают несколько версий:
Версия эта нереалистична. Отец Лёвы ушёл из жизни в 1933 году, трагически погиб в Сибири, будучи там в командировке. Друзья Лёвы, жившие в том же доме, не принадлежали к семьям очень уж важных начальников, обладающих какими-то особыми знаниями, способных так широко мыслить и вести дома подобные разговоры. Никто из его друзей не помнит, чтобы Лёва говорил когда-нибудь о политике, о международных делах, чтобы публично проявлял к ним интерес.
Такое, конечно, могло быть, но этого не было. Тетради всегда хранились у Лёвиной мамы, в квартире Федотовых. Подробным содержанием их мама не интересовалась, они ей были дороги как память о сыне. К ним никто не прикасался до 1980 года, когда о них вспомнил и захотел с ними познакомиться Юрий Трифонов, работавший над сценарием для телеспектакля по своему роману «Дом на набережной». Он и обратил первым внимание на эти сенсационные записи. Все бывшие тогда ещё в живых друзья Лёвы уверенно подтвердили подлинность и самих дневников, и почерка Лёвы.
Но, во-первых, эта книга вышла в свет в 1936 году, а писалась она, естественно, ещё раньше. Международная ситуация тогда была совсем иная, и прогнозы Э. Генри были тогда во многом иными, и были они далеко не такими глубокими и точными, как у Лёвы. Во-вторых же, никаких следов знакомства Лёвы с этой книгой нигде нет. Обо всех прочитанных им книгах Лёва добросовестно и обстоятельно записывал в дневнике, передавал своё впечатление, давал книге свою читательскую оценку. Не обнаружено не только следов знакомства Лёвы с книгой, не обнаружено и следов самой книги. Ни в скромной библиотеке Федотовых, ни в квартирах его соседей-друзей такой книги не было никогда. Более того, её никогда не было и в местной библиотеке, куда Лёва был записан и где мог бы её при желании взять для прочтения. Одна из версий романтична и загадочна, а насколько она правдоподобна, пусть судит сам читатель:
В такую, казалось бы, очевидную, чушь поневоле начинаешь верить, читая вот эту дневниковую запись Лёвы, сделанную 12 июля, когда война уже вовсю полыхала: «Газета «Нью-Йорк пост» требует вступления США в войну… Вступление США в войну против Германии, я думаю, случится лишь тогда, когда сама Германия принудит их к этому. Я имею в виду активные действия фашистов против США, то есть, объявление Германией войны Америке». Историческая справка: США не вступали сами в войну против Германии. Это Германия объявила войну США 11 декабря 1941 года, сразу после нападения Японии на Пёрл-Харбор. Гитлер был уверен, что воевать одновременно и против Японии, и против Германии американцы в состоянии не будут, и потому он столь самонадеянно объявил Соединённым Штатам войну. Ещё один пример поразительной, загадочной прозорливости Лёвы Федотова. И никому из учёных мужей, по-видимому, не пришла в голову простая и здравая мысль, что ни при чём здесь ни Эрнст Генри, ни подземный портал в будущее, а дело в самом этом юноше, который был молод, умён, образован, начитан, умел мыслить остро и глубоко, а главное, не был зашорен, не подвержен никаким теориям, тенденциям, доктринам, а просто видел то, что видел, и свободно мыслил своим свежим свободным умом аналитического склада. Проще говоря, он оказался умнее и дальновиднее тех, кому по должности надлежало быть дальновиднее и умнее Лёвы Федотова. Часто мы сильно преувеличиваем мыслительные способности наших государственных мужей, исходя из одного только факта, что они – государственные мужи, и потому заведомо превосходят нас по всем качествам. Прискорбная истина открывается позже. Иногда слишком поздно, и тогда цена открывшейся истины оказывается непомерной. В сущности, Лёва в своём дневнике сыграл роль мальчика из сказки Андерсена «Новый наряд короля», бесхитростно заявившего по поводу увиденного то, что другие не решались или не догадывались заявить, хотя они видели то же самое. Эх, нам бы, нынешним, хотя бы одного такого Лёву, умеющего предсказать с безжалостной суровой точностью, что́ у нас впереди, что́ нас ожидает и к чему нам готовиться… Другой вопрос: единственным ли был он таким умным и дальновидным? Разумеется, нет. Скорее всего – нет. Но мы пока не знаем о других таких случаях. Мы и о Лёве Федотове никогда не узнали бы, не веди он столь подробно и откровенно свой дневник, не сохранись этот дневник до наших дней и не опубликуй его в перестроечное время неравнодушные люди.
Судьба отпустила Лёве Федотову всего только... [👉 продолжение читайте в номере журнала...]
Чтобы прочитать в полном объёме все тексты, опубликованные в журнале «Новая Литература» в мае 2023 года, оформите подписку или купите номер:
|
 Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы. Литературные конкурсы Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:
Только для статусных персонОтзывы о журнале «Новая Литература»: 24.03.2024 Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества. Виктор Егоров 24.03.2024 Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо! Анна Лиске 08.03.2024 С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив. Евгений Петрович Парамонов 
 |
||||||||||
| Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru 18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021 Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.) |
Вакансии | Отзывы | Опубликовать
константин паустовский аудиокниги . Обзор матча "Барселона" - "Райо Вальекано" 13 августа 2022, 1 тур Ла Лиги . Актуальные новые букмекерские конторы в России |
