Из цикла «Вопросы и ответы»

Дым

Весна ушла с недавним суховеем,
одев листвой последние осины.
Зажгли костры потомки Маккавеев –
и на рассвете ýгли погасили.

Остался дым. Земля пропахла дымом,
пропахли сны и вúна безрассудства –
он стал давно для нас необходимым,
дыханья частью, частью нашей сути.

Мы были дымом над полями рая,
ещё вчера считавшегося домом.
Нас ветер гнал, на части разрывая,
к чужим шатрам, глухим и незнакомым.

Мы на траву ложились сединою,
на лепестки люпина и азалий.
Мы поднимались к небу среди зноя,
и прикоснувшись к звёздам, исчезали.

И укрывались выси дымкой синей,
и падал снег безлунными ночами...
Мы просто дым над каменной пустыней.
Мы вечный символ странствий и печали.

                                            28.05.2007

Цветок Палестины*

Что за чудный росток
на дорогах твоих, Палестина, –
эхо горнего гонга,
через сонмы парсеков прыжок,
сердолик, что истёк
лепестками живыми, в пустыне
поцелуй незнакомки,
мимолётного взгляда ожог.

Листьев солнечный лик,
и тычинки – сквозные антенны –
в каплях охры прозрачной,
остудившей полуденный зной.
Был ваятель велик –
Он, не следуя заданной теме,
наше сердце, незрячий,
воссоздал в красоте неземной.

Сердце, пой о пенатах,
где мы с трепетом слушали Б-га,
где избрания сан
не грозил нам костром, а спасал,
и где воли понятье
было ясным, как наша дорога,
где цветок-талисман
на груди у пустыни сиял.

                            ___________________
                            *гибискус

                                    6.05.2007

Бегство

Снова тропа под ногами дымится,
лиственниц иглы секут по глазам.
Жаль, не учили терпеть и молиться,
и не грозить кулаком небесам.

Ломкие контуры мёртвого дома –
только б дойти и упасть у стены.
Люди бежали, как после погрома, –
впрочем, погромщики все прощены.

Платье на "плечиках", тронуты гнилью
стулья, кастрюли в царапинах ржи,
кухня, где всё ещё пахнет ванилью, –
видно, хозяйка любила коржи.

Óкна таращатся из-под карнизов, –
как паутина, седеющий тюль.
Лучик заката на нитку нанизан –
вроде, и нет ни осколков, ни пуль.

Лес подступает всё глуше и ближе.
Словно спасенье, замру у стены.
Может, хотя бы сегодня увижу
осени прежней блаженные сны.

                                        24.05.06

Последний вопрос

Нужны ли вопросы? И каждое утро
на берег, оставив "крутые" дела,
приходит старик, и, как вызов кому-то,
спускается в море в чём мать родила,
являя свою одряхлевшую грозность,
и спину, которую не разогнуть,
синюшные гроздья узлов варикозных,
подобно гармошке свистящую грудь.
И все умолкают, глаза опуская, –
ни слова насмешки, ни реплики вслед...
Как всё же изменчива память людская:
кто будет забыт, и кто будет воспет?
Кто будет смотреть с высоты покорённой? –
Об этом ли, Господи, печься всерьёз?..
Лишь он остаётся, старик обнажённый,
ответом на самый последний вопрос.

                                        12.07.2006

Спасение утопающих

Домик спасателей с башнею схож смотровой –
пóутру в семь появляются крепкие парни.
Всё, что потом, выполняют согласно – попарно,
всё, что потом, называя – с кокетством – игрой.
Море, как нива, где значима каждая пядь
в играх со смертью, – костлявой такие по нраву.
Крепкие парни всё пьют искушенья отраву –
может, и их уже надо немедля спасать...
Я не тону – я на грани обрыва струны –
слышу острее глубин магнетических зовы.
Звёзды в окне, словно нóчи безмолвные совы,
словно посланцы с незримой, другой, стороны.
Крепкие парни, вы можете душу спасти –
вас обучали приёму электроразрядов?
Может, у моря, у самого синего, рядом
с вами мне жить, чтобы рыбок-царевен пасти?
Впрочем, не знаю. И так ли поставлен вопрос? –
Бедные парни, вы быстро теряете форму.
Мне не сыграть, предлагая противнику фору, –
вам не успеть отозваться на смертное SOS...
Время уходит, как волны прилива, в песок.
К вечеру море вороньего крика чернее.
К смерти чужой
как-то быстро мы сердцем черствеем –
бедные парни, и вы очерствеете в срок.

                                                07.08.2006

Приветы из-за моря

Сигнальные знаки пóрта,
как руки, тянутся к небу.
Тверди стучит аорта –
лучше не трогать недра.

На горизонте танкер –
строг: ни вина, ни женщин.
За горизонтом Данте,
полный обид и желчи.

Он по Равенне бродит,
и шепчет слова трактата...
Ветер, взлохматив брови
рассвета, исчез куда-то.

Портальные краны машут:
«Приветы от нас Равенне!»
Танкер уходит дальше.
Не стоит держать Мгновенье...

Хочу рассмотреть ревниво,
чтó ещё здесь осталось:
замерших рощ оливы,
Мёртвого моря скалы,

стéну, что сонмом линий
режет страну на части –
для гвельфов и гибеллинов.
Что ты напишешь, Мастер?

Пристроишь в какой ты круг нас
не рая, конечно, – ада?
Только страйся крупно –
только мельчить не надо.

Хочу, как в жизни, и в смерти
выиграть своё имя...
Данте, пожалуйста, сверьте
Ваши часы с моими.

                                5.07.2006

Другая ориентация

Не убрано. И берег у воды,
как ералаш на утренней постели,
ещё хранит вчерашние следы –
но не по мне подглядыванье в щели.
По схеме, им лишь вéдомой одним,
снуют угрюмо утренние птицы,
давясь кусками выброшенной пиццы.
И снова пляж и чист, и нелюдим –
до вечера, когда сюда опять
слетятся голубые и не очень,
чтоб до утра под крышей тёплой ночи
и плоть свою, и душу опьянять
вдали от нас, зашореных, обычных...
Нет, хорошо за стенами в тюрьме.
А с нашей кожей и натурой бычьей
нам всё равно не разглядеть во тьме,
святыми как становятся блудницы,
а символами верности – кресты.
И хорошо, что есть на свете птицы,
чтобы склевать остатки темноты.

                                        25.07.2006

Старый друг

Он уехал, мой старый друг.
Я же письма ему писал,
но по старым всё адресам,
всё искал – но замкнулся круг.
"Ты не друг, – говорил он, – брат.
Нас, наверно, сам Б-г связал".
Он уехал, а я не знал –
всё звонил, словно бил в набат...
Было нам по семнадцать лет,
когда наши сердца сошлись, –
целый мир впереди, весь свет.
О, как быстро промчалась жизнь.
Сколько было над нами звёзд,
сколько было за нами гор.
Он уехал.
И всё же, всё ж,
почему убежал, как вор,
не черкнув парой строчек суть,
будто я ему враг – не брат...
Эта боль не даёт уснуть,
и со мною уйдёт в закат.

                            07.05.06

Мельницы судьбы

Мельница Монтефиори*
делает робко витки.
Где-то холодное море,
Голландии ветряки,
шелест тяжёлых каналов,
райских цветов острова –
вот нас откуда пригнало.
Мелют судьбу жернова.
Тихо в Голландии манной,
мир в королевском дворе.
«Вира» голландцам, а «майна»
в нашей смертельной игре,
тысячными тиражами
вписанной в дневники
девочек нерожавших.
Новых исходов витки –
скучная, в сущности, проза –
не для дворцов вековых…
Бродит безумный Спиноза
между фигур восковых.

                    ____________________
                    *Историческая
                    достопримечательность Иерусалима

                                26.07.2006

В аэропорту Пулково

Зал для нас, улетающих в Азию,
в полусумраке, как в крематории.
Персонал по глазам, словно лазером,
выясняет все наши истории.

Брюки в руки, в носках, поднадзорные,
чтоб ни звука, как тварь бестелесная, –
так спокойнее будет под зорями,
от мечтателей ставшими тесными.

Не исходим протестными соками,
не кадим над вахтёрами ладаном –
удивляют фантазией соколы
Аджалана и батьки Бин Ладена:

докатились в могучем развитии...
Петербург, как сеанс в планетарии,
весь в огнях под крылом. Поразительно,
как я смог в одиночестве стариться

без Невы Вашей вольной, без замети
листопада, что в парке Таврическом.
Я люблю Вас поныне без памяти.
До свидания, Ваше Величество.

                                    21.09.2006

* * *

Пала осень на плечи –
и не хочется больше спешить.
Стало проще и легче
не любить и бесцельнее жить.
Быть во всём отстранённым,
леденеть, не спеша, изнутри,
наслаждаясь креоном
уходящей за рощу зори.
Вместо красного жёлтым
в одиночестве радовать взор.
Долго шёл, и пришёл ты –
вот он, край твой земной, и позор
позолоты архивной.
И улыбкой смягчается рот.
И склоняются ивы,
чтоб услышать, как сердце умрёт.

                                        9.07.2006

* * *

Я помню, значит я свободен,
забыл – и все меня забыли.
Не память нас с вершин низводит
ума, но пустоши извилин.

Мы от ума кричим и стонем,
к началу возвращаясь нищим.
Но лишь тогда чего-то стоим,
когда иной судьбы не ищем.

                                23.06.2005