Коридор

 

 

 

 

Я прыгала через несколько ступеней, чтобы не потерять в сгущающейся темноте крохотную фигурку. И чем ниже мы спускались, тем темнее становились волосы моего сыночка, кожа отливала оливковым загаром, он вытягивался в высоту, словно взрослел на глазах.

Внезапно я услышала гул голосов, а потом поняла, что лестница представляет собой огромную балюстраду над залом, полным детей – прекрасных, воздушных детишек самых разных возрастов. Они прыгали, играли, старшие носили младших на руках, качали, убаюкивали. В зале не было ни одного взрослого, и это показалось мне странным. Балюстрада же не имела выхода в зал, поэтому дети были внизу, а мы стояли и смотрели на них во все глаза, особенно мой маленький сын. Он весь подался вперед, словно хотел перемахнуть через перила. Я невольно взяла его за руку.

– Ну и что ты по этому поводу думаешь? – вдруг услышала я знакомый голос и обернулась – сзади меня стоял светлый ангел.

– Кто эти дети? – довольно глупо спросила я, подавляя желание прижаться к нему и разрыдаться на его плече.

– Это наши дети, любимая, они все наши. Такие же, как ты, предпочли оставить их здесь, вместо того, чтобы тащить вслед за собой по жизни.

– Как же можно оставить таких прекрасных детей? – все еще не понимала я.

Ангел тихо засмеялся:

– Глупенькая девочка, ведь я уже объяснял тебе, что в этом мире мы все другие – ты и твой ребенок, хозяйка, санитары и врач. Вы все здесь другие, совсем не похожие на себя в той, реальной для вас жизни. Если говорить об этих детях – по большей части они инвалиды детства, обладающие жестокими, неизлечимыми недугами, зачастую представляющие собой мало смыслящие растения. Конечно, есть шанс, что наш с тобой сын не такой, но он призрачно мал. Если ты не оставишь его здесь, тебе придется взять его с собой и нести его словно крест через всю свою жизнь до смерти. Скажи, чего ты хочешь, и мы сделаем, как ты скажешь.

Лицо ангела было бесконечно добрым и печальным, он то темнел, то светлел, и лишь легкое страдание чуть туманило его необыкновенно четкие черты лица.

– Мама, мамочка, смотри, сколько здесь детей. Можно я пойду вниз поиграю? – спросил меня сын, ласково обнимая и заглядывая мне в лицо. Глубокие ясные темно-синие глазки смотрели мне прямо в душу.

Ангел наклонился и шепнул: если он уйдет вниз, назад он больше не вернется. Решайся, это твой шанс все вернуть на круги своя.

Я обняла сына и тихо спросила: а что происходит с ними потом?

– Ничего плохого, они вырастают без родителей здесь и становятся ангелами. Вон, видишь тех старших, они уже готовятся обрести крылья. Они проживут долгую и счастливую жизнь, а потом истают и превратятся в небесный прах. Не самая плохая жизнь, хотя и очень скучная. В коридоре ведь много комнат и много людей, с одними из них ты пересекаешься, с другими нет, их встречают другие темные и светлые ангелы, свои санитары и хозяйки, и многие из них выбирают коридор и его «навсегда». Пора и тебе определиться, куда и зачем ты идешь.

Он замолчал и странно посмотрел на меня. Я схватила сына за руку и строго сказала:

– Солнышко, поиграешь в другой раз. Мы идем наверх, потому что мне нужно в 17-й подъезд.

И мы стали подниматься вверх по лестнице, гул голосов затих, постепенно стало светлее, и мы вышли в стеклянную дверь, случайно оказавшуюся там, где ее раньше не было, в 12 подъезд.

Коридор тянулся вперед, неяркий свет пробивался сквозь замазанные краской окна, все было как обычно. Мы шли вперед, сын весело бежал впереди, я едва поспевала за ним. Только сейчас я заметила, как сильно он вырос за последнее время. Пожалуй, ему было не меньше 11-12 лет, сильный, худощавый, ловкий, он удивительно не походил на всех детей, которых я знала до него. Странный, взрослый с момента рождения ребенок.

Да и что тут думать, одернула я себя, дети ангелов не могут быть другими, а если и могут, то мне об этом ничего неизвестно. И все же что-то продолжало меня беспокоить, какая-то мерзкая, гадостная мысль свербила в районе висков. И когда я поняла, в чем она заключалась, мне стало не по себе, и я остановилась.

Я вспомнила слова ангела о тех детях, которые играли внизу. В другой, иной жизни, вне стен коридора, они превратились бы в инвалидов, ущербных людей. И их матери, как и я, случайно попавшие в коридор и пошедшие в нем тем же путем, не решились возвратиться с ними в свой мир. Значит, у них было два выхода – или оставить детей навсегда в коридоре, или остаться вместе с ними. Судя по тому, сколько маленьких ангелов играли на этой детской площадке, все они выбрали первое, не желая рисковать и нести крест больного ребенка всю жизнь. Они целовали их в лоб, заглядывали в ясные глазки и продолжали скитание по коридору до тех пор, пока не выходили наружу.

Но как, черт побери, выходя наружу, они жили дальше, хотела бы я знать. Неужели можно в муках родить ребенка, прожить с ним жизнь в коридоре и отдать его партийцам или Хозяйке, или поместить в детский ангельский дом, зная, что у него никогда и ничего не будет – скорое детство, быстрые крылья и невеселая миссия инкубаторского самца, а потом вечное небытие?

Я вдруг поняла, что мне нехорошо. На меня навалилась страшная, нечеловеческая усталость, я с горечью почувствовала себя старой и никому не нужной. В этот момент сын обернулся и крикнул мне:

– Мама, пойдем перекусим. Тут так вкусно пахнет – наверное, кафе какое-то.

И он исчез за дверью офиса. Собрав последние силы в кулак, я поспешила ему вслед. Дверь, как и все прочие двери в этом коридоре, была без таблички, но из нее тянуло свежесваренным кофе и сдобными булочками. Только в этот момент я поняла, что вот уже два дня ничего не ела. Голова вдруг закружилась, и я невольно схватилась за косяк. Справа висела скромная черно-белая табличка «офис 12-28».