Преступление и...

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за январь 2025:

 

На чтение потребуется 7 часов | Цитата | Скачать файл | Подписаться на журнал

 

 

 

 

«Петербург... Город старый, однако во веки веков молодой, город, смело взирающий в будущее! Город помпезных дворцов и обветшалых лачуг, величественных соборов и злачных кабаков. Город уличных торговцев и бродячих музыкантов, скрипучих дрожек и неуклюжих барж, ползущих по мутным водам Невы. Город, наполненный угрюмыми извозчиками, бормочущими ругательства сквозь зубы, пока их лошади катят по мостовой уставших пассажиров.

Петербург... Город, где суровая целеустремлённость – всего лишь маска для всеобщего отчаяния, где нескромное легкомыслие прячется во всех тёмных углах, а смех зачастую звучит надрывно и нервно. Город, скованный холодом и сыростью, где красота архитектуры нередко тонет в безликой серости будней.

Петербург... Это город разнообразных сюрпризов, где случайные встречи ведут к роковым последствиям, где гениальность граничит с безумием, а блестящие идеи разбиваются о рифы неодолимой реальности…»

Внезапно небо заволокло тяжёлыми, свинцовыми тучами, и начался монотонный дождь. Молодой человек, писавший эти строки в маленькой комнате, находившейся под самой крышей доходного пятиэтажного дома, прервал своё занятие и задумчиво посмотрел в окно. Мысленно он представил себе, как этот ливень, хлещущий по тёмной воде Невы, скрывает мрачные силуэты зданий, обрушивается на величественный Исаакиевский собор – символ мощи и тщетности человеческих амбиций. Под серым пологом дождя город казался ему ещё более угрюмым и полным опасностей.

«Петербург... Город вечной скорби... Мосты Петербурга все как один окутаны старинными легендами, но особенно выделяются Троицкий и Литейный. Они возвышаются над водами величавой Невы, связывая разные части огромного мегаполиса. Их арочные конструкции, украшенные гранитными балюстрадами, создают впечатление непрерывности, однако, несмотря на свою объединяющую роль, эти мосты порой кажутся ещё более угрюмыми, чем окрестные улицы. В тумане, который часто скрывает их, иногда возникают призраки, и говорят, что в холодных водах близ этих мостов обитают русалки. Даже бродяги и уличные музыканты обходят эти мосты стороной, зная их мрачную славу.

Петербург... Город, где суровые условия жизни сочетаются с непревзойдённой красотой и величием. Где чахлые деревья пытаются выжить, борясь за существование и сохранение своей самобытности на скудных участках земли между мостовыми и зданиями. Их ветви простираются к небу, как символ надежды и стойкости…»

Внезапный стук в дверь заставил молодого человека отложить перо и чернила и прикрыть газетой письмо, которое он писал сестре и матери этим жарким июльским вечером.

– Ну, кто там… Чего так поздно? – спросил он весьма неприветливо.

Дверь отворилась, впуская в комнату, своими размерами более похожую на шкаф, нежели на человеческое жильё, высокого незнакомца весьма необычного вида. Широкие поля промокшей фетровой шляпы нависали над лицом, укрывавшимся под большими квадратными очками сверху и цветастым шарфом снизу. Пышные бакенбарды казались приклеенными. Пальто его было сырым. Рука, облачённая в перчатку, держала большой саквояж.

– Кто вы? – быстро спросил молодой человек, невольно отстраняясь от сгорбленной фигуры, похожей больше на ходячее каменное изваяние, чем на живое существо.

– Господин Староверов? – спросил в ответ гость и, оглядевшись, поставил саквояж под ноги.

– Ну, да, Староверов, а вы кто такой?

– Меня зовут Гриффин. Насилу разыскал вас… Редакция «Еженедельной речи» подсказала ваш адрес...

– Какого дьявола?! Как они смеют…

– Да не волнуйтесь вы так…

Незнакомец без приглашения опустился на стул, жалобно скрипнувший под грузным могучим телом.

– Я не имею отношения к вашим кредиторам…

В словах этих прозвучала едва заметная ирония.

– Может быть, потрудитесь раздеться? Ваша одежда промокла… Её следует просушить хорошенько! И, может, снимите этот шарф? Складывается впечатление, что вы прячете лицо.

– Я вынужден прятать лицо, господин Староверов. Химический опыт, сложившийся неудачно, навсегда изуродовал мою внешность…

– Так вы учёный… Вот оно что!

– Учёный… Сказано слишком громко… Скорее изобретатель… Вас я искал в редакции, прочитав статью. Она показалась мне весьма интересной, с точки зрения моих собственных исследований.

– Звучит довольно-таки необычно. Даже подозрительно… Моя статья носила отвлечённый характер. Чем взгляд на историю человечества и рассуждения о морали могли заинтересовать учёного-практика?

– Давайте посмотрим на нас глазами стороннего наблюдателя. Так нам обоим будет понятнее.

– Ну, хорошо, давайте, только короче, если возможно…

– Начнём, пожалуй, с меня! Гриффин – инженер, живущий в Петербурге девятнадцатого века, одержим идеей сделать человека невидимым. Будучи оптиком по специальности, он проводит эксперименты с различными химическими веществами, пытаясь найти способ изменить рефракцию света, проходящего через тело человека. Его работа основана на смелых гипотезах, и он не избегает рискованных экспериментов. Он не только хочет раскрыть тайну невидимости, но и убеждён, что это даст ему неограниченную власть.

– Вы меня удивили своей откровенностью. Ну, а дальше?

– Господин Староверов, живёт в том же городе… Автор статьи «Преступление и наказание», рассуждает о «сверхчеловеке», который свободен от общественных законов и морали. Он считает, что сильный человек может творить любую волю, даже если она противоречит общепринятым правилам. В его рассуждениях есть зерно истины – мораль создана для слабых, а сильные должны жить по своим законам. Он верит в науку и устремлён к знаниям. Своих целей он будет добиваться, даже если для этого придётся вступить в противостояние с общепринятыми нормами. Его работа – ни что иное как собственный закон, и он не подчиняется ограничениям, которые накладывает на него общество!

– Опрёделенное сходство и правда прослеживается… Но цели вашего визита я так пока и не понял.

– Ну, в общем, причины две… Первая – неподдельный и живой интерес к вашей личности! Судя по всему, вы человек недюжинного ума! При этом наши с вами исследования пересекаются. Невидимость – это, по сути, выход за рамки обычного человеческого восприятия, и вопрос о морали и этике такого состояния вполне естественен для меня. Скажу вам, что меня порой мучают сомнения… Ведь изучение невидимости может повлечь за собой непредсказуемые последствия.

– Нашли в моей статье некие оправдания своим действиям? – быстро спросил Староверов, в глазах которого на мгновение возник блеск, который обычно выдаёт настоящих фанатиков своего дела.

– Идея сверхчеловека в каком-то смысле оправдывает это, – нехотя согласился Гриффин. – Хотелось бы знать ваше мнение… Что вообще делает человека сверхчеловеком, обладание особой силой или способность ею распоряжаться?

– Никогда не думал над этим… – Староверов пожал плечами. – Невидимость может даровать небывалую власть, но как ею распорядиться? Вас это волнует?

– А вот скажите-ка, может ли сверхчеловек с такой силой оставаться гуманным?

– Я думаю, нет! Так вы, получается, рассматриваете теперь невидимость как своеобразное проявление сверхчеловеческих способностей, о которых я написал в статье? Но что же вы от меня хотите? Надеетесь, что я поверю, будто вы приложили столько усилий, ради того, чтобы порассуждать со мною о связи между невидимостью и моралью, чтобы определить, как это явление может изменить нравственные принципы и психологию человека?

– И это тоже, господин Староверов. Но я ведь честно признался, что это только одна из причин…

– Какова же вторая?

– Уверен, что ваша статья – это лишь верхушка огромного айсберга, укрытого от посторонних глаз. Тщеславие заставило вас написать эту статью, за которой стоит, безусловно, гораздо более интересный научный труд! Вы, видимо, скрываете от людей некое поразительное открытие!

– О чём это вы?! – спросил Староверов, вскакивая с места и буквально сверля глазами незваного гостя.

– Думаю, молодой человек, вы являетесь носителем некоего удивительного секрета… Волнующей тайны, которая, уверяю вас, чрезвычайна опасна.

– Что за намёки, господин Гриффин? Всё это звучит как угроза!

– Вы даже не представляете, насколько мне нравится ваша реакция на сказанное мной.

Гриффин негромко рассмеялся, наблюдая за тем, как побледнел его собеседник.

– Я нездоров! Понимаете?! Нездоров! Прошу вас немедленно уйти!

– Послушайте, Староверов. Я буду предельно откровенен с вами… Ваша одежда – это жалкие лохмотья… Вы часто вынуждены страдать от недоедания… Комната, которую вы снимаете – это убогая, жалкая каморка, но даже её вы не можете оплатить! Вы трусливо обходите стороной хозяйку, поскольку её унизительные для вас упрёки невыносимы для умного и образованного человека… Все эти угрозы вышвырнуть вас на улицу или пожаловаться в полицию… Все эти приставания о платеже превращают вас в трусливое и забитое существо… Не возражайте, я прекрасно понимаю, как всё это вам противно!

– Какого чёрта вы всё это говорите? – сжимая кулаки воскликнул Староверов. – Что вам от меня нужно?

– Пытаюсь помочь вам…

– Не слишком-то верю я в ваше бескорыстное благородство!

– И правильно делаете, – вновь посмеялся Гриффин. – О бескорыстии речь не идёт, разумеется. Конечно, вы интересны мне с весьма практической точки зрения… Мои эксперименты с невидимостью, безусловно, могут сделать меня обеспеченным господином. Но это, поверьте, ничто по сравнению с тем, что будет, если мы с вами объединим усилия! Тогда, голубчик вы мой, речь пойдёт уже о миллионах! Только представьте, как вы меняете эту жалкую комнатушку на особняк с высокими потолками, мраморными лестницами и хрустальными люстрами! Как вы, выходя из дома, садитесь в карету, сделанную лучшими производителями конных экипажей для истинной аристократии… Вы окажетесь в совсем другом мире! Вместо сырости каналов и запаха гнилых яблок вас ожидают дворцы, роскошные квартиры и богатые усадьбы, лучшие театры, балы и рестораны города! Вы сможете коллекционировать произведения искусства. Путешествовать по Европе! Лондон, Париж и Берлин! Вена, Женева и Амстердам! Ваши новые друзья будут из высшего общества… Влиятельные люди… Вы благородный человек, Староверов. Думаю, вы сможете стать покровителем наук и искусств… Сами финансировать проекты, которые вам покажутся интересными… Только вообразите это!

В тесной комнате, где маленькое оконце едва проливало тусклый унылый свет на творящийся вокруг беспорядок, повисла внезапная пауза. Звуки уличной толкотни и крики, несущиеся из ближайшей распивочной, стали слышны особенно резко.

«А ведь он прав во многом и видит меня насквозь», – подумалось Староверову.

– Прошу вас уйти, мне пора на прогулку, – сказал вместо этого бывший студент, испытывая к гостю приступ отчаянной ненависти. – Нет у меня никакой для вас тайны! Вы слышите?

– А ведь вы хороши собой Староверов… Представляю, как вы блестяще будете выглядеть, когда позволите себе одеться подобающим образом. Лучшие красавицы Петербурга будут стремиться попасться вам на глаза! Вашей дружбы будут искать достойные молодые люди из известных семейств… Они, а не все эти кухарки, портные, дворники, чёрт его знает какой ещё сброд!

– Если вы думаете, что я разделяю ваши взгляды на вещи, то глубоко заблуждаетесь! – ответствовал Староверов, впрочем, не столь уж уверенным голосом.

– Нет, если я ошибаюсь и вам приятна вся эта вонь, духота и столпотворение… Если вид промышленного квартала, со всеми этими кирпичами, извёсткой, пылью и досками, так милы вам и большего вам не нужно… Если вам нравится слушать брань квартирной хозяйки, жить в этой жуткой и беспросветной бедности… Что ж… Дело ваше! Ступайте гулять, забудьте обо всех надеждах и чаяниях…

Гриффин поднялся. Взял саквояж и поправил шляпу.

– На всякий случай оставлю свою визитку… Найдёте меня, если когда-нибудь передумаете… Ещё раз по-дружески вам намекну, что то, чем вы занимаетесь втайне от окружающих, имеет огромный научный потенциал, но при этом несёт для вас огромную опасность!

Визитная карточка, небрежно брошенная посетителем на стол, опустилась на газету «Санкт-Петербургские ведомости», под которой Староверов спрятал незаконченное письмо для матери и сестры.

Гриффин, откланявшись, вышел за дверь.

Оставшись один, Староверов какое-то время молча смотрел куда-то перед собой. Затем опустился в старое протёртое кресло, в котором обычно сидел, размышляя и глядя в окно. Взял оставленную гостем визитку. Повертел её в руках, с абсолютным равнодушием глядя на указанный на карточке адрес. Потом глаза его вдруг наткнулись на статью в той самой газете, на которую мягко спланировала визитка Гриффина…

«УБИЙСТВО В ЦЕНТРЕ ГОРОДА

Вчера, около 7 часов вечера, в одной из квартир на Вознесенском проспекте было совершено ужасное преступление. Потерпевшая, Алёна Ивановна, известная ростовщица, была найдена зверски убитой в собственном доме. Вместе с процентщицей также убита её сестра. Преступники, личности которых до сих пор неизвестны, скрылись со значительной суммой денег и ценностями.

Расследование продолжается, и власти призывают всех, кто что-либо знает об этом чудовищном злодеянии, сообщить в ближайший полицейский участок. Мотивы преступления пока до конца не ясны и, возможно, выходят за рамки обычного ограбления. Соседи жертвы сообщают, что Алёна Ивановна была известна своими жестокими поступками и имела много врагов среди бедных и обездоленных горожан. Полиция неустанно работает над поимкой преступников и привлечением их к ответственности…»

Прочитав это, Староверов покачал головой и снова хотел продолжить писать письмо, но никакие мысли больше не приходили ему в голову. Схватив изношенную до дыр когда-то модную немецкую шляпу, бывший студент стремительно выбежал из своей каморки. Боязливо, стараясь ступать как можно тише, прошёл по лестнице мимо хозяйской кухни и, радуясь, что неприятной встречи с хозяйкой на этот раз не случилось, проворно вышел на улицу.

Несмотря на вечер, жара стояла невыносимая. Дождь недавно закончился, но не принёс желанной прохлады. Обычно сторонясь всякого общества, ведя затворнический образ жизни, Староверов на этот раз испытал вдруг невообразимую страсть пообщаться с кем-нибудь близким по духу и крови. С родственной, пусть истерзанной, но живою душой… Даже с самым простым человеком, но, чтобы с ним можно было поговорить без презрения и боязни быть не так понятым, высмеянным или обманутым.

«Чёртов инженер меня напугал, – подумалось отчего-то Староверову, быстро шагавшему по мостовой без особенной цели. – Что ему, в самом деле, от меня надо?»

Обычные в последнее время чувства тоски и уныния вновь овладели молодым человеком.

«Что ж, а, пожалуй, стоит чего-нибудь выпить. Целый месяц меня мучают ночные кошмары и тягостные мысли. Почему бы не отвлечься от всего этого, хотя бы и ненадолго…»

Размышляя подобным образом, Староверов спустился по лестнице вниз и тут же оказался в распивочной, полной пьяного гомона, насквозь пропитанной резкими запахами и табачным дымом. Посетителей, впрочем, было немного. Прислуживал здесь какой-то мальчишка, подавая клиентам выпивку, которую следовало закусывать солёными огурцами, рыбой, сухарями и прочей подобной снедью весьма сомнительного качества.

Хозяин этого заведения стоял подбоченясь и наблюдал за тем, как другой мальчишка за стойкой с бойким рвением управляется с медяками и принимает заказы.

«Странно, конечно, но некоторые люди с первого взгляда кажутся нам посланниками неумолимого всемогущего рока… Как будто сама судьба привела их с нами на встречу…»

Староверов быстро оглядел посетителей и взгляд его зацепился за человека, сидевшего в одиночестве, в стороне от других.

«Верно, бывший чиновник, – подумалось Староверову. – Сам, разумеется, пьяница, но даже на хозяина поглядывает с презрением…»

– А позвольте-ка, милостивый государь, пригласить вас ко мне за столик, для приличного разговора! – громко обратился к Староверову этот странный субъект, взъерошив седые волосы. – Видно сразу, что вы человек образованный и к подобным местам непривычный…

Остальные посетители засмеялись: видимо, обратившийся к Староверову мужчина был всем здесь известен, и присутствующих забавляли его речи.

– Что ж, а позвольте спросить, чем изволите заниматься? – снова обратился он к растерявшемуся молодому человеку, когда тот принял приглашение.

– Учусь… Вернее сказать, учился, – ответствовал Староверов, с опаской глядя на липкий стол и на заляпанный пиджак своего нового знакомого.

На пиджаке сохранилась всего одна пуговица, и был он засален до самой последней крайности, но всё же было заметно, что некогда эта вещь покупалась в весьма дорогом магазине…

– Стало быть, занимались наукой… Грызли её гранит, так сказать, – опять заговорил, но уже негромко, этот новый случайный знакомый, после того, как они, предварительно чокнувшись, выпили по стакану вина.

Староверов кивнул и, откинувшись на спинку стула, испытал вдруг приятное опьянение, лёгкое головокружение и неожиданный прилив сил.

– Моя фамилия Мармеладов, – продолжил собеседник всё так же негромко. – Когда-то служил в полиции… Был, между прочим, на хорошем счету…

– А что же теперь не служите? – спросил Староверов, с уважением глядя на крепкое телосложение собеседника.

– Коварство судьбы… Переменчивость фортуны… Непостоянство, свойственное человеческой жизни…

Мармеладов хотел было снова наполнить стакан бывшего студента, но тот отрицательно замотал головой.

– Вижу в вас определённую скорбь, мой новый товарищ, – сперва выпив, но уже в одиночку, опять заговорил Мармеладов. – Я, знаете ли, весьма опытен и вижу людей насквозь… Вы человек, как мне кажется, одарённый, начитанный… В столицу явились из далёкой провинции… С учёбой у вас не сложилось… Живёте теперь на съёмной квартире и пребываете в крайней бедности… Мысли ваши, однако, заняты чем-то великим… Мечтаете сделать открытие, известие о котором перевернуло бы мир вверх тормашками… Страдаете от одиночества и чувствуете себя изгоем…

– Вы правы, сударь, – скрестив на груди руки, вновь кивнул Староверов.

– Чувство скрытого интеллектуального превосходства над окружающими мешает вам обрасти друзей… Что-то тяготит вашу душу. Вас одолевают сомнения и тревоги… Я это сразу приметил, стоило вам только войти. Вижу, что к кабакам вы совсем непривычны, а кабацкие разговоры вам кажутся навязчивыми и пустыми…

– Вы снова правы…

Староверов с опаской оглянулся на хозяина распивочной. Тот стоял в своих огроменных, начищенных до блеска сапогах, в широченных брюках из грубой ткани и в замызганной кожаной жилетке. Рукава его рубашки были закатаны до локтей, приоткрывая мускулистые волосатые руки. Хозяин застыл, уперев руки в боки, и внимательно слушал их разговор, отчего бывшему студенту стало совершенно неуютно. – Послушайте, Мармеладов, вы вроде уже достаточно захмелели, позвольте я провожу вас домой…

– Ну, разве что после ещё одного стаканчика…

Сделав задуманное, Мармеладов поднялся.

– Идёмте на улицу… Проводите меня… Дом Козеля… Это рядом…

Идти им было недалеко. Шагов, наверное, триста. Не больше. Мармеладов оказался пьянее, чем ожидал студент, и еле переставлял одеревеневшие ноги.

– А где же вы, сударь, учиться изволили? – спросил Мармеладов, наваливаясь на Староверова всё сильнее.

– В университете учился… Почвенный факультет…

– А я, знаете ли, юрист! – вскричал в ответ спутник бывшего студента, останавливаясь и задирая кверху указательный палец. – Кондицио сине ква нон!

Мармеладов изрёк это с таким важным видом и так громогласно, что прохожие стали оборачиваться.

– Шляпа ты немецкая! – беззлобно крикнул не то Староверову, а не то пьяному до безобразия Мармеладову какой-то парень из довольно крупной компании, прогуливающейся по улице. Малый этот лихо играл на гармони, а идущие рядом девицы с хохотом подпевали.

Мармеладов на этом не остановился и выдал ещё несколько латинских фраз, впрочем, никак между собою не связанных. Прохожие смеялись, а Староверов уговаривал его прекратить представление.

– Отчего же вы бросили учёбу? – выговорившись на латыни, обратился к неожиданному новоиспечённому приятелю бывший сыщик.

– Да надело до смерти…

Староверов был рад, что они опять отправились в путь, приближаясь к старому внушительному четырёхэтажному дому, типичному сооружению для промышленного квартала.

– А вы почему оставили службу? – помогая спутнику подниматься по тёмной и узкой лестнице, зачем-то спросил Староверов.

– А… Дело-то уж и давнее… Сколько же лет прошло?! Странно… Не помню!

На лестнице становилось всё темнее, а прелый запах, ударивший в ноздри ещё во дворе, теперь многократно усилился.

– Темень-то какая, даром что белые ночи… – сказав это, бывший студент чертыхнулся.

– Серия кошмарных убийств на фоне бедности и социальных проблем… Благоприятная среда для преступников… Коррумпированная полиция некомпетентна… Технологическая отсталость в методах сбора доказательств и экспертизы… – продолжил Мармеладов, остановившись перед покосившейся, почерневшей от старости дверью в конце лестницы, на самом верху. – Так судачили разного рода умники, и их поддерживали обыватели, подогреваемые писаниной проклятых газетчиков! «Дело вампиров», – прозвали ещё тогда эти ужасы… С него-то и началось моё падение в бездну!

– Отчего же вампиров? – искренне удивился Староверов.

– Чушь, конечно, полнейшая, но были там и правда мистические обстоятельства, – кивнул собеседнику Мармеладов и постучался в дверь.

– Какие обстоятельства? – быстро спросил Староверов.

– Тссс! – прикладывая к губам указательный палец, произнёс Мармеладов. – Это уже служебная тайна!

Дверь отворилась, открыв перед собутыльниками худую высокую женщину с болезненным бледным лицом. За спиной этой женщины царил ужасающий беспорядок. Комната была маленькая, заваленная какими-то детскими вещами, заставленная старой мебелью… Всё это отвратительно освещалось жалким коптящим огарком…

– Пропил все деньги, да? – спросила женщина у Мармеладова на удивление спокойным тоном.

– Что ты называешь деньгами? – подмигнув студенту, ответил бывший сыщик. – Жалкую медь… Гроши! Не позорь меня перед другом, Катерина…

Из-за соседней двери раздавался безумный хохот, какие-то нецензурные выкрики… Кажется там курили сигары, играли в карты и пили вино.

– Это моя супруга, господин Староверов, а это…

Мармеладов видимо хотел со свойственной ему вычурностью представить жене нового товарища, но та вдруг отпихнула молодого человека самым бесцеремонным образом и принялась шарить у мужа по карманам.

– Шмон… Облава! – расхохотался бывший сыщик, покорно поднимая вверх руки. – Всем оставаться на местах! Сохранять спокойствие и порядок! Готовим документы, граждане!

Веселье это было прервано звонкой пощёчиной. Екатерина ухватила супруга за отворот пиджака и бесцеремонно втянула за собою в комнату. Дверь перед носом Старовера громко захлопнулась.

– Двенадцать целковых было! Всё пропил… До последней копейки!

Дверь внезапно распахнулась заново, и женщина, растрёпанная, вспотевшая, похожая теперь на разъярённую фурию, уставилась на застывшего на пороге студента.

– Стыдно вам должно быть, молодой человек! У нас детям есть нечего, а вы с ним пьёте!

Староверов молча попятился, затем быстро, перескакивая через ступени, понёсся по лестнице вниз.

Уже выбегая во двор, услышал он женские крики, раздававшиеся из окна на четвёртом этаже…

«Ну, что за вздор это всё! – подумал бывший студент. – Она же могла на меня наброситься… Не хватало ещё вернуться к себе с расцарапанной рожей…»

Пошарив в кармане и нащупав какую-то медь, Староверов подумал было вернуться, всучить эту мелочь несчастной женщине… Потом, махнувши рукой, отправился прочь со двора.

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» январе 2025 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: