Преступление и...

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за январь 2025:

 

На чтение потребуется 7 часов | Цитата | Скачать файл | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Ночью Староверову приснился кошмарный сон… Да, в самом начале и не кошмар даже вовсе, а скорее история, почерпнутая им из книг и научных статей… В царстве гигантских ящеров, где среди растений властвовали исполинские папоротники, в океанах обитали колоссальные по размерам хищники, а небо застилали густые молочные облака, в тени громадных деревьев прятались крохотные грызуны. Их подземные убежища, затерянные в лабиринтах корней, становились оазисами тишины в мире быстрых зубастых рептилий и бурной доисторической жизни. Мир принадлежал динозаврам, их громоздкие тела сотрясали первобытную землю, а в небе мелькали грозные и стремительные силуэты летающих ящеров. Грызуны вели скромную жизнь, лишь ночами решались они покидать свои норы, чтобы добраться до крошек, оставшихся после трапезы непобедимых гигантов. В маленьких, слабых мозгах, зарождались первые слабые искорки той небывалой мощи, что впоследствии, многократно усилившись, приведет к появлению на Земле человечества. Прошли миллионы лет… Говорят: миллионов двести!.. Динозавры канули в лету, уступив место новым обитателям. На всепланетарную сцену явились приматы, по-прежнему ведущие ночной образ жизни. Их мозг, уже более сложный, собирал информацию об окружающем мире, анализировал её и делал простые, пока краткосрочные прогнозы. С каждой новой ночью, с каждым новым днём их мозг – эта сложная электрохимическая машина – накапливала данные, пытаясь предвидеть опасность, найти пищу, отыскать подходящую пару для производства потомства… И вот наступил новый этап – на планете возник человек. Шестерёнки вселенских часов крутились теперь всё быстрее… В глубинах человеческого сознания, в вихре нескончаемых импульсов и переплетении мыслей зародилось новое качество – способность не только анализировать и предсказывать окружающую реальность, но и познавать весь огромный мир в его необъятной, бескрайней картине. Кроме того, возникла потребность исследовать своё «Я»… Что позже окажется более важным и сложным, чем изучение всей Вселенной…

Постепенно человек превратился в самое сильное существо на Земле. Ни крупные хищные птицы, ни саблезубые кошки, ни гигантские крокодилы уже не могли соперничать с человеком, который завоевал всю планету… Но эволюция не стояла на месте… Исподволь, в тайне от большинства людей, среди них зарождалась новая, небывалая по возможностям раса… Невидимая вначале, почти неощутимая сила превращала мозг этих новых властелинов планеты из сложной Машины, способной анализировать информацию, в нечто гораздо более могущественное… В нечто, способное не только ежесекундно прогнозировать будущее, опираясь на жизненный опыт, но и воздействовать на реальность…

Бывший студент вдруг увидел себя за столом… С любопытством и ужасом вглядывался он в зеркало, видя в нём, как работает его мозг – чрезвычайно сложная система, анализирующая огромные объёмы информации. Десятки миллиардов нейронов мерцали подобно звёздам, формируя сложные сети. Каждая мысль была как маршрут, проложенный по этим звёздным тропам. Каждое воспоминание – яркая вспышка. Затем он неожиданно понял, что находится в новом месте… В чистой уютной комнате с большой кроватью, застеленной разноцветным дорогим покрывалом. В комнате с огромным старинным комодом, рядом с которым соседствовал застеклённый шкафчик с иконами…

«Где это я?» – подумал Староверов и с ужасом обнаружил, что руки его перепачканы кровью и держат внушительную связку ключей, позвякивающую от мелкой нервной дрожи в этих самых руках.

На пороге вдруг возник силуэт…

«Боже! Старуха-процентщица. Та самая, из газетной заметки!»

– Здравствуйте Алёна Ивановна, – хотел сказать Староверов, но из горла его вырвался лишь жалобный сдавленный всхлип.

Старуха смотрела на студента с каким-то злобным недоверием, будто пытаясь понять, что делает он в её спальне… Затем она от чего-то захохотала…

– Дело о вампирах! – произнесла она громко.

Староверов вдруг понял, что не старуха это совсем, а переодетый в женское платье Мармеладов. Обрядился он так, чтоб внедриться в мрачные тайны преступного мира, разрешить наконец то давнее дело, что привело его на самое дно человеческого существования…

– Тссс! Служебная тайна… – сказал Мармеладов, прикладывая к губам указательный палец.

За спиной сыщика тут же возник невообразимый шум. Газетчики с их блокнотами, с фотографическими аппаратами на треногах, расталкивая друг друга, ворвались в спальню. Некоторые тут же стали что-то записывать, стремясь не пропустить ни единого слова, ни единой детали происходящего. Другие принялись фотографировать, поджигая длинными спичками порошок для создания ослепительной вспышки.

– Да стой же… Куда ты собрался?! – предостерегающе подняв руки, закричал Мармеладов.

Растолкав корреспондентов, Староверов выбежал из спальни, бросился к двери, стремясь оказаться на лестничной клетке. По дороге увидел лежавшее на дощатом полу безжизненное женское тело…

«Боже, это сестра процентщицы! Она ведь тоже была убита!»

На лестнице путь Староверову преградила нелепая фигура в пальто и фетровой шляпе… Огромные квадратные очки скрывали глаза, зато шарф сполз на шею и низ лица обнажился. Рта и подбородка видно не было… Вместо них – ужасающая пустота!

– Уйдите с дороги, Гриффин, мне не до вас! – закричал Староверов.

– Гриффин?! Ты что несёшь-то, дурья башка?

Вслед за этими словами раздался весёлый задорный смех…

Вскочив на постели, Староверов узрел своего университетского приятеля по фамилии Разумихин.

– Ну, что же с тобой, дружище, битых полчаса не могли к тебе достучаться… Послали за доктором… Думали, у тебя приступ лихорадки…

– Какого лешего вы все здесь делаете? – встряхнув головой, сказал бывший студент.

В дверях его маленькой комнаты в самом деле столпилось несколько человек. Рослый, широкоплечий, вечно смеющийся Разумихин. Ещё трое каких-то незнакомых мужчин. Кроме того, из-за двери выглядывала Настасья – кухарка и служанка квартирной хозяйки. Из-за спины Настасьи выглядывал ещё и дворник…

– Перепугал ты нас всех… Уж думали, у тебя приступ, – сказал Разумихин. – Вот… Тут тебе расписаться нужно…

– Что это?! Повестка в полицию?

Староверов лихорадочным взглядом всматривался в лица мужчин, пытаясь понять, кто из них притащил повестку.

– Какая там повестка…

Разумихин снова заржал.

– Денежный перевод вам пришёл, – сказал один из присутствующих, державший в руках какие-то бумаги. – Подписывайте вот тут и дело с концом. Тридцать рублей от маменьки вашей на нашу контору пришло… Да вот застать вас дома никак не могу.

– Ну что же ты братец, будто бы и деньгам не рад, – пересаживаясь на кровать Староверова, сказал Разумихин. – Я тут гостя к тебе привёл… Мечтает с тобой познакомиться.

В комнате бывшего студента теперь от всего нашествия остались лишь двое непрошеных гостей. Университетский его приятель и мужчина лет тридцати пяти. Прекрасно одетый, роста, пожалуй, ниже чем среднего… Полный… С круглым лицом, которое могло бы показаться добродушным и даже весёлым, если бы не колючие, цепкие и внимательные глаза.

– Родственник мой… Правовед… Неделю уж просит тебя с ним познакомить… Очень ты, Родька, ему интересен…

– Позвольте представиться… Порфирий Петрович…

Родственник Разумихина протянул Родиону руку. Рукопожатие у Порфирия Петровича оказалось вялым, но стишком уж продолжительным… Отчего бывшему студенту сделалось как-то не по себе.

– Староверов моя фамилия… Присаживайтесь вон на тот стул… Сами видите, тут какая-то каюта, а не комната…

– Да уж, роскоши у вас маловато, – посмеялся родственник Разумихина и тут же проворно опустился на стул, закинув нога на ногу и облокачиваясь на стол.

– А деньги, которые тебе мать переслала, я, пожалуй, возьму, да подкуплю тебе приличных вещей… Надо тебя одеть хорошенько… Есть у меня, Родион, к тебе дельце одно… Но о нём мы потом поговорим…

– Что за секреты и что же за дело такое? – спросил Порфирий Петрович, разглядывая Староверова самым бесцеремонным манером.

– Да ерунда… Тебе это неинтересно будет… Так, заработать хочу ему предложить… Он ведь, говоря между нами, талантливый малый… Ходит только, словно бродяга… Да не ест ничего порой целыми днями…

– Скажите, пожалуйста, какой ужас, – покачал головой правовед, в который раз пристально рассматривая бывшего студента. – А что же вы не напишите заявление в полицию? С финансами у вас плохо, а вещи ваши лежат без дела… Надобно их скорее вернуть обратно… Выкупить… Или как там?.. Да впрочем, вам всё объяснят…

– Какие вещи, при чём тут полиция? – побледнел Староверов, вскакивая с постели, на которой спал, после визита к Мармеладову, почти не раздевшись.

– Как, то есть какие-с? Серебряные часы на цепочке… Потом ещё, табакерка какая-то…

– Да, вы, о чём таком говорите? – почти что крикнул Староверов. – Ровным счётом не понимаю, о чём идёт речь…

– Где у тебя тут табак? – спросил Разумихин, оглядываясь по сторонам. – Забыл я, Родька, совсем, сказать тебе, что полиция опрашивает закладчиков, что бывали в доме убитой процентщицы… Да ты, наверное, слышал уже историю…

– Я-то при чём тут?

– Да видишь, я сам говорил Порфирию, что ни при чём, а они там в полиции нашли у убитой старухи в бумагах, что посещал её некий Раскольников… Принёс ей в заклад часы и какую-то там табакерку… Цена им всего пять рублей…

– Раскольников? Вот оно что! Но почему вы решили, будто Раскольников это я?

– Через редактора выяснили… Это ведь ваш псевдоним? – Порфирий Петрович поморщился, подняв глаза кверху. – Как же там называлась ваша статья… Забавная такая ещё статейка… А! Преступление и…

Правовед задумался, вспоминая название.

– «Преступление и наказание», – рассмеялся тут Разумихин, закуривая. – Родя её написал полгода назад. Когда ещё университет посещал.

– Узнали, значит, что статья моя и подписана псевдонимом Раскольников, – кивнул Староверов. – Потом выяснилось, что среди клиентов убитой старухи был человек под такой фамилией… Но так это совпадение!

– Вещей вы, значит, никаких не закладывали?

– Нет… У Алёны Ивановны – нет… – быстро поправился Староверов.

– Я же так им и говорил! – обрадовался Разумихин. – Что всё это совпадение просто!

– Загадочных совпадений там больно уж много, – усмехнулся Порфирий Петрович. – Да вы, сударь мой, не сердитесь так… Просто по долгу службы-с поинтересовался… Так вышло, что это чудовищное преступление вызвало в обществе резонанс небывалой силы… А я, по воле судьбы, назначен начальством, как пристав следственных дел, к раскрытию всех обстоятельств данного ужасного случая… И выявлению, так сказать, лица, свершившего данное злодеяние…

– Уж не меня ли вам вздумалось подозревать? – спросил Староверов, затем растерянно поглядел на дымящего папироской Разумихина. – Каких ещё много совпадений? О чём вы?!

– Вы будто бы побледнели, Родион Романыч…

– Да прекратите вы эти свои насмешки и всяческие намёки! Отвечайте прямо…

– Ну, когда бы подозревал, то не пришёл бы к вам с дружеским, так сказать, визитом, а вызвал бы к себе в кабинет… Что касается совпадений, то их правда ведь много… Судите сами… Обе ваши вещицы… Ах, простите, не ваши, а некоего Раскольникова… Обнаружены в доме убитой ростовщицы… Завёрнуты в бумажку, на которой карандашом всё написано…

– Что написано? – хрипло спросил Староверов.

– Все! – повторил тут сыщик и вдруг рассмеялся. – Фамилия закладчика и дата, когда он вещи эти принёс… Чего же ещё, вы подумали, там могло быть?

– Ну а ещё совпадения какие? – спросил Разумихин, глядя на университетского друга с нескрываемой жалостью.

– Та самая статейка, к примеру… Знаешь ли ты, Дмитрий, о чём она?

– Не знаю пока, но непременно отыщу и прочту! В «Еженедельных речах» была издана?

– А статейка, между прочим, прелюбопытнейшая… С философским, сказал бы, смыслом… Только вообрази себе, Дима, оказывается, на свете есть некие люди… В общем, имеющие право на преступление… Законы для них не писаны… Ну, потому что они – эти люди – особенные… Не такие, как все…

– Вот не поверю, что Родька мог так написать!

– Вы ведь намеренно искажаете смысл, Порфирий Петрович? – спросил Староверов, делая над собой усилие, чтоб говорить как можно более спокойным тоном. – Не так ведь было! Так, как вы сказываете, и цензура бы не пропустила…

– Да я недавно-с всё перечел… Так и написано, как я сказал…

– Речь там, прежде всего, о том, что в мире есть два разряда… Может быть, два разных вида людей… Внешне неотличимых один от другого… Ну, быть может, и отличимых, тут разговор отдельный! Впрочем, намёки ваши я понял… Вас ведь та часть статьи заинтересовала, где я рассуждал о великих личностях вроде Ньютона или Бонапарта?

Порфирий Петрович молчал, глядя на Староверова холодным непроницаемым взглядом.

– Я в самом деле поставил там некий мысленный эксперимент… Что если бы Ньютону, для того чтобы донести до человечества своё великое открытие, понадобилось бы перешагнуть закон? Ньютону, Кеплеру, кому-то ещё из тех, кто способен дать человечеству нечто новое… По-настоящему важное для развития… Им вот, таким особенным людям, позволено… Как гипотеза… Руководствоваться не общепринятыми понятиями о морали и совести, а самим решать, чему следовать!

– Ах, вот как, оказывается, было написано! А я не так, значит, понял… Ай-я-яй… Но вы уж простите, Родион Романыч… Я ведь человек второразрядный по вашей классификации… Не тот интеллект… Но, позвольте… Выходит, мешает нашему Ньютону некая старуха-процентщица… Это я для примера… Он работает над великим открытием… Беден… Денег у него нету… А эта стерва порой по пять тысяч даёт под залог…

– Вы издеваетесь надо мной…

– Отнюдь, рассуждаю просто! Так вот… Раз речь идёт о благе человечества… А препятствием к этому благу является какая-то злобная и жадная старушка… Берёт наш Бонапарт… Или… Ньютон… Топор… Прячет его под сюртук, а в карман кладёт табакерку…

– Какие ужасы ты, Порфирий Петрович, рассказываешь, – осуждающе заметил Разумихин.

– А отчего же ужасы? Раз это для блага Ньютона нашего нужно… Ну и всего человечества тоже…

– Упиваетесь собой, да? – спросил Староверов с неприкрытым уже раздражением. – Не было у меня в статье ничего такого! Ни воровать на базаре, ни людей убивать направо и налево я не предлагал там! Всё это вы сами досочинили… Речь шла о том, что люди есть двух разновидностей…

– Так это мы как раз поняли, – рассмеялся сыщик. – Только вот, господин Староверов, возникает вопрос! Нам-то, людям обыкновенным, что прикажете делать? Разрешить нашему Ньютону брать топор и идти к старухе, препятствие для блага человечества устранять? Или же схватить его… Подвергнуть суду, по общему для всех закону… А после отправить на каторгу… Вот чего в вашей статье не смог я найти.

Порфирий Петрович внезапно вспомнил о срочных делах, поспешно откланялся и уже в дверях заметил, что если Староверову помощь его потребуется или он что-то вспомнит, что может пролить свет на загадочное это дело, то, мол, будет ждать и с радостью его примет.

В маленькой комнате под самой крышей мрачного пятиэтажного дома на Сенной площади возникла весьма неловкая пауза.

– Слушай, дружище, я в самом деле не знал, чего ему нужно, – с виноватым, растерянным видом сказал Разумихин, видя, как мучается Староверов, как он напуган визитом пристава и в каком смятении его чувства. – Но, если б было у них на тебя хоть что-то существенное, то не стал бы Порфирий здесь психологию всякую развивать… Ну сам посуди, закладчики все, как только весть об убийстве распространилась, сразу сами пришли… А этого вот Раскольникова никогда и не видел никто… Вещи в залоге есть, понимаешь… А самого его нет! Как будто призрак какой-то… Вот Порфирий и обозлился… Что ухватить этот призрак за хвост не может никак!

«Как он ловко, однако, подметил всё это! Нет у них ничего на меня… Вот и беснуются от бессилия», – мысленно ухмыльнулся Староверов, продолжая молча смотреть на оправдывающегося друга.

– Ну вот поразмысли… Отчисленный студент… Живёт в крайней бедности… Ботинки без подошв, шляпа в дырах… А тут ещё эта хозяйка квартирная… А тут ещё вексель какой под нос! Извольте, мол, оплатить… Тут ещё лихорадка… Недоедание… Живёт при этом, словно затворник… Может, обижен на всех, озлобился на всё общество…

Староверов продолжал молчать, глядя на приятеля своими глубокими тёмными глазами, скрестивши на груди руки и рассматривая его сверху вниз.

– А студентик-то, заметь, такой себе на уме… Цену-то себе знает! Умный! Начитанный! Мнительный при этом и неравно истощённый! Самомнение, как у Наполеона… Статейки подозрительные пишет! В которых как бы оправдывает преступление, коли оно препятствие перед великим человеком устраняет… Впрочем, сам прочитаю… Не верю я, что прямо так у тебя там написано… А тут как раз и убийство старухи! А тут и факты, что некий Раскольников бывал в её доме… Ценности в залог приносил… А кто он таков? А неведомо… Никто и не видел его! А тут, понимаешь, статья… И псевдоним под ней! А чей псевдоним… Не того ли студента, нищетой изуродованного?

– Статья моя не о том совсем, что Порфирий твой тут излагал…

Староверов заговорил наконец, и Разумихин, вздохнув с облегчением, тут же схватился за новую папиросу.

– Сказано было, что есть среди нас особые люди… Рождается их чрезвычайно мало… Цифр точных, мне, разумеется, неизвестно! Человек любой сам по себе существо уникальное! Да это и так всем понятно… Однако…

– Однако гениев рождается мало, – кивнул Разумихин.

– Да не о гениях шла там речь! – воскликнул возмущённый Староверов. – О, том, как мозг человеческий, в процессе эволюции…

– Вот! – хлопнув себя по лбу, почти крикнул Разумихин. – Забыл совсем с этой всей философией о том, зачем, собственно, к тебе сегодня нагрянул. Бог с ней с этой статьёй! Поинтереснее дело к тебе у меня имеется…

Потрясённый подобной бестактностью, Староверов осёкся на полуслове.

– Завтра куплю, на те деньги, что мать тебе перевела… Понятно, что с отчётом… Приличные вещи… Ботинки, костюм и шляпу… А то, эта тво, уже и на пугало не годится… Есть у меня к тебе, Родька, одно предложение…

– Опять переводы с немецкого, за копейки?

– Брось ты… Наплюй на все переводы! Пойдём мы с тобой в весьма приличное общество! Вроде литературного кружка… Собираются там весьма достойные люди – среди которых есть очень влиятельные! – для обсуждения новых идей и философских течений… В пятницу приглашают тебя и меня на своё собрание… На Фонтанке оно состоится, в доме одном… Квартира на втором этаже…

– Я им зачем? – недоверчиво спросил Староверов.

То, как Разумихин вечно старается заботиться о его персоне, Староверова иногда раздражало, а подчас забавляло… Приятель его был по уши влюблён в сестру Родиона. Сох по ней с прошлого лета, когда увидел впервые… Возможно, в этом была причина столь беззаветной заботы о Родионе, которую столь часто проявлял его друг.

– Ну, я рассказал им, что ты выдающийся человек, увлечённый новомодными штучками… Гипноз и внушение, медитация, психология толпы… Ты же всем этим, помнится, сильно интересовался! Я так и вовсе уверен, что у тебя великое будущее!

– Что за вздор ты несёшь? Какой ещё кружок? Ты-то в нём как оказался?

– Да, в общем, случай представился… Слушай, Родя, ты давай не кричи, не маши руками, а подумай, как там себя показать… Говорю тебе, люди собираются благородные, с большими возможностями… Сможешь представить своё открытие им, как положено, чтобы заинтересовать… Может, вся жизнь твоя изменится…

– Какое открытие, что ты мелешь?!

– Ну вот чего ты злишься? Может, не так я выразился… Ну не открытие, назови это как тебе хочется… Я же для твоего блага стараюсь! Ну что ты теряешь? Ну соберёмся мы в узком кругу людей, которым небезразлично будущее человечества… Которых интересуют свежие мысли… Что в этом плохого?

– Второй уже за два дня…

– Чего ты сказал? Какой второй, ты о чём?

– Да так… Свои мысли…

«Сперва этот Гриффин со своими угрозами, а теперь и Разумихин…»

Староверов прошёлся по комнате и вдруг рассмеялся.

– Ладно, мне пора прогуляться… Сходим, так уж и быть, на твою вечеринку по пятницам. Уговорил! Какой, говоришь, там адрес?

– Где-то записан… Да на Фонтанке это… В старом районе… А рядом дома петровской ещё постройки имеются! Так-то я по памяти номера и не помню… Но есть поблизости газетный ларёк, мастерская часовщика и старинный трактир. Вход, значит, со двора… На втором этаже будем собираться…

Когда Разумихин ушёл, Староверов какое-то время стоял в задумчивости. Затем как ошпаренный бросился в угол комнаты, сел на корточки и принялся шарить в месте, где запылившиеся обои отставали от стены, образуя некий тайник.

«Обыск возможен, обыск! – с ужасом стучала мысль в голове бывшего студента. – Ну как нагрянут, пока на прогулке буду! Жандармы, полиция, Порфирий! А то и Гриффин! Или друзья этого Разумихина… Всем же им до меня есть дело!..»

Нащупав то, что искал, Родион вытащил руку… Вытер вспотевший от напряжения лоб…

«Перепрятать надобно… В надёжное место укрыть! Куда бы только? Может быть, в лес? В такое местечко, где безопасно… На острова куда-нибудь, где прогуливаются обычно любители романтики… Всякие любители природы! Всяческие мечтатели…»

Староверов хотел уж было собраться, но тут подумал, что всё, что он под обоями прячет, следовало бы хорошо завернуть… Схватил со стола газету, под которой письмо недописанное лежало.

«Ещё бы коробку какую-нибудь!»

Потом новая мысль пришла в голову Родиона, и он, ухватившись за ножницы, принялся кромсать старый непромокаемый плащ.

«Сначала всё заверну в газету, потом ещё в этот кусок от плаща… Перевяжу тесьмой хорошенько… А после уже – в коробку!»

Приготовив свёрток, в который упаковал со всей тщательностью всё, что скрывал в тайнике под обоями, Староверов принялся думать, куда бы это засунуть под одежду так, чтоб никто ничего не заметил.

«В панталоны, что ли, запихнуть, а сверху пальто надеть?!»

Панталоны были шерстяными, вполне ещё пристойными, правда, карман в них остался всего один. Староверов втянул живот, попытался пристроить свёрток, когда дверь в его каморку распахнулась, и в комнату заглянула Настасья.

– Не ел сегодня, небось, ничего? – спросила кухарка, державшая в руке тарелку. – Чего, делаешь-то?

– Уйди отсюда, я занят! – крикнул на неё Староверов, в панике пряча за спину сверток.

– Чем занят-то? Спишь целыми днями, как псина какая-нибудь дворовая…

– Тебе что за дело? Уйди! Не хочу я есть!

Девушка, состроив обиженную гримасу, исчезла за дверью…

Староверов в отчаянии плюхнулся на кровать.

«Пойти на набережную и выкинуть всё в Неву! Всё равно, если спрятать под куст, пропадёт это… Сгинет, как будто и не было! Да сам потом могу не найти!»

Так он лежал, страдая и мучаясь сомнениями, несколько минут. Потом вскочил и крикнул громко:

– Настасья!

Дверь снова тут же отворилась.

– Чего орешь как оглашенный? – спросила девица, в руке у которой теперь горела свеча.

– Дверь затвори и пойди поближе…

– Ну?

Кухарка приблизилась и смотрела на студента с нескрываемым сочувствием.

– Есть у тебя, где спрятать вот это?

Староверов протянул свёрток.

– На дно сундука своего могу положить… А что это? Ты не из этих ли, часом?

– Из каких, из этих? Ты о чём?

– Откель мне знать, из каких… Может, из этих, которые против царя?

– Да нет же, Насть, что ты! Это… Как бы тебе сказать? В общем, ценное для меня очень… Спрячь, пока обратно не попрошу…

– Ладно, давай… Щас супа тебе принесу… Хлеба ещё и соли…

– Ложку не забудь, – сказал Староверов, глядя, как заветный свёрток уплывает из комнаты вместе с заботливой девицей.

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» январе 2025 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: