Театр страха

 

Купить в журнале за март 2016 (doc, pdf):

 

На чтение краткой версии потребуется 3 часа 20 минут, полной – 9 часов | Цитата | Аннотация | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf         16+

 

 

 

Когда оба поднялись из-за стола, Лена отскочила от двери и бросилась к Фаниной комнате. Но сколько она ни стучала, сколько ни звала, ни уговаривала старушку открыть окно, чтоб передать ей еду, та не отозвалась, не подошла к запертой двери и вообще не подала никаких признаков жизни. Лена всерьёз обеспокоилась состоянием сестры Краснопевцева. Ей нужен был доктор, но заводить об этом разговор с Лаврентием не имело смысла. Он был упрям и неоправданно жесток к Фане. Лена зашла на террасу, с которой был виден задний двор, выглянула на улицу и услышала обрывки разговора гостя и хозяина, которые вышли прощаться на крыльцо. Они говорили о предстоящей зиме, обсуждали поселковые дела. Простились вполне дружески. По тону их разговора невозможно даже было предположить, что четверть часа назад Берендеев и Краснопевцев были настоящими врагами. Но, когда джип бизнесмена отъехал со двора, Лаврентий вернулся в дом взбешённый. Даже в сердцах поддел ногой своего любимца Пилата. Тот, повизгивая, убежал на террасу, наполовину заваленную постельными принадлежностями, обувью и другим барахлом, и лёг, обиженно забился в угол. Лена пришла туда, чтобы утешить пса, и вспомнила про пузырёк с остатками снотворного. Она просунула руку в мягкий штабель матрасов и одеял и вытащила склянку с наклейкой в виде собачьей морды. У девушки от безысходности созрел дерзкий план: повторить «подвиг» воров, в одну из ночей побывавших в доме Краснопевцева, подсыпать Лаврентию в еду сонного порошка, снять с его шеи связку ключей и освободить Фаню. Пусть не насовсем, но хотя бы накормить бедняжку, чтоб она на воде и сухарях концы не отдала. Нужно было лишь выбрать подходящий момент…

Ждать долго не пришлось. Лена услышала, что хозяин кличет её по имени, быстро сунула пузырёк в карман и поспешила в столовую.

– Уберись тут, – раздражённо буркнул он, неприязненно глянув на остатки пиршества. – И сделай мне чаю. Зелёного, с мятой.

Это был шанс. Лена бросилась исполнять его приказание. Она поднялась в кухню, вскипятила воды в чайнике, насыпала Лаврентию в его любимую литровую кружку заварки с травами, вытряхнула туда остатки собачьего снотворного, перемешала всё ложкой, поставила на поднос и понесла хозяину.

Лаврентий ещё не отошёл от разговора с отцом Фоки. Ему было досадно, что бизнесмен вот так легко и просто вынудил его играть по своим правилам. Его! Юриста со стажем! Прокурора в отставке! «Сволочь, – бормотал старик, отхлёбывая из кружки. – Сволочь и мироед, капиталист проклятый. Мало вас стреляли, в тюрьмах гноили, из страны выгоняли. Совсем, думали, от вас избавились, все росточки затоптали, а вы опять тут как тут. Проросли, поднялись, плечи расправили. Теперь хрен вас скинешь. Только, если Фараон вернётся…»

Лена собирала посуду со стола и слушала, как Краснопевцев костерит бородача. Потом отнесла всё в кухню, включила титан и принялась мыть горячей водой тарелки и вилки. Но думала лишь об одном: не мала ли была доза? Подействует ли она на старика?

Опасения её были не напрасны. Лаврентий не только не заснул, он только сильней возбудился от зелёного чая, заперся у себя в кабинете, и почти до утра у него горел свет. Лене не оставалось ничего, как, убравшись в столовой, отправиться спать. Девушка засомневалась: может быть, собачье снотворное не подходит для людей? Может быть, стоит завтра сходить в обычную человечью аптеку? Правда, она совсем не разбиралась в лекарствах. Мама всегда лечила их мёдом и травами. Но в аптеке работают знатоки своего дела. Могут подсказать, посоветовать, какой препарат надёжней...

Излишне говорить, что сон её был неглубоким, тревожным. Она несколько раз засыпала и видела короткие и страшные сны. Ей снилась заснеженная Михеевка. Солнечный день, похоронная процессия. По улице движется процессия людей с печальными лицами. Все в чёрном, гроб тоже чёрный.

– Кого хоронят? – спрашивает Лена.

– Ульяну, – говорят.

Девушка тянет голову вверх и видит: крышка гроба приоткрывается. Ульяна смотрит на неё горящими глазами, грозит пальцем и хохочет, показывая гнилые осколки зубов. И все за ней начинают смеяться взахлёб, корчатся, хватаются за животы, валятся наземь. И деревья трясутся в диком хохоте, стряхивая с голых ветвей снег, и дома…

После этого сна Лена проснулась. Ей показалось, что дом Краснопевцевых, на вид огромный и крепкий, ходит ходуном от смеха. На самом деле он просто поскрипывал от ветра. Потом девушка никак не могла уснуть. Ей вспомнилась сумасшедшая Ульяна, и как она обвинила Краснопевцева, что он держит в доме мумию…

Следующий сон был не лучше предыдущего. Лене снилось, что она со свечой в розетке поднимается по лестнице в мезонин. Свободно открывает дверь в комнату лежачей больной, на цыпочках подходит к её постели. Отдёргивает одеяло и видит, что там не человек, кукла. Та самая, что подарила ей Юля. С круглым лицом, жёлтыми волосами. Лежит и улыбается красным нарисованным ртом.

– Почему ты здесь? – спрашивает Лена.

– Потому что я – ты, – отвечает кукла.

– А я кто? – удивляется Лена.

– Ты? Ты… мумия, – отвечает она голосом Краснопевцева. И вот уже нет ни чердака, ни куклы. Она лежит совершенно голая на каком-то столе. И ни рукой, ни ногой пошевелить не может. И вся вымазана чем-то чёрным, липким, пахучим. Пахнет какими-то лекарствами. Всё в дыму. И сквозь дым смутно проступают мензурки, колбочки. «Я в химической лаборатории у Лаврентия, – понимает во сне Лена. – Он из меня мумию делает». Вскоре она увидела и самого Краснопевцева. Будто наяву. Розовощёкого, с торчащими в разные стороны седыми патлами, в тонких металлических очках. Старик склонился над её неподвижным телом и, набирая из кастрюли густую тёмную массу, продолжал обмазывать её. Вещество мгновенно присыхало к коже, и она каменела, теряла чувствительность. Лена пыталась что-то возразить, но Лаврентий злился и как всегда твердил:

– Молчи, не спорь, я спорщиц не люблю. Хорошо, хорошо взяла…

Он плотоядно захихикал и потёр грязные руки. После чего плотно запеленал её в какую-то тряпку и положил в ящик, похожий на тот, в котором Китаец и Фантомас выносили труп…

А потом был сон, что она уже не мумия, а каменная статуя, и стоит посреди фонтана, который вдруг забил посреди двора Краснопевцева, возле серебристой ели. Светит яркое солнце, вокруг не помойка, как в жизни, а цветник. Диковинные красные, жёлтые, голубые цветы тянутся к её ногам. Холодные струи омывают её, стекают по голове, по лицу, по плечам. Какие-то люди стоят и любуются ею как в музее. Среди них она замечает свою мать. Она в летней шляпе и пёстром крепдешиновом платье. Держит за руку маленькую Зойку. Прикрывает глаза от солнца ладонью и произносит с чувством:

– Я всегда мечтала о такой судьбе для своей Лены. И все аплодируют. А сама Лена кричит:

– Мама, Зойка! Посмотрите внимательней! Я живая! Я же живая!!!

Но никто её не слышит…

Девушка проснулась от приглушённого разговора за стеной. Часы показывали 8 утра, но небо по-осеннему было темноватым. Говорили мужчина и женщина. Один голос принадлежал Краснопевцеву, другой – незнакомой даме. Впрочем, голос дамы был таким низким, с властными категоричными нотками, что его вполне можно было принять за мужской. Лена подошла к окошку, слегка отдёрнула занавеску и увидела во дворе белую машину с красным крестом. Сначала Лена подумала, что приехал врач. И испугалась, не стало ли плохо Фане? Но вскоре успокоилась. Это была не скорая помощь, а машина центральной поселковой аптеки. На боку у неё виднелась змея – знак фармацевтического общества. За рулём читал газету водитель. За стеной её комнатушки находилась одна из кладовок Краснопевцева, коих в его доме было без счёта. Что там гнило годами, десятилетиями он, наверное, и сам толком не знал. Девушка мельком видела, что там сложены, как и на террасе, где спал Пилат, старые боты, довоенного образца, сапоги, галифе, халаты с рюшками, шляпки с искусственными цветами, когда-то кому-то принадлежавшие. Комнату, граничащую с её каптёркой, он никогда при ней не отпирал. Но, судя по всему, она была более или менее благоустроенной. Лена заметила вдруг, что бумажная «Неизвестная» светится слабым огнём. Как если бы с внутренней стороны на неё направили фонарь. Она встала с постели и на цыпочках приблизилась к стене, разделявшей её комнату и ту, где находились Лаврентий и его посетительница. Осторожно сдвинула деревянную рамочку с заключённой в ней репродукцией и обнаружила под ней дырку. Отверстие в стене было небольшое, но вполне достаточное, чтобы можно было одним глазом наблюдать всё, что происходит по соседству. Там горел электрический свет. В комнате, тесно заставленной старинной дубовой мебелью, особое место среди которой занимала широченная кровать, застеленная выцветшим синим покрывалом с розами и длинной бахромой. За прочным столом, накрытым красной бархатной скатертью с бахромой (более подходящей для зала заседаний) сидели Лаврентий и его гостья. Это была крепкая тётка с короткой шеей, мощными икрами, прямой спиной и в белом халате. На вид ей было лет пятьдесят или около того. У неё были крашеные, смоляного цвета волосы и чёрные глаза. Но не живые, блестящие, а как бы затянутые плёнкой инея. Такие глаза бывают у недобрых и подозрительных людей, которые себе на уме и от окружающих не ждут ничего хорошего. Над тонким ртом виднелись чёрные жёсткие усики, безрезультатно травленые пергидролем. Черты лица незнакомой тётки были грубыми, жёсткими. И вся она была как бы вытесана из одного куска. Но, несмотря на суровую внешность, дама говорила с Краснопевцевым нежно, даже кокетливо. Перед ними на столе стояла бутыль с домашней наливкой и два стакана. Они пили без закуски и болтали о незначительных вещах, как бы разогревая себя для настоящего разговора. На халате у гостьи Краснопевцева Лена разглядела приколотую табличку. «Старший провизор Петрова», – сумела прочесть она. Имя и отчество были написаны слишком мелкими буквами. Их с дальнего расстояния разобрать было трудно. Петрова с её усами Лене не понравилась. Тем временем Лаврентий и его гостья выпили ещё по стакану, и госпожа Петрова, наклонившись к Краснопевцеву и понизив голос, хотя они были совершенно одни, спросила:

– Сделали?

– Разве я когда-нибудь срывал заказ? – вопросом на вопрос ответил Краснопевцев. И укоризненно добавил: – Фирма веников не вяжет.

Он вытащил из-под стола коробку с аптечными бутылочками с плотно привёрнутыми пробками, граммов по 50 каждая. В таких бутылочках продают солодку, сироп шиповника и другие безобидные снадобья. Все они, а их было в коробке не меньше сотни, были заполнены чёрной жидкостью.

Увидев товар, аптекарша приятно разволновалась, отвернула одну пробку, понюхала и отпрянула. Потом завернула, поставила на место и запричитала, всплескивая короткопалыми ручками в золотых кольцах:

– Дорогой вы наш, Лаврентий Павлович! – взвыла провизорша, заломив пухлые руки. – Что бы мы без вас делали?! Что делали бы без вас те несчастные, что торчат с рассвета возле нашей аптеки?! Сами синие, трясутся, ничего им на свете не нужно, кроме дозы вашего «дракончика». Ну и пусть. Что нам их жалеть, верно? У нас своих забот полон рот. У вас на руках супруга больная, сестра слабоумная, у меня… отпуск весной. Хочу в Турцию съездить. Там у меня присуха, черноусый красавец, – подмигнула она. – Могу я погулять напоследок? Потрахаться от души? Бабий век короток, не так ли?..

Лена поняла, что у них с Лаврентием общие делишки. И нетрудно было догадаться, какие. Химик-любитель Краснопевцев варит какой-то жуткий наркотик, наподобие известного «крокодила», и сбывает через поселковую аптеку, а Петрова снабжает его сырьём из своих лекарств. Когда усатая тётка, уже изрядно захмелевшая, достала из сумочки пачку денег и выложила перед Лаврентием, у Лены не осталось сомнения, что всё так и есть. Краснопевцев тоже опьянел, то ли от наливки, то ли от вида купюр. Они нежно расцеловались, погасили свет и покинули тайную комнату. Перед этим старик собственноручно закрыл, плотно перевязал коробку со смертоносным зельем и уложил в хозяйственную сумку. Лена прильнула к окну. Отдёрнула занавеску, но света не зажигала. Она видела, как Лаврентий вынес драгоценный груз во двор и помог уложить его в багажник машины. Перед тем, как усесться в машину, провизор Петрова долго жала его руки, а он мял её «золотоносные» пальчики и едва прикасался к ним губами. Они обменивались какими-то любезностями. Но Лена наблюдала эту картину, как в немом кино. По лицам «актёров», несмотря на улыбки и ласковые жесты, было заметно, что они только делают вид, что любят друг друга, и не вполне друг другу доверяют. Вдруг Петрова почувствовала, что в окно на неё кто-то смотрит. Она резко оглянулась, и их с Леной глаза встретились. Света фар было достаточно, чтобы провизор разглядела и запомнила лицо девушки. Лена резко сдвинула занавеску, но не до конца. И наблюдала за происходящим, уже оставаясь невидимой. Краснопевцев усадил аптекаршу в её «змеиную» легковушку и помахал ей вслед рукой.

Лена вернулась под одеяло, поспала ещё часок и окончательно проснулась, когда хозяин уже уехал. В кухне на столе лежала записка: «Свари борщ и нажарь котлет. Буду ровно к обеду. И побели, наконец, потолок в коридоре. Сколько можно тянуть с ремонтом?». Прожив в доме Лаврентия почти месяц, девушка изучила характер старика и достаточно о нём узнала. У неё уже не было ни восхищения, ни иллюзий по поводу его персоны. Она понимала, что Краснопевцев совсем не так хорош, как хочет себя представить. Он ведёт двойную жизнь. Он уверял Лену, что не признаёт никаких новшеств, вроде мобильника и Интернета. На самом деле у него в кабинете стоял отлично укомплектованный компьютер, а в кармане всегда лежал сотовый. Девушка уже понимала, что старик лжив, жесток и многое скрывает. Дом его просто напичкан тайнами. Одну из них она уже разгадала. Краснопевцев занимается криминальным бизнесом, изготавливает и продаёт наркотики. Наверняка богат, но жаден. И всё-таки в глубине души Лена была благодарна старику за то, что он не оставил её замерзать на улице, принял в дом, кормил, поил, дал работу и денег. Лаврентий пообещал ей встречу с Зойкой. Но шли дни, недели, а сестра её не появлялась и не звонила. После похода к цыганке Лену не оставляло подозрение, что хозяин странного дома причастен к исчезновению Зойки, что она ещё одна из его тайн. Лена, живя у Краснопевцева, переменилась. Она больше не была наивной провинциальной девчонкой, смотрящей на мир и на людей распахнутыми глазами. Она научилась не верить на слово, ничему не удивляться, хитрить и рассчитывать только на себя. Потому и не бросилась выполнять указания Краснопевцева, не стала торопиться с обедом и с ремонтом, а оделась и пошла в город, на ту сторону железной дороги. Там были сосредоточены крупные магазины, рестораны и службы быта. День выдался пасмурный, ветреный. Прямо в лицо ей летел колкий снежок. «Надо же, как время летит, – подумала Лена, – ноябрь уже на исходе, а я не то что Москвы, Михеевки толком не видела…»

Первым делом она зашла на почту. Ей «до востребования» пришло целых три письма из Юбилейного, от матери. Она их взяла, спрятала в карман куртки и бросила в синий ящик своё письмо. Это было второе письмо. Первое отправил Лаврентий. «Милая мамочка, – писала Лена. – У меня всё хорошо. Живу у симпатичных пожилых людей, помогаю им по хозяйству и делаю им ремонт. Я, мамочка, уже тебе писала, что в саду у них растёт настоящая кремлёвская ель? Очень красивая. У нас в посёлке таких нет. Зоя в городе, на курсах, а Томка вышла за олигарха и уехала за границу. Михеевка – не дыра, а элитный дачный пригород. Она даже лучше Москвы. В Москву я ещё не выбиралась, работы много. Зато хозяин обещал мне неплохо заплатить. Как освобожусь, встретимся с Зойкой и поедем в столицу на экскурсию. Всё обсмотрим: и Кремль, и Красную площадь, и в Планетарии побываем. Но мне пока и в Михеевке не скучно. Здесь живут образованные интеллигентные люди. Они прямо не выносят, когда их случайно назовут «дядями», «тётями» или ещё как-нибудь по-деревенски. Я у них набираюсь культуры. Здесь есть театр, где Шаляпин пел, и парк с Лебединым озером. А ещё Детская железная дорога, каких в стране меньше, чем пальцев на руке…» Лена не то чтобы врала, но сильно приукрашивала и Михеевку, и свою жизнь в доме Краснопевцевых. Ей важно было успокоить мать, вселить в неё надежду, что всё у неё хорошо. Всё, кроме ели, было описано со слов Краснопевцева. Лена жила в доме старика затворницей, прислугой. На улице почти не бывала. А про Москву с её достопримечательностями даже не помышляла. Но Нина Алексеевна ни в коем случае не должна была о ней знать правду. Дочь, не желая волновать мать, не делилась с ней своими тайнами, сомнениями и страхами.

Покинув почту, Лена огляделась. Тут были высокие многоэтажные дома, не то, что на дачной стороне. Среди современной застройки выделялась шикарная гостиница «Постоялый двор», с трактиром, принадлежащая отцу Фоки Берендеева. Фасад её был облицован деревом, под бревенчатые трёхэтажные хоромы. Такими в старину владели бояре и очень зажиточные люди. Ресторанчик младшего сына Игнатия Мефодьевича, расположенный поблизости от гостиницы, был проще и назывался просто: «Фокины блины». Реклама на двери приглашала всех желающих отведать настоящей русской кухни. В окнах красовались цветные фотографии жареных кур, кулебяк и, конечно, блинов с икрой. От вида всего этого у прохожих должны были потечь слюнки. Но у Лены не потекли. Во-первых, у неё на ресторан не было денег, во-вторых, воспоминание о двух встречах с Фокой оставило в её душе пару царапин. Чувство неприязни и страха в отношении младшего сына Берендеева не могла даже пересилить естественная жалость к нему как к арестанту. «Интересно, заберёт Краснопевцев своё заявление? – подумала Лена. – Фокин отец, кажется, его здорово напугал…»

Ей нужна была аптека. Обычная аптека, для людей. И найти её не составило труда. Артека размещалась на первом этаже многоэтажного дома. Над входом красовалась знакомая эмблема со змеёй. Лена поднялась по ступенькам, открыла дверь и увидела… Петрову. Она сидела за окошком, над которым висело объявление: «Все лекарства отпускаются строго по рецепту». Лена окинула взглядам застеклённые витрины с разного вида упаковками лекарств. Ей требовалась консультация. Провизор Петрова подняла недобрые глаза и сразу узнала девушку. Лена не стала искушать судьбу. Она почуяла нутром, что не стоит задавать усатой аптекарше никаких вопросов. Подельница Краснопевцева не даст ей никакого совета, тем более не продаст ей снотворное без рецепта. Те, у кого «рыльце в пушку», самые страстные ревнители правил. Ещё заподозрит неладное и доложит по телефону Лаврентию. Тогда старик будет предупреждён, и весь её план полетит «коту под хвост». Для отвода глаз девушка купила аскорбинку и ушла.

Ветеринарная аптека находилась в том же здании, но с другого крыла. Там девушке без проблем продали целый пузырёк снотворного для собак. Точно такой же, как она нашла в доме Краснопевцева. Он был импортный и стоил весьма дорого. Симпатичная фармацевт, продавшая ей собачий порошок, предупредила, что он сильный, и, чтоб не навредить своему любимцу, надо давать не больше чайной ложки.

– А если дать две, три? – поинтересовалась Лена.

– Можно и больше, – улыбнулась аптекарша. – Тогда ваш пёсик проспит с обеда до утра. Впрочем, это от массы животного зависит. У вас крупный зверь?

– Крупный, очень крупный, – улыбнулась в ответ Лена.

Она вернулась на Дорожный тупик в приподнятом настроении, не сомневаясь, что на этот раз всё задуманное получится. До прихода Краснопевцева надо было успеть приготовить обед и побелить потолок в коридоре. Лену беспокоило состояние Фани. Усыпив Лаврентия и завладев связкой его ключей, девушка хотела первым делом отпереть его сестру. Её надо было накормить, заставить поесть и, если надо, вызвать ей доктора. Потом с помощью ключей она рассчитывала проникнуть в подвал. Лена не хотела бы прибегать к снотворному. К этому её вынуждало упрямство старика, его куражистый нрав. Если б можно было поговорить с Краснопевцевым начистоту, узнать всю правду, пусть горькую? Не надо было бы ничего ему подсыпать. Но Лаврентий даже под пистолетом не пошёл бы на такой разговор. Лена это чувствовала. Она устала от неизвестности. Времени было в обрез.

Но до того как приступить к делам, Лена распечатала и прочла все три письма от мамы. Нина Алексеевна писала о самых обыденных вещах. О том, что школа пока держится, что на зиму она нарубила целую бочку капусты и закрутила сорок банок маринованных грибов и перцев. Писала, что перебрала их с Зойкой детские вещи, постирала, разрезала на лоскутки и нашила чехлов на стулья. Что ходят обнадёживающие слухи, будто у их завода и сувенирной фабрики появились хозяева. Производство скоро возобновится, и посёлок оживёт. Вернутся жители, привезут детей. Тогда, глядишь, и школу не закроют. И зарплату учителям платить будут. И ещё в конце было много о том, как она тоскует по своим девочкам. «Береги себя, доченька, – писала мама. – Как свидитесь с Зоей, сразу возвращайтесь домой. Нечего ей в Москве делать. Какая из неё секретарша? Она учительница от Бога. И тебе в посёлке дело найдётся. Возвращайтесь скорей, проживём не хуже людей…»

Лена читала письма и обливалась слезами. Она вспоминала родной дом, где всегда было чисто и пахло сушёными грибами и травками. По скрипучим доскам пола, прикрытым домотканым ковром, можно было ходить босиком. Вспоминала мать, её добрые глаза, мягкие тёплые руки, спокойный ласковый голос…

Начинало темнеть. До возвращения Краснопевцева оставались считанные часы. Лена вытерла слёзы, встряхнулась и принялась за дела. Она налила пятилитровую кастрюлю воды, достала из холодильника мясо, корешки, лук и необходимые овощи. Всё помыла, порезала и побросала в кастрюлю. Потом разморозила фарш и налепила котлет. Она не очень заботилась о том, чтоб угодить Лаврентию. Пусть её стряпня будет не слишком вкусной. Пусть борщ будет не такой как надо. Это даже польстит старику. Ведь он считает себя знатоком по части приготовления супов. Лена уже знала, что он попробует ложку-другую, скривится, раскритикует её стряпню. Наверняка прочтёт целую лекцию, как правильно варить борщи. А потом, чем чёрт не шутит, может быть, захочет освободить сестру из заточения? Ведь Фаня – отменная повариха.

Покончив с обедом, Лена развела в ведре побелку, поставила посреди коридора стремянку и начала водить кистью по потолку. До шести вечера ей удалось нанести один слой побелки. Потом на дворе окончательно стемнело, послышался лай Пилата, и, топая ногами, обутыми в торбаса, и отряхивая снег с куртки, вошёл старик Краснопевцев.

При звуке его шагов у Лены всё задрожало внутри. Пузырёк со снотворным лежал у неё в переднем кармане брюк. Она поймала себя на том, что с одной стороны жалеет старика, с другой – усыпила бы его с радостью не на часок-другой, а навсегда. И сама испугалась своей мысли. Лена была от природы совсем не кровожадной, скорее наоборот. Но ситуация, в которой она оказалась, подавляемая неприязнь к Лаврентию и всему, что его окружало, кроме несчастной Фани, родили в её голове такую дикую идею.

Краснопевцев явился недовольный. Он сразу прошёл к себе в кабинет и велел подавать на стол. Лена слезла со стремянки, убрала ведро и кисть в подсобку, сняла фартук, который надевала во время работы поверх брюк, и тщательно с мылом вымыла лицо и руки. Затем поднялась в кухню. Пилат, учуяв приближение трапезы, всё время крутился у неё под ногами. Лена поставила разогревать еду. Пёс тем временем стал обнюхивать карман её брюк, в котором лежал заветный пузырёк. Наверное, для Пилата он пах как-то по-особенному. Пёс кусал его через джинсу зубами, лизал карман и добился-таки своего. Когда Лена нагнулась, чтобы достать сметану из холодильника, пузырёк со снотворным выскочил у неё из кармана и упал на пол. Пёс мгновенно стиснул его в зубах и бросился со своей добычей вниз по лестнице. Лена помчалась за ним. Пилат вприпрыжку поскакал по коридору. Девушка поняла, что ещё минута, и он разгрызёт пузырёк зубами. Тогда всё пропало. Она бросилась обратно на кухню, выхватила из борща сахарную кость с приличным количеством мяса и стала подзывать пса. Он прибежал с пузырьком в зубах и, увидев кость, согласился на «бартер». Когда Пилат куда-то умчался с костью, а Лена, облегчённо вздохнула, подняла с пола к счастью не пострадавшую от его зубов склянку со снотворным и поместила её обратно в карман.

Услышав какую-то возню в коридоре, Краснопевцев высунул из кабинета недовольное лицо и раздражённо спросил:

– Так я дождусь борща или нет? И не забудь сменить туалет. Приличные люди переодеваются к обеду.

– Сейчас, уже несу. Борщ на плите, разогревается, – выдавив улыбку, пролепетала Лена и кинулась к себе в комнату. Сменила вымазанную в побелке футболку на зелёную клетчатую рубашку, причесалась, положила гребешок в верхний карманчик и вернулась в столовую. Надо было сервировать стол. Она знала, что Краснопевцев любит, чтоб была белая накрахмаленная скатерть, бумажные салфетки в вазе и обязательно без рисунка, солонка и перечница, непременно полные, не менее трёх ножей и нераспечатанная коробочка с зубочистками. Ещё он требовал миску с водой для омовения пальцев и полотняную салфетку на шею, которую Лена прозвала «слюнявчиком». Девушка знала, что если что-нибудь будет не так, Лаврентий разозлится. При ней он пару раз напускался на Фаню за какие-то мелкие промахи, кричал на неё, называл лентяйкой и балбеской. Лена не хотела услышать в свой адрес что-то подобное, а то и похуже. Сегодня ей совсем не нужен был скандал. Вот почему она очень старалась, накрывая на стол.

Покончив с сервировкой, девушка поднялась в кухню, выключила кипящий на плите борщ, дрожащими руками отвинтила крышку со склянки, в которой находилось снотворное, и… вдруг услышала, что Краснопевцев поднимается по лестнице. С испугу она высыпала в кастрюлю с борщом всё содержимое пузырька, размешала, попробовала ложкой и ужаснулась. Борщ стал заметно слаще. Тогда она схватила с полки банку с пряными травяными приправами и тоже сыпанула в кастрюлю.

Но Краснопевцеву борщ понравился. Он помог Лене снести вниз кастрюлю. Уселся, поднял крышку, понюхал, изобразив на красном морщинистом лице блаженство, и съел подряд три тарелки. Лена смотрела на старика и думала: «Вдруг он заснёт и больше не проснётся? Ведь аптекарша говорила «Не больше чайной ложки…».

– А сама что не ешь? – спросил Лаврентий, поправляя пальцем сползшие на кончик носа очки.

– Живот болит, – ответила Лена.

– Ну, вот, весь аппетит испортила! – Краснопевцев бросил ложку, обрызгав скатерть борщом. – Кто же за обедом говорит о столь низменных вещах? А ещё дама! Учу, учу, и всё без толку. Сказала бы ещё, что у тебя понос или запор. Неужели не соображаешь, что за едой надо беседовать о приятном, возвышенном или вообще молчать. «Когда я ем, я глух и нем». В том смысле, что, если умного сказать не можешь, держи рот на замке. Пищу жуй. И костью не подавишься, и глупость не сморозишь. Вот я тебя спросил, отчего ты не кушаешь вкусный борщ? Приличная девушка ответила бы как?

– Как? – повторила Лена, покраснев.

– «Спасибо, я сыта», – копируя женский голос, проговорил Лаврентий. – Или на худой конец: «Мне нездоровится, я пообедаю позже». А докладывать про живот – бескультурье. И телевизор, мать его, культурный уровень населения понижает, – старик зевнул.

– Почему? – удивилась Лена.

– Что – почему? – он зевнул ещё раз, прикрыв рот жилистой рукой.

– Телевизор чем виноват? – пояснила вопрос Лена.

– А-а! Ну, вот простой пример. Пришли люди со службы, устали, сели ужинать. Включили «ящик», новости послушать. А там реклама подгузников или женских прокладок. Или, того хуже, средства от простатита. Воспалённые мужские яйца. Нормально к столу? Потому и население дуреет и разлагается, совсем отучилось себя в рамках держать. Я телевизора не держу. Последний, «Рекорд» чёрно-белый, как выбросил в семьдесят втором, так всё. Больше не покупал. Не хочу, чтоб мне мозги засирали.

– А компы, интернет, мобильники? – спросила Лена, исподтишка наблюдая за Лаврентием. Он откинулся на спинку кресла, стал вялым. Глаза его слипались, но он отважно боролся со сном.

– Мобильные телефоны – дело нужное, а компьютеры с интернетами – это зло похуже телевизора. Ладно, что-то мы заболтались… – заплетающимся языком отвечал Краснопевцев. Его стало клонить вниз. Ещё минута, и металлические очки старика оказались бы в тарелке.

Но тут в мезонине начались душераздирающие стоны и вопли. Это происходило всякий раз, когда Краснопевцев опаздывал с уколом. Лежачая больная начинала выть на весь дом. Лаврентий относился к этим звукам спокойно. То ли привык, то ли ему совсем не было жалко жену. Лену столь выраженные мучения больной заставляли съёживаться. У неё портилось настроение, и на глазах выступали слёзы. Сейчас Краснопевцев вздрогнул, очнулся и с досадой поглядел на металлическую коробочку с готовым шприцем. Она стояла на краю обеденного стола. Надо было встать и идти к больной, но Лаврентию это никак не удавалось. Все члены его будто размякли, ноги ослабли. Он думал, что от усталости, но Лена-то знала, что от снотворного.

Лаврентий пару раз поднялся, но вынужден был снова сесть в кресло. Старик уже с трудом держал голову и разлеплял веки. «Ничего, подождёт», – пробормотал он и приказал Лене:

– Тащи котлеты.

Она вскочила со стула и бросилась в кухню. При этом девушка понимала, что торопиться не стоит. Поднимаясь на второй этаж, она замедлила шаг. Лекарство начало действовать. Для пущего эффекта она высыпала из пузырька остатки белого порошка в картофельное пюре. Краснопевцев любил на второе котлеты с мятой картошкой. Потом накормила до отвала Пилата. Наложила ему в миску костей и мясных обрезков. И уже после всего этого понесла еду вниз. Как она и рассчитывала, Лаврентий уже храпел, запрокинув голову на спинку кресла. Пока она находилась в кухне, криков из мезонина не было слышно. Видно, несчастная супруга Лаврентия на время забылась сном. Лена поставила на стол сковороду с котлетами и пюре, обогнула стол и подошла к старику. Чтоб узнать, насколько крепок его сон, она осторожно сняла с него очки и положила их на скатерть. Краснопевцев не шевельнулся. Тогда она протянула руку за ключами. Но в это время снова закричала больная. Лаврентий поморщился и приоткрыл один глаз.

– Глафире Алексеевне укол требуется, – ответила на его немой вопрос Лена.

– Потом… – выдавил из себя Краснопевцев и, бессильно махнув рукой, погрузился в глубокий сон. Лежачая больная снова умолкла. Лена выжидала. Прошло несколько тягостных минут. Лаврентий спал, откинувшись, как и прежде. Ворот его красной фланелевой в клетку рубахи был расстёгнут. Оттуда торчал клок седых волос, которыми была покрыта грудь старика. Лена осторожно просунула руку за его шею и нащупала верёвку. На ней висели ключи разного размера. Приличная связка, штук десять. Она находилась под рубашкой на уровне живота. «Только бы не проснулся, только бы не проснулся», – думала Лена, стараясь не коснуться Краснопевцева и ненароком не зазвенеть ключами…

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за март 2016 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт продавца»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите каждое произведение марта 2016 г. отдельным файлом в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.

 

Автор участвует в Программе получения гонораров
и получит половину от всех перечислений с этой страницы.