Домик над водой

Он искал Дору весь остаток лета. Прожил на курорте еще сентябрь и октябрь. Но так ни разу и не увидел ее. Окна домика исправно сияли, зажигались все разом, и так же дружно гасли по утрам вместе с лампочками других светильников.

Арсений совершенно выздоровел, не осталось и следа от болезни, врачи удивлялись и качали головами. В ноябре он вернулся домой. На следующий год приехал снова, а потом стал приезжать каждое лето. Однажды он случайно познакомился с медсестрой Наташей и… женился на ней. Они поселились поблизости от реабилитационного центра. Быть может, если б не это обстоятельство, жизнь пошла бы иным путем…

Сначала Арсений приходил к домику примерно раз в неделю. Сидел на берегу водоема, закрывал глаза, видел перед собой рыжеволосую девушку, качавшуюся на ветке ивы, и напряженно прислушивался, мечтая когда-нибудь услышать тихие всплески, почувствовать запах свежесваренного кофе. Иногда начинался дождь, и тогда Арсению казалось, что он слышит быстрые шаги, как будто кто-то бежит по воде: «шлеп-шлеп, шлеп-шлеп…»

Время шло. Арсению хотелось думать, что оно лечит, хотя он и так был здоров. Раньше, в той далекой прежней жизни, он и мечтать не смел о семье, только оправдывался вечно перед кем-то да тосковал о несбыточном. История с Дорой тоже постепенно уходила в подсознание, в тайный уголок души, темную глубокую нору, и норовила замереть там, свернувшись клубком до весны. «Не будет весны, – говорил он себе. – Пригрезилось, померещилось. Еще чуток – и оказался бы в психушке».

Арсений смотрел на Наташу, радовался своему счастью и… чувствовал перед ней вину. Он не знал, отчего появилось это ощущение: однажды проснулся посреди ночи в слезах и, хотя позабыл сон, помнил чувство ужасной, непростительной вины. Он постарался загладить ее, начал проводить с женой вечера, уделяя меньше внимания своей писанине, ему стало катастрофически не хватать времени, да и писать, откровенно говоря, потихоньку сделалось не о чем…

Подожди, я забыл сказать:
Я себя зачитал до дыр,
Я устал и бегу тайком от законов, весов и длин.
Мне на миг заглянул в глаза нестерпимый осенний мир,
И тихонько, слепым щенком, лег в ногах сероглазый сплин.

Арсений пытался вспомнить, где черпал раньше свои сюжеты – и не находил никаких сюжетов, не припоминал жизненных коллизий, их породивших. Он отчетливо видел теперь, что все его вещи умудрялись появляться на свет из эмоций, особого душевного подъема, который будоражил прежде писательский инстинкт, а теперь незаметно и неминуемо угасал. Реальная или выдуманная встреча с Дорой вспенила чувства, взметнула волну вдохновения, которой не находилось места в уютной сегодняшней повседневности. Наконец он понял, что истинная любовь просто несовместима с утекающими минутами человеческой жизни, а жизнь без любви норовит еще быстрее иссякнуть…

Его вновь стало тянуть к водоему. Арсений опять приходил туда ежедневно, сидел у домика часами, которые летели удивительно быстро, но его тетрадка валялась в траве и оставалась по-прежнему пустой. Казалось, что стоит лишь вспомнить, сосредоточиться, погрузиться в былое – и все вернется: и шепот ветра, и стихи, и Дора… главное – Дора! Он замирал на берегу, слушал и ждал – вот-вот, еще самую малость, чуточку, капельку, не сегодня, так завтра…

Он не понимал, почему плачет Наташа, почему приходит и уводит его домой из волшебного, пахнущего мокрой травой парка, от свисающих с листьев радужных капель дождя. Нет, если бы не было рядом этого лунного домика… Если бы не настала осень и не пошли дожди, шлепая, как тогда, босиком по воде…

Видишь: правит дождливый бал капельмейстер моих невзгод,
И висит за окном ноябрь на последнем гнилом крюке;
Я устал.
Оттого, что вял, оттого, что который год
Бултыхается жизнь моя бригантиной в парной реке.

Если бы над водоемом не было домика... Арсений, возможно, и согласился бы в тот день уйти оттуда с милой незнакомой женщиной, сидевшей рядом, в мокрой осенней траве и опять утиравшей дождевые капли с усталых ресниц. Он попытался тогда вспомнить ее и не смог.

Что ж, пора уходить, раз так. Все готово, открыта дверь.
Я ноябрь допил до дна. Хватит. Можно играть отбой.
Пусть наивный, смешной простак, я не буду жалеть, поверь…
Подожди, не лети одна.
Подожди, я лечу с тобой.

«Дора! – крикнул он, не разжимая губ, и увидел наконец, как вспыхнул яркий свет, мелькнула тень в одном из узеньких окошек. – Дора… подожди!»