Русская классическая литература
Критическая статьяАвтор: Гореликова
![]() На чтение потребуется 43 минуты | Цитата | Скачать файл | Подписаться на журнал
![]()
Все знают, что комедия – это когда смешно. Герой споткнулся, упал, потерял сознание, очнулся – гипс. «Михаил Светлов» – ууу! цигель-цигель, ай-лю-лю, и все зрители лежат от хохота. Однако в литературе термин комедия трактуется иначе. Комедия – произведение, созданное с применением художественного приёма комического, т. е. несоответствующего, противоречивого: форма противоречит содержанию, цель – результатам, мотив – действиям, внешность героев – их характерам, поступки – их последствиям и т. д. и т. п. В первом приближении несовпадения действительно выглядят смешно. Здравствуйте-я-ваша-тётя миллионерша из Бразилии оказывается мужчиной, да ещё каким-то проходимцем; царь Иван Грозный пьёт водку с Шуриком на пятиметровой советской кухне, а в джазе играют не только девушки. Зритель искренне смеётся, его на мгновение охватывает радостное чувство, почти счастье. Это и есть суть юмора, начальной градации комического. Несоответствия в юморе невинны и чувств зрителя не задевают – в отличие от сатиры, когда зритель вместе со смехом испытывает раздражение, возмущение и проч. Провинциальные чиновники уморительно юлят перед проверяющим из Петербурга, который и не проверяющий вовсе, а тоже проходимец, но к веселью от фразочек типа С тех пор как я принял начальство, – может быть, вам покажется даже невероятным, – все как мухи выздоравливают. Больной не успеет войти в лазарет, как уже здоров; и не столько медикаментами, сколько честностью и порядком примешиваются и другие чувства. За сатирой идут следующие градации комического – насмешка, остроумие, сарказм, инвектива, цинизм и, наконец, сардонический смех; и чем дальше (глубже), тем читателю/зрителю делается менее радостно. Помните сцену самоубийства Кириллова в «Бесах» Достоевского? Ну, когда Кириллов перед самым выстрелом кусает Верховенского за палец? Омерзительная сцена, ни один нормальный человек смеяться не будет и уж тем более не испытает ощущения счастья, пусть самого кратковременного, однако данная сцена очень даже комическая, поскольку построена исключительно на несоответствиях. К чему я это всё? К тому, что художественный приём комического способен вызывать более широкий спектр чувств, чем приём трагического. Так это работает. И пьеса «Вишнёвый сад» – прямо-таки хрестоматийный пример комедии, т. е. произведения, построенного на несоответствии буквально всего всему и потому вызывающего самые разнообразные чувства.
Первым делом, несоответствие касается названия. Ви́шневый сад или вишнёвый?
К. С. Станиславский: Чехов выдержал паузу, стараясь быть серьёзным. Но это ему не удавалось – торжественная улыбка изнутри пробивалась наружу. – Послушайте, я же нашёл чудесное название для пьесы. Чудесное! – объявил он, смотря на меня в упор. – Какое? – заволновался я. – Ви́шневый сад, – и он закатился радостным смехом. Я не понял причины его радости и не нашёл ничего особенного в названии. Однако, чтоб не огорчить Антона Павловича, пришлось сделать вид, что его открытие произвело на меня впечатление. Что же волнует его в новом заглавии пьесы? Я начал осторожно выспрашивать его, но опять натолкнулся на эту странную особенность Чехова: он не умел говорить о своих созданиях. Вместо объяснения Антон Павлович начал повторять на разные лады, со всевозможными интонациями и звуковой окраской: – Ви́шневый сад. Послушайте, это чудесное название! Ви́шневый сад. Ви́шневый! Из этого я понимал только, что речь шла о чём-то прекрасном, нежно любимом: прелесть названия передавалась не в словах, а в самой интонации голоса Антона Павловича. Я осторожно намекнул ему на это; моё замечание опечалило его, торжественная улыбка исчезла с его лица, наш разговор перестал клеиться, и наступила неловкая пауза. После этого свидания прошло несколько дней или неделя... Как-то во время спектакля он зашёл ко мне в уборную и с торжественной улыбкой присел к моему столу. <…> – Послушайте, не Ви́шневый, а Вишнёвый сад, – объявил он и закатился смехом. В первую минуту я даже не понял, о чём идёт речь, но Антон Павлович продолжал смаковать название пьесы, напирая на нежный звук «ё» в слове «Вишнёвый», точно стараясь с его помощью обласкать прежнюю красивую, но теперь ненужную жизнь, которую он со слезами разрушал в своей пьесе. На этот раз я понял тонкость: «Ви́шневый сад» – это деловой, коммерческий сад, приносящий доход. Такой сад нужен и теперь. Но «Вишнёвый сад» дохода не приносит, он хранит в себе и в своей цветущей белизне поэзию былой барской жизни. Такой сад растёт и цветёт для прихоти, для глаз избалованных эстетов. Жаль уничтожать его, а надо, так как процесс экономического развития страны требует этого.
Итак, сад вишнёвый. Хотя, на самом деле, вишнёвое – это варенье, а сад, в котором растут вишни, ви́шневый. Ну да ладно, пусть будет вишнёвый, так действительно благозвучней. И красивее. Белое деревцо склонилось, похоже на женщину... Какой изумительный сад! Белые массы цветов, голубое небо... В постановке Марии Кнебель, в прошлом актрисы МХАТа, сцену обрамляли белые воздушные занавеси (Театр Советской Армии, 1965). У Джорджо Стрелера кисея затягивала и зрительный зал тоже (Театр Пикколо, Милан, 1974). У Плучека поверх сцены шла светотень (Театр Сатиры, 1983). Режиссёры любят изображать аллегории – белые лепестки и всё такое. Действительно красиво. Хотя существовали и другие мнения. Бунин: Я Чехова за то очень многое, истинно прекрасное, что дал он, причисляю к самым замечательным русским писателям, но пьес его не люблю, мне тут даже неловко за него.<…> вопреки Чехову, нигде не было в России садов сплошь вишневых: в помещичьих садах бывали только части садов, иногда даже очень пространные, где росли вишни, и нигде эти части не могли быть, опять-таки вопреки Чехову, как раз возле господского дома, и ничего чудесного не было и нет в вишневых деревьях, совсем некрасивых, как известно, корявых, с мелкой листвой, с мелкими цветочками в пору цветения (вовсе не похожими на то, что так крупно, роскошно цветёт как раз под самыми окнами господского дома в Художественном театре). Понятно, красота – понятие субъективное, кто что хочет видеть, то и видит. Кто-то из персонажей видит среди вишен прекрасную женщину в белом, а на кого-то с каждой ветки смотрят лица замученных крестьян. Оптика, однако. Но что объективно, так это то, что из четырёх действий пьесы три происходят в доме, а четвёртая – в поле. В вишнёвом саду – ни одного. То есть сад – это где-то там, за кулисами, вне рамок сценического действия.
Всякая пьеса состоит из действий, или актов, отделённых друг от друга перерывами. В тексте пьесы перерывы обозначаются авторскими ремарками. Обычно ремарки указывают на обстановку на сцене и последовательность действий героев. У Чехова же: Рассвет, скоро взойдёт солнце. Уже май, цветут вишнёвые деревья, но в саду холодно, утренник. Или далеко-далеко на горизонте неясно обозначается большой город, который бывает виден только в очень хорошую, ясную погоду. Или Среди тишины раздаётся глухой стук топора по дереву, звучащий одиноко и грустно. Вот же задал автор задачу для декоратора – разрисовать кулису так, чтобы зритель понял: скоро взойдёт солнце, а пока только холодно, утренник. Или – нарисовать город, который виден ясно только в хорошую погоду, но не сейчас. Или задачу для бутафора – стучать топором глухо, а не звонко, да ещё так, чтобы стук был непременно одиноким и грустным. Ох уж эти драматурги со своими идеями и пафосом!
Что делать с садом? – вопрос, запускающий сценическое действие. И тут уж несоответствие наслаивается на несоответствие и несоответствием же и погоняет. Например, размер сада. Вот сейчас, навскидку, насколько большим он был? Ваши предположения? Ответ в тексте есть. Лопахин говорит Раневской: если вишнёвый сад и землю по реке разбить на дачные участки и отдавать потом в аренду под дачи, то вы будете иметь самое малое двадцать пять тысяч в год дохода <…> Вы будете брать с дачников самое малое по двадцати пяти рублей в год за десятину. То бишь, площадь имения (сад и немного построек) составляла тысячу десятин или одну тысячу сто гектаров. Тысячу сто! Для сравнения: площадь Ватикана сорок четыре гектара, княжества Монако – двести восемь. У Льва Толстого, очень богатого человека, усадьба Ясная Поляна занимала четыреста гектаров, а у самого Чехова в Мелихово – двести. Раневская переплюнула всех разом. Конечно, пять княжеств, засаженных вишней – это очень красиво, но вряд ли правдоподобно. Для чего же Чехову понадобилось даровать своей героине столь огромное имущество? Ответ: для усиления комического пафоса.
С деньгами тоже не сходится. Имение продаётся за долг в пятьдесят тысяч плюс проценты, коих больше пятнадцати тысяч (Раневская говорит, что того, что прислала бабушка, не хватит даже на проценты, а бабушка прислала именно пятнадцать). Знающие люди подсчитали, что исходя из тогдашней кредитной ставки стоимость имения составляла двести-двести десять тысяч. Лопахин покупает имение за сто сорок. Ну, это он, конечно, раздухарился, возжелал взять реванш за голодное детство и всё такое, но вот богач Дериганов, посторонний и не вовлечённый в драму человек, готов был отдать сто тридцать, стало быть, такова рыночная стоимость вишнёвого сада. Из этой суммы пятьдесят отходило банку, остальное – Раневской (тогда банки были не чета нашим, замечу в скобках). Девяносто тысяч плюс бабушкины пятнадцать, итого сумма очень даже неплохая. Для сравнения: в 1892 г. Чехов купил Мелихово (двести десятин) за тринадцать тысяч рублей; в 1899 г. Чехов продал издателю А. Марксу права на свои написанные к тому времени сочинения за семьдесят пять тысяч. Ещё для сравнения: Гаеву предложили должность в банке за шесть тысяч в год, а это равно жалованию генерала в должности командира дивизии. Коллежский асессор получал тысячу двести в год, учитель – семьсот. У Раневской на руках оказывалось гораздо больше. Положив эти же деньги в тот же самый банк, она получала бы по процентам около четырёх тысяч в год, что хватило бы и на кофе, который она пила с утра до вечера, и на содержание любовника в Париже. Лопахин же предлагает схему, согласно которой доход Раневской вырос бы больше, чем в шесть раз – составил бы двадцать пять тысяч. Получается, в основе сюжета лежат деньги, и деньги весьма существенные. Однако деньги не интересуют никого из персонажей пьесы. Это ещё одно проявление комического – несовпадение мотивов и действий героев. Все персонажи на словах печалятся о продаже вишнёвого сада, мелькает даже слово разорение (хотя какое же это разорение?), и никто ничего не делает, чтобы переменить собственное положение. Исход событий предопределён ещё в первой сцене первого акта. Вот вам ещё одна несообразность – заявленный сюжет и фактическое сценическое действие идут параллельными курсами, не всегда пересекаясь.
Ещё больше несоответствий в ансамбле героев пьесы. Все они ненастоящие. Лопахин – ненастоящий мужик в белой жилетке и жёлтых ботинках, Дуняша – ненастоящая горничная с нежными руками и причёской, как у барышни, Петя Трофимов – ненастоящий студент, Яша – ненастоящий лакей, Гаев – ненастоящий взрослый, Раневская… А кстати, что с Раневской? Прежде всего, с её возрастом. Сколько ей лет? В советских театрах Раневскую играли актрисы, так скажем, элегантного возраста – шестьдесят и выше. Ссылались на Чехова, который в одном из писем написал: центральная роль в пьесе будет принадлежать «старухе». На премьере Раневскую играла Ольга Леонардовна Книппер, хотя сам Антон Павлович считал, что той больше подойдёт роль Шарлотты. Но нет, Книппер как начала играть Раневскую, так и играла её до самой своей смерти – более шестисот (!) раз. На её фоне Гаев выглядел практически юношей, хотя по тексту ему пятьдесят один, и он её старший брат. На самом деле, Раневской тридцать пять-тридцать шесть лет. Книппер на премьере спектакля (1904) было столько же, и хоть Чехов не хотел, чтобы его жена играла эту роль, образ героини во многом списал с неё. Итак, Раневской примерно тридцать пять, её дочери Ане – семнадцать. Тут всё сходится. Был ещё сын Гриша, хорошенький семилетний мальчик, который утонул шесть лет назад. У семилетнего Гриши был учитель, студент Петя Трофимов, которому в тот момент было двадцать-двадцать один. Вроде тоже сходится, однако в пьесе неоднократно подчёркивается близость Пети и Ани, которая идёт из их общего прошлого. Но позвольте… Когда студент Петя учил мальчика Гришу, Ане было одиннадцать. Девочка вполне могла увлечься двадцатилетним юношей, но чтобы сам юноша тратил своё красноречие на то, чтобы развивать (нравственно, конечно) одиннадцатилетнюю девочку? Хм… В то время в окружении Пети была Варя восемнадцати лет, Раневская двадцати восьми-тридцати лет, но развивал он Аню. Опять не вяжется? Теперь Лопахин. Который познакомился с Раневской мальчонком лет пятнадцати, а та была ещё молоденькая, такая худенькая, явно до замужества, т. е. лет шестнадцати-семнадцати. Получается, Лопахин и Раневская ровесники (ну, плюс-минус). И Пете Трофимову Лопахин ровесник. Но, положа руку на сердце, скажите, воспринимаете ли вы их ровесниками? Есть в пьесе персонаж совсем без возраста. Это гувернантка Шарлотта (У меня нет настоящего паспорта, я не знаю, сколько мне лет, и мне всё кажется, что я молоденькая). И есть персонаж очень преклонного возраста – Фирс, лакей, старик 87 лет. Возраст литературного героя – важная характеристика его образа. В пьесе же эти характеристики постоянно плывут, герои ведут себя не так, как должны были бы. И это не случайная небрежность автора, мол, ошибся, просчитался, не учёл. Нет, Чехов делает это систематически, методично, следовательно, это намеренный художественный приём. Приём, относящийся к комическому – несовпадающему, противоречивому.
Также в пьесе много несообразностей сюжетного свойства. Имение находится в двадцати верстах от уездного города (чуть больше двадцати километров). Во втором акте появляется Прохожий, который ищет дорогу на станцию. Откуда он пришёл и почему не знает, где станция? Ладно, спишем на то, что Прохожий слегка пьян. В третьем акте какой-то человек на кухне сообщает, что вишнёвый сад уже продан, хотя вечернего поезда ещё не было, и откуда тот человек взялся, тоже неясно. В драматургии неожиданное известие – широко распространённый приём, даже обязательная перипетия, однако в этой пьесе никто из героев от сего известия не возбудился, не забегал по сцене, ломая руки. Опять обманка – важное произошло где-то за кулисами, на кухне, а на сцену попало в виде слабого эха, которое легко заглушил оркестр (четыре скрипки, флейта и контрабас). Далее несообразности сыплются, как из мешка. У Пети Трофимова непонятно откуда появляются деньги за непонятно какие переводы, Раневской в нужный момент приходит нужная телеграмма из Парижа, землю Пищика покупают англичане (?), и он, ещё вчера должный всем и каждому, расхаживает с карманами, полными денег. А поскольку все эти несообразности (а в некотором роде и боги из машины) повторяются систематически, то это снова продуманный художественный приём – Чехов методично создаёт комический пафос. Для чего? – Для того чтобы вызвать у зрителей целую палитру эмоций. «Вишнёвый сад» – одно из последних его произведений, Чехов был на вершине своего мастерства и уж точно знал, что и как хотел выразить.
Здесь необходимо сделать небольшое пояснение. Конец XIX века – время кризиса рационалистической философии. Ницшеанство, фрейдизм, экзистенциализм – вот что занимает умы на рубеже ХХ века. Соответственно, искусство начинает отражать жизнь в другой, новейшей эстетике. В частности, в драматургии возникает т. н. новая драма, течение, противостоящее традиционной (шекспировской) драме. Классическая драматургия – это внешнее действие, закрученная интрига и, если угодно, декларация безграничных возможностей героев. Однако к концу XIX века наконец-то забрезжила мысль, что не всегда цель прогресса – развитие личности, и герои литературных произведений не должны противостоять друг другу буквально, Герой vs Злодей (оба с большой буквы). В литературе стал господствовать модерн, а в драматургии – новая драма. Главное её отличие – новый тип конфликта, который сосредотачивается на рассмотрении внутренней сущности героя. Новый герой больше рефлексирует, нежели действует. Соответственно, новый тип конфликта потянул за собой изменение формы пьес. Основатели новой драмы – норвежец Ибсен, немец Гауптман, швед Стринберг, бельгиец Метерлинк и русский Чехов. Для нас Чехов – прозаик, но в истории мировой культуры он прежде всего новатор-драматург, заложивший основы театра будущего (т. е. нашего современного).
Писать пьесы Чехов начал рано, первую – в восемнадцать лет, ещё в гимназии. Её название, «Безотцовщина», восстановлено по письму его старшего брата Александра, текст опубликован только в 1923 году. Художественная ценность пьесы сомнительна, хотя с купюрами она ставилась под названиями «Платонов» и «Пьеса без названия», и часть событий из неё вошли в фильм Михалкова «Неоконченная пьеса для механического пианино». Всего Чехов написал семнадцать пьес. В том числе, совершенно очаровательные водевили про то, что Воловьи Лужки наши, Откатай гораздо лучше Угадая, и про то, что кисея, эфир, полубогиня, а заглянешь в душу – тьфу, обыкновеннейший крокодил. Очень рекомендую по(пере)смотреть фильм «Медведь» с Жаровым и Андровской. Снято в 1938 году, но актёры столь великолепны, что смешно до сих пор. Чистейший юмор, первая градация комического. Семнадцать пьес за двадцать пять лет творчества – достаточное количество, однако только четыре увековечили имя Чехова в мировой литературе. Это «Чайка» (1896), «Дядя Ваня» (1897), «Три сестры» (1900), «Вишнёвый сад» (1904). «Вишнёвый сад» – последняя пьеса. Премьера состоялась в январе, а в июле Чехов скончался в возрасте сорока четырёх лет. Но вот уже сто двадцать лет «Сад» остаётся эталоном мировой драматургии. Так что же в нём такого необыкновенного?
Самое, пожалуй, важное – это чеховская событийность (термин, используемый во всём мире наравне с выражением шекспировская драма). До Чехова основой драматургического произведения было ключевое событие, интрига, которая вызывала столкновение героев. Чехов решительно изменил это правило. В том же «Вишнёвом саде» интрига (вроде бы) – что будет с садом? Однако этот вопрос менее всего влияет на поступки героев. На кону большие деньги, но никто на них не претендует. Раневской, владелице имения, по большому счёту наплевать, её интерес в Париже. Её близкие родственники (родная дочь Аня, приёмная Варя, родной брат Гаев) за деньги, которые могут в перспективе унаследовать, не борются. Среди неродственных персонажей деньги тоже ажиотажа не вызывают. Разве что у Лопахина, да и тот больше переживает, что добро пропадает, потому даёт Раневской совершенно бескорыстные советы – для её пользы, не для своей. Иными словами, столкновение героев происходит не на почве одного (конкретного, заявленного) ключевого события, а на почве чего-то другого. И это другое и есть настоящий литературный конфликт пьесы. Как известно, литературный конфликт – это препятствие, с которым герой сталкивается и которое так или иначе преодолевает. Модернизм (как литературное течение) этот канон размыл, а новая драма (как порождение модернизма) разрушила сюжетное единство: персонажи не действуют, персонажи рефлексируют – каждый по собственному поводу.
Художественное открытие Чехова заключается в том, что он вывел на первый план внутренний конфликт личности, связанный с повседневностью. Глубина повседневности – вот творческое кредо Чехова: На сцене люди обедают, пьют чай, а в это время рушатся их судьбы. В чеховских пьесах интрига намеренно притушена – вишнёвый сад выставляют на аукцион где-то там, в городе, за двадцать вёрст, а действие происходит здесь, в имении. Сам факт продажи зритель не увидел, увидел только реакцию персонажей в третьем действии – эх (ой, ах, увы, нужное подчеркнуть), имение продано, и в четвёртом – прощайте все, мы уезжаем. Чеховская событийность – герои уклоняются от действий. Не финансовое банкротство является причиной бедствий для героев, а их собственные натуры. Раневская проиграла, Лопахин выиграл, но неудовлетворёнными остались оба. Каждый из персонажей заявляет о своём недовольстве жизнью, но не вишнёвый сад тому причина. Сад – это просто сад. О, скорее бы всё это прошло, скорее бы изменилась как-нибудь наша нескладная, несчастливая жизнь. И это, заметьте, говорит человек, сорвавший фантастический куш в двадцать пять тысяч годового дохода на пустом месте. Вот она, комедия – несоответствие действий результатам.
По сути, в выигрыше остался только лакей Яша, который теперь точно уедет в Париж, и с точки зрения классической драматургии это ужасный моветон. В классической (шекспировской) пьесе действовали не герои, а типажи. Театральные амплуа. Например, премьер и прима (герой и героиня), наперсник, проказник, интриган, фат, простак, инженю, комическая старуха, травести и т. д. Смысл амплуа – в кратчайшие сроки (пьеса-то идёт всего пару часов) дать зрителю возможность понять, кто есть кто и чего ждать от того или иного персонажа. У Чехова всё не так. Тот же Яша – кто он? Каков? С одной стороны, с Дуняшей ведёт себя не по-джентльменски и маму не почитает, с другой, к Раневской испытывает искреннюю симпатию и рассыпанные золотые не прикарманивает. Для непосредственного участия в заявленном конфликте (продажа имения) у него действий маловато, а для роли слуги, который кушать подано, слишком много. Так зачем в пьесе Яша? Тот же вопрос можно адресовать и другим героям. Например, Шарлотте. Зачем она? Да, по сюжету она сопровождает Аню в Париж, молоденькой девушке негоже путешествовать одной, только зачем Шарлотта столь подробна? Зачем Чехов вводит сцену с фокусами? Зачем сцена с куклой, которую Шарлотта бросает на пол? (Хотя по поводу последнего вопроса существует предположение, что так Чехов выказал своё отношение к своей жене, Ольге Леонардовне. Та, как известно, в 1902 году, уже будучи замужем за Чеховым, пережила тяжёлую операцию по поводу выкидыша, причём отцом ребёнка был либо артист МХАТа Вишневский, либо сам Немирович-Данченко. Но это в скобках, так, сказать, к слову пришлось). Амплуа Шарлотты трудно определить. Наперсница? Клоунесса? Или Чехов, сочинив вот такой персонаж без роду без племени (и без типажа), хотел создать противовес Фирсу, который уж точно с корнями и всё про прошлое помнит? Роль Шарлотты, так же, как и роль Яши, слишком мала для участия в заявленном конфликте, но слишком велика для того, чтобы быть эпизодическим персонажем. Обратите внимание, что большинство её реплик по ходу пьесы остаются безответными, Шарлотту точно не слышат. Да и исчезает она со сцены тоже как-то незаметно, при отъезде о ней никто не вспоминает. Некоторые литературоведы считают, что образ Шарлотты – это предтеча клоунов Феллини, странных невесёлых весельчаков в странной компании невесёлых людей. Что ж, и такое трактование чеховская пьеса допускает. Но ещё более примечательным является тот факт, что при помощи Шарлотты Чехов опроверг свой же постулат – про то, что если на стене висит ружьё, то оно должно непременно выстрелить. В «Чайке», «Дяде Ване», «Трёх сёстрах» выстрелы были, и что характерно, стреляли всегда дважды. В «Вишнёвом саде» не выстрелило ни разу, хоть во втором действии у Шарлотты в руках ружьё, а у Епиходова в кармане револьвер. Ружьё есть, револьвер есть, а выстрела нет – ещё одна несообразность. Ещё один комический (т. е. несообразный) элемент.
Персонажи пьесы составляют ансамбль, идущий вразрез с канонами традиционного театра. В том числе, и по количеству. На сцене двенадцать, так скажем, многоговорящих персонажей, тройка малоговорящих (Прохожий, Начальник станции, Почтовый чиновник), массовка (гости, прислуга) и… И тридцать два (тридцать два, Карл!) внесценических персонажа. Это утонувший сын Раневской, её умерший муж, любовник, ярославская тётушка, отец Лопахина, мать Яши и прочее-прочее-прочее. Тридцать две фигуры, которые весьма косвенно влияют на решение заявленного конфликта (продажу имения). Скажем, ярославскую бабушку с её пятнадцатью тысячами и богача Дериганова ещё можно притянуть к аукциону, но мать Яши тут каким боком? Мать, с которой неблагодарный сын отказался встретиться, появляется (а точнее, и не появляется даже) только для того, чтобы показать меру нравственного падения этого самого сына, но простите, зачем нужно углублять образ какого-то там лакея? Чтобы через лакея показать, какова Раневская, главная героиня? Хм… Можно и это как-то натянуть на глобус, но согласитесь, для пьесы путь слишком извилист. Пьеса – это всего два-три часа, за которые надо конфликт предъявить, развить и завершить. Тут мать Яши только украдёт драгоценные минуты. Да, в классической пьесе матери Яши, а также доброй половины персонажей не было бы, но Чехов писал новую драму. У Чехова сюжетные линии отдельных персонажей децентрализуются, и возникает целый клубок житейских историй, человеческих судеб. Например, Варя, которой двадцать четыре и которую уже год прочат в невесты Лопахину, а тот не мычит и не телится, то есть предложения не делает. А тут ещё хозяйство, безденежье, попытки сэкономить хотя бы за счёт того, чтобы кормить старых слуг варёным горохом. А тут ещё Аня, молодая, красивая, приехала из Парижа, и брошка на ней новая, и, небось, золотая и с камушками. Варе бы бросить бы всё это к чертям… то есть не к чертям, конечно, а наоборот, скопить сто рублей и уйти в монастырь. Но ведь не уходит же. Или Дуняша, которая вся в метаниях. Епиходов предложение сделал, но он такой нелепый, двадцать два несчастья, то сапоги скрипят, то поперхнулся тараканом. Это с одной стороны. А с другой Яша, который прямиком из Парижа, весь такой элегантный, хотя тоже ненадёжный человек. Что делать-то? Или Симеонов-Пищик, который сначала у всех стрелял денег в долг, и сам не верил, что отдаст, а потом ему как попёрло. И с долгами рассчитался, и ещё осталось. И таких героев двенадцать, и у каждого своя сюжетная линия, лишь формально завязанная на заявленном конфликте – продаже имения. На что это похоже? – На роман. Роман – произведение, которое допускает существование нескольких равноправных главных героев и нескольких сюжетных линий. Известно, что Чехов всегда хотел написать роман. Такая вот ирония – человек, вошедший в историю с фразой «Краткость – сестра таланта», всю жизнь собирался написать большое произведение. Но не случилось. Есть у Чехова две большие повести, «Драма на охоте» (1884) и «Три года» (1895), а романа нет. Зато есть четыре пьесы, те самые, что прославили его имя, и по сути, эти четыре пьесы – кратко написанные большие романы.
Ещё одно художественное открытие Чехова – повествовательная драматургия. Пьесы Чехова – почти романы, в том числе и потому, что воссоздают полноценные пейзажи. Отсюда и столь необычные, повествовательные, ремарки: Поле. Старая, покривившаяся, давно заброшенная часовенка, возле неё колодец, большие камни, когда-то бывшие, по-видимому, могильными плитами, и старая скамья. Видна дорога в усадьбу Гаева. В стороне, возвышаясь, темнеют тополи: там начинается вишнёвый сад. Вдали ряд телеграфных столбов, и далеко-далеко на горизонте неясно обозначается большой город, который бывает виден только в очень хорошую, ясную погоду. Скоро сядет солнце. Стиль изложения указывает на то, что ремарка предназначена более для прочтения, нежели для указания бутафору, где что расставить. В русских романах конца XIX в. основной темой было бытописательство. В литературе загадочная русская душа всегда была зажата рамками (оковами?) обыденности. Чехов одним из первых перенёс быт на сцену. Его пьесы очень и очень вещественны. Все эти многоуважаемые шкафы, кресла, сумочки, шляпки, пледы, самовары, вазочки с вареньем, книги, лампы… Впоследствии такую любовь к вещам будет проявлять разве что Булгаков.
Чеховские пьесы по психологизму наследуют лучшим образцам русской романной классики. Их герои заурядны – обычные обыватели, помещики, военные, купцы, мелкие чиновники, студенты, врачи. (Кстати, «Вишнёвый сад» – единственная пьеса Чехова, в которой нет персонажа-доктора, замечу в скобках). Русская классическая проза ставила своей задачей разгадать простого человека. Не злодеев, не праведников – обычных обывателей, коими мы все являемся. Потому в традиционном русском романе нет ярко выраженных положительных и отрицательных героев. Как нет их в пьесах Чехова. Ну скажите, кто в «Вишнёвом саде» положительный герой? Раневская? Гаев? Аня? А кто отрицательный? В школьной программе этот вопрос решали просто: Лопахин – нехороший человек, купец, зарождающийся капиталист, со звериным лицом срубил прекрасные вишни. А Петя Трофимов – хороший человек, потому что думал о крестьянах и вёл Аню к новой жизни. Ну да, ну да… Но почему же Чехов называет Петю облезлым барином и акцентирует внимание на то, что он со своими-то калошами справиться не может? А зачем сделал так, что Лопахин признаётся Раневской в любви и даёт совершенно бескорыстные советы?
Пьесы Чехова близки к романам, но не к классическим русским романам. Когда Чехов создавал свои пьесы, в литературе уже прочно обосновался модернизм, течение, которое было обращено вовнутрь героя. В модернистском романе отсутствует прямой носитель зла. Зло лежит в самой основе жизни. Как там у Ницше было? Бог умер. Мысль не то что драматична, она трагична. Герои модернистских романов раскрывали свою суть не в борьбе за достижение цели, а в переживании противоречий бытия. То же происходит в пьесах Чехова. Его действующие лица не действуют. Жизнь ставит перед ними задачу, требует принятия решения, но герои не способны к поступкам. Внешним поступкам. Однако они постоянно ведут напряжённую борьбу внутри себя, заняты проблемами, не особо сопрягающимися с внешними вызовами. В классическом романе герои, пройдя трудный путь метаморфоз, меняются и получают заслуженное. У Чехова герои остаются теми же. Вишнёвый сад продан, эта страница жизни перевёрнута, но, по большому счёту, жизни героев не изменились. По крайней мере, внешне. А внутри… Что ж, это вопрос интерпретаций, самого ценного, что даёт художественное произведение.
Специфика содержания художественного произведения влияет на его форму. Для своего времени форма чеховских пьес была необычной. В них отсутствует ведущий персонаж. Вопреки канонам нет закреплённого статуса премьера и примы – персонажи по очереди выходят на первый план, захватывают внимание зрителя на какое-то время, затем отступают, дают место следующим персонажам, и это как в жизни – круговерть лиц. Чехов нарушил структуру классического драматического диалога, герои разговаривают не друг с другом, а будто бы сами с собой. Гаев. Режу в угол! Когда-то мы с тобой, сестра, спали вот в этой самой комнате, а теперь мне уже пятьдесят один год, как это ни странно... Лопахин. Да, время идёт. Гаев. Кого? Лопахин. Время, говорю, идёт. Гаев. А здесь пачулями пахнет. Аня. Я спать пойду. Спокойной ночи, мама. Каждый герой сосредоточен исключительно на самом себе, что порождает атмосферу психологической глухоты. Внешне диалоги бессвязны, много недоговоренностей, обрывов, пауз. Эмоции не выражаются словами, а прячутся за них. Всё происходит толчками, вдруг чувства прорываются наружу, вот тогда персонаж и начинает много и долго говорить. Объясняет, утверждает, доказывает. Оправдывает себя. Истинная суть героя обнажается посредством его монологов – эмоция раскрывается во всей своей раскалённости (В. В. Набоков. «Антон Чехов») Все разговоры в пьесах Чехова имеют подтекст, второй план, и это тоже – признак модернизма, концентрация на внутреннем.
Рубеж XIX–XX-х веков – господство символизма в русской литературе. Символизм занимал умы образованной публики, писатели и читатели были буквально повёрнуты на символизме. Чехов, при всём своём скептицизме, не мог этого игнорировать, его пьесы тоже были символичны. Не так, как пьесы Метерлинка, «Чайка» – всё же не «Синяя птица», но тем не менее. По мнению А. Белого, центральный символ «Вишнёвого сада» будто состоит из двух соединённых воедино пластов, <…> в нём Тургенев и Толстой соприкасаются с Метерлинком и Гамсуном. (Андрей Белый. «Чехов», 1907) Символика чеховских пьес (а точнее, чеховские подтексты) до сих пор являются очень притягательными для режиссёров. Каждый уважающий себя режиссёр должен разрешить загадку чеховских пьес. Ну, если не разгадать, то хоть попробовать.
Первая постановка первой пьесы Чехова, «Чайки», явилась оглушительным провалом. 1896 г., С.-Петербург, Александринский театр, Заречную играет Комиссаржевская. Спектакль не приняли, актёров освистали, рецензии были ужасны. Да, самолюбие моё было уязвлено, но ведь это не с неба свалилось; я ожидал неуспеха и уже был подготовлен к нему, о чём и предупреждал Вас с полною искренностью (Из письма Чехова Суворину, 18 октября 1896) Причина провала была понятна. Русская драматургия – это, прежде всего, Чацкий против фамусовской Москвы, Катерина против тёмного царства, живой труп Федя Протасов против своей среды. По инерции Треплев и/или Заречная должны были являть такую же оппозицию Аркадиной и/или Тригорину. В финале Константин Гаврилыч застрелился – разве это не трагедия? – Трагедия, конечно, поэтому пьесу играли как трагедию. Однако пьеса сопротивлялась. Чехов: Можете себе представить, пишу пьесу <…>. Пишу её не без удовольствия, хотя страшно вру против условий сцены. Комедия, три женских роли, шесть мужских, четыре акта, пейзаж (вид на озеро); много разговоров о литературе, мало действия, пять пудов любви. (Из письма Чехова Суворину, 21 октября 1895) Автор ясно обозначил: комедия. Не трагедия, не драма – именно комедия. Произведение, созданное на приёме использования несоответствий (пять пудов любви, а Константин Гаврилыч взял да и застрелился) и потому способное вызвать очень широкий спектр эмоций. Увы, режиссёр русской драматической труппы в С.-Петербурге Евтихий Павлович Карпов не справился с вызовом, не смог освоить художественный мир новой драмы. «Чайка» была поставлена как классический спектакль, и все несоответствия проявились в полной мере – в том числе, несоответствие зрительского впечатления. Получилась комедия, как и было заявлено. Но без смеха.
Вообще, спектакль – явление синтетическое. К усилиям драматурга должны прикладываться усилия труппы, особенно режиссёра. На рубеже XIX–XX вв. появилась не только новая драма, но и новое понимание роли режиссёра. В шекспировском театре режиссёр всего лишь распределял роли, расставлял актёров по сцене и следил, чтобы те произносили свои реплики согласно тексту и желательно трезвыми. Новая драма изменила сценическую этику, потребовав тем самым реформу режиссёрского искусства – именно искусства. В России такими реформаторами стали К. С. Станиславский и В. И. Немирович-Данченко. В их театре, МХТ, чеховская пьеса получила своё настоящее звучание. Станиславский: Линия интуиции и чувства подсказана мне Чеховым. Для вскрытия внутренней сущности его произведений необходимо произвести своего рода раскопки его душевных глубин. [...] Художественному театру удалось перенести на сцену кое-что из того, что дал нам Чехов, и притом в то время, когда артисты театра и труппа находились в стадии формации. Это случилось благодаря тому, что нам посчастливилось найти новый подход к Чехову. Он – особенный. И эта его особенность является нашим главным вкладом в драматическое искусство. Сам автор был более скептичен. Чехов: Немирович и Алексеев (Станиславский) в моей пьесе видят положительно не то, что я написал, и готов дать какие угодно слова, что они ни разу не прочли внимательно моей пьесы. Художественные разногласия – неизбежный элемент творческих взаимоотношений. Большие художники – большие разногласия. Однако так или иначе, но постановочный метод Станиславского, актёрская школа и традиции МХТ показали «Вишнёвый сад» во всей славе своей и красе. Вместе с тем возникает вопрос: а является ли их подход универсальным? Возможны ли иные трактовки? Сто двадцать лет постановок «Вишнёвого сада» показали, что да, очень даже возможны. Чеховские пьесы идеальны для создания картин художественного разнообразия, разночтения смыслов, жанровых вариаций, динамики акцентов и проч. Леонид Андреев: Драма Чехова – это живопись на стекле, сквозь которую сквозят бесконечно далёкие перспективы. История постановок пьес Чехова показывает движение идей в обществе. Каждое десятилетие – новый этап постижения парадоксов чеховской событийности: натурализма; символизма; отсутствия действия или проблемы четвёртого акта, когда история заканчивается ничем.
Первым режиссёром (а, следовательно, главным первым интерпретатором) был К. С. Станиславский.
![]()
О его расхождениях с Чеховым относительно жанра, настроения пьесы или распределения ролей написаны сотни статей. Станиславский видел «Вишнёвый сад» как тяжёлую драму русской жизни. А Чехов считал, что Раневская и Гаев мелки и пошлы, дряблые, как старики-дети, они недостойны быть героями даже водевиля. В конце концов, Станиславский согласился и придумал термин подводное течение, то, что сокрыто, но важно, например, печальный звук лопнувшей струны, который, как известно, раздаётся в пьесе дважды, и оба раза будто бы с неба. Станиславский: Премьера имела лишь средний успех, и мы осуждали себя за то, что не сумели, с первого же раза, показать наиболее важное, прекрасное и ценное в пьесе. Чехов приехал только к концу третьего действия, он был уже плох к тому времени, ему уже начали впрыскивать морфий, а через пару месяцев дело дойдёт и до героина (в то время это был легальный медицинский препарат). В последнем антракте устроили чествование Чехова, двадцать пять лет литературной деятельности. Речи, подношения, шампанское. Станиславский: На самом юбилее он не был весел, точно предчувствуя свою близкую кончину. Когда после третьего акта он, мертвенно бледный и худой, стоя на авансцене, не мог унять кашля, пока его приветствовали с адресами и подарками, у нас болезненно сжалось сердце. Из зрительного зала ему крикнули, чтобы он сел. Но Чехов нахмурился и простоял всё длинное и тягучее торжество юбилея, над которым он добродушно смеялся в своих произведениях. Но и тут он не удержался от улыбки. Один из литераторов начал свою речь почти теми же словами, какими Гаев приветствует старый шкаф в первом акте: «Дорогой и многоуважаемый... (вместо слова «шкаф» литератор вставил имя Антона Павловича)... приветствуя вас» и т. д. Антон Павлович покосился на меня – исполнителя Гаева, и коварная улыбка пробежала по его губам. Юбилей вышел торжественным, но он оставил тяжёлое впечатление. От него отдавало похоронами. Было тоскливо на душе… Антон Павлович умер, так и не дождавшись настоящего успеха своего последнего благоуханного произведения. Ныне «Вишнёвый сад» – самая популярная русская пьеса, а роль Раневской – мечта любой актрисы (ну, примерно, как Гамлет). Мейерхольд (из письма к Чехову): Ваша пьеса абстрактна, как симфония Чайковского. <…> Вы несравненны в вашем великом творчестве. Когда читаешь пьесы иностранных авторов, вы стоите оригинальностью своей особняком. И в драме Западу придётся учиться у вас.
«Вишнёвый сад» – самая популярная русская пьеса, на афишах театров мира вишнёвых садов на многие тысячи десятин, множество режиссёров продолжают искать разгадку пьесы. И всё в их поисках определяется их эстетическими воззрениями. В Европе постановки начали появляться только после войны.
1954 год. Театр «Компани Рено-Барро», Париж. Режиссёр – Жан Луи Барро
Тут всё строго по Чехову – комедия, причём музыкальная. Раневская – комическая актриса «Комеди Франсез» Мадлен Рено.
![]()
1974 год. Театр «Пикколо», Милан. Режиссёр – Джорджо Стрелер
Тот самый белый спектакль. Над белой сценой натянут огромный белый полупрозрачный занавес, который то спокойно колыхается над героями, то опасно низко опускается, то осыпает их сухими листьями. Декорации Лучано Дамиано настолько просты, что кажутся примитивными. Но только кажутся. Декорации превращаются в партнёров и выполняют сложные па. Раневская – Валентина Кортезе, известная своей пластикой.
![]()
1981 год. Театр «Буфф-дю-Нор», Париж. Режиссёр – Питер Брук
Декораций практически нет, стены и пол покрыты коврами. Питер Брук: Когда мы репетировали «Вишнёвый сад», я не собирался создавать нечто революционное или иконоборческое. Главным был поиск правды этой пьесы. Но я экспериментировал. Вначале придумал театр наоборот – где актёры находились бы на разных уровнях зрительного зала, кто-нибудь прохаживался бы по балкону. Получилось очень театрально – но от этого сразу погибали и интимность пьесы, и глубинный реализм Чехова. Постепенно нам удалось создать спектакль с минимальными декорациями и бутафорией.
![]()
В Советском Союзе «Вишнёвый сад» был единственной официально одобряемой пьесой Чехова. Даже включённой в школьную программу, видимо, из-за сбоя в матрице, вызванного излюбленным общественно-социальным конфликтом – отжившие дворяне (Раневская и Гаев) уступают историческое место разночинцам (Пете Трофимову) и купцам (Лопахину), хотя последнего мы всемерно осуждаем. Репертком разрешил пьесу к постановке, не найдя в ней ничего вредного для советской власти, только позитив будущей жизни. Однако Анатолий Эфрос, возглавивший Таганку после эмиграции Любимова, умудрился поставить спектакль с диалогами на кладбище, накрыл мир раневских и гаевых белым саваном и тем самым выразил скорбь о конце культуры (1975).
1975 год. Театр на Таганке, Москва. Режиссёр – Анатолий Эфрос
Раневская – Алла Демидова, Лопахин – Владимир Высоцкий.
![]()
Ни один настоящий режиссёр не обошёл «Вишнёвый сад» своим вниманием – ни в России, ни в мире. Более того, многие возвращались к постановке неоднократно, переосмысливали пьесу. Самым показательным является опыт Леонида Хейфеца, который ставил «Вишнёвый сад» пять раз – телевизионный фильм, 1976; пьеса в Киргизском драматическом театре, 1985; пьеса в Муниципальном театре Стамбула, 1986; пьеса в Драматическом театре Варшавы, 1997; пьеса в театре им. Моссовета, 2000. Примечательным является эволюция интерпретации пьесы. В телевизионном спектакле пространственные решения были красивы и даже радостны, постоянно присутствовал волшебный отблеск сада.
![]()
Хейфец: Здесь очень много смешного, потому что очень много трогательного, очень много человеческого. В сострадании ведь очень много забавного, занятного. Зал должен смеяться, улыбаться и плакать почти одновременно... Кроме того, что там есть смешные персонажи, там есть фантастически смешная лексика. Это – комедия жизни, потому что жизнь одновременно и смешна в самых своих печальных проявлениях. Так же, как и в самом смешном мы видим печаль. Но это в 1976 г. В 2000-м сцена намеренно некрасива, пуста, дом постарел, обветшал, многоуважаемый шкаф приткнулся где-то сбоку, всё зябко и сиротливо. Пыльца юмора осыпалась с чеховских недотёп, кругом только тлен и печаль. В общем, всё по пьесе: Вот и кончилась жизнь в этом доме… больше уже не будет… Из рецензии на спектакль: Из спектакля почти ушёл свет, ушла интонация жалости, прощения и милосердия. Осталась печаль – сдержанная, подспудная, чурающаяся сантиментов. Хейфец о постановке 2000 года: Я испытываю непрерывную муку в связи с «Вишнёвым садом» и ужас от того, что спектакль может стать благостной фальшью о жизни. Значит, единственным оправданием этой затеи будет понимание того, что с Домом, с Россией происходит.
Питер Штайн, немецкий театральный режиссёр, приехавший в Советский Союз в 1988 году по приглашению Союза театральных деятелей СССР и поставивший «Вишнёвый сад» в 1991 году, сформулировал мотив обращения к Чехову так: это открытие человека, прежде неизвестного, но человека своего времени, который носит в себе те же проблемы, что волнуют меня, человека, который несёт в себе моральные, этические, политические, творческие проекты и одновременно не в состоянии организовать свою повседневную жизнь. Иначе говоря, если обобщить, то в пьесах Чехова режиссёров привлекают поиски себя. И бывают эти поиски весьма и весьма…
2015 г. Театр имени Пушкина, Москва. Режиссёр – Владимир Мирзоев
Уже на программке предуведомляется: будет пьеса катастроф. Никакого сада нет. Впрочем, имения нет тоже. В центре сцены нечто, похожее на эшафот. В четвёртом акте Раневская взгромоздится на него с петлёй на шее.
![]()
В пьесе достаточно находок, до которых Чехов не додумался бы, хоть бы и под героином. Спектакль начинается совместным пробуждением Дуняши и Лопахина и их совместным же утренним туалетом. Петя Трофимов в кожанке диктует указы комсомолке Дуняше, а та печатает их на ундервуде. Персонажи сидят рядами, как в кинотеатре, и внимают речам Лопахина, у которого припрятан револьвер (видимо, у Епиходова отобрал). Утонувший мальчик Гриша качается на качелях, наблюдая за событиями. Гвоздь спектакля – сцена фокусов Шарлотты. Это сцена переливания крови. Сверху, как при авиакатастрофе, выпадают капельницы с красной жидкостью, и все персонажи пьесы получают свежую кровь.
![]()
На этом режиссёрские поиски метафор не заканчиваются. Сцена бала в третьем действии становится пляжной вечеринкой. Голый Фирс с чёрным ортезом на колене омывает ступни Раевской и Гаева. Латиноамериканская музыка перемежается хасидскими нигунами. Раневская танцует канкан. В финале все разбойники (зачёркнуто) обитатели вишнёвого сада пускаются в пляс. Ну что на это сказать? Художник видит, как видит – Мирзоева имею в виду. Можно спорить, так ли видел Чехов, но что бесспорно – Мирзоев поставил комедию. Его спектакль (пока Чехова выведем за скобки), безусловно, основан на приёме комического, несообразного, несочетаемого, несовпадающего (в том числе, с некоторыми зрительскими ожиданиями). В решительных разгадках чеховских метафор Мирзоев не одинок, многие режиссёры ищут…
2001 г. Александринский театр, С.-Петербург. Режиссёр – Роман Смирнов
Авангардизм. Многострадальный сад представлен вертикальными и наклонными досками с зеркальными покрытиями. Герои бродят в инопланетном саду.
![]()
2018 г. Новокузнецкий драматический театр. Режиссёр – Пётр Шерешевский
Футуристические фантазии в одном действии. Вишнёвый сад у Шерешевского – метафора прекрасного, но нежизнеспособного, обречённого на вымирание, а герои – чернозём для возникновения нового вида.
![]()
2021 г. Московский театр на Таганке. Режиссёр – Юрий Муравицкий
Парижское кабаре, красная ковровая дорожка, вечерние туалеты, чёрный рояль и серебристый микрофон. Новое звучание старого текста.
![]()
Список можно продолжать и продолжать. «Вишнёвый сад» – самая популярная русская пьеса, и, как справедливо заметил Мейерхольд, абстрактная, как симфония Чайковского. Интерпретаций может быть бесконечно много – как у всякого подлинного художественного произведения, и остаётся неизменным закон – каково время, таково и прочтение. Каждое десятилетие – этап развития общества, не так ли?
Но где смеяться-то? (обещали же рассказать). Ответ: наверное, через сто двадцать лет после создания пьесы смеяться уже негде. Юмор, первая градация комического, как пыльца на крыльях бабочки, дунул, и нет его. А за сто двадцать лет такие ветра задували, что о-го-го. «Вишнёвый сад» заслуженно вошёл в историю мировой культуры и со временем переместился по оси комического глубже (дальше?) – от невинного юмора (Симеонов-Пищик полведра огурцов съел, а Епиходов таракана проглотил) к насмешке, сарказму, цинизму, а кое-где даже дойдя до края, до сардонического смеха. Уже никогда не узнаем, что сказал бы Чехов, увидя Раневскую с петлёй на шее или голого Фирса, но то, что его пьеса ставится, как он и завещал, с использованием приёма комического, бесспорно.
Ну, а если вам по театрам недосуг ходить, а в последний раз вы читали «Вишнёвый сад» в школе, то не пренебрегайте советом – почитайте Чехова сейчас. Расширьте спектр своих эмоций, не пожалеете. Умнейший человек был этот наш Антон Павлович. По традиции (и канонам жанра) завершаю цитатой.
А. П. Чехов, в письме к О. Л. Книппер: Ты спрашиваешь: что такое жизнь? Это всё равно что спросить: что такое морковка? Морковка есть морковка, и больше ничего неизвестно (написано 20 апреля 1904 г., за три месяца до смерти)
опубликованные в журнале «Новая Литература» январе 2025 года, оформите подписку или купите номер:
![]()
|
![]() Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!
![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы. Литературные конкурсыБиографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:![]() Только для статусных персонОтзывы о журнале «Новая Литература»: 14.02.2025 Сознаюсь, я искренне рад, что мой рассказ опубликован в журнале «Новая Литература». Перед этим он, и не раз, прошел строгий отбор, критику рецензентов. Спасибо всем, в том числе главному редактору. Переписка с редакцией всегда деликатна, уважительна, сотрудничество с Вами оставляет приятное впечатление. Так держать! Владимир Локтев 27.12.2024 Мне дорого знакомство и общение с Вами. Высоко ценю возможность публикаций в журнале «Новая Литература», которому желаю становиться всё более заметным и ярким явлением нашей культурной жизни. Получил одиннадцатый номер журнала, просмотрел, наметил к прочтению ряд материалов. Спасибо. Геннадий Литвинцев 17.12.2024 Поздравляю вас, ваш коллектив и читателей вашего издания с наступающим Новым годом и Рождеством! Желаю вам крепкого здоровья, и чтобы в самые трудные моменты жизни вас подхватывала бы волна предновогоднего волшебства, смывала бы все невзгоды и выносила к свершению добрых и неизбежных перемен! Юрий Генч ![]()
![]() |
||||||||||
© 2001—2025 журнал «Новая Литература», Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021, 18+ 📧 newlit@newlit.ru. ☎, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 Согласие на обработку персональных данных |
Вакансии | Отзывы | Опубликовать
https://skypka.tv скупка ноутбуков macbook. . Газовый гриль топ 10 лучший обзор лучших газовых грилеи реи тинг 2022 года топ. . Лига ставок официальный сайт официальныи саи букмекерскои конторы лига ставок. |