Триумф красных бабочек

 

 

 

– Индеец идет! – кривляется Сявка, целясь в меня из поджига. – Эй, краснокожий, сейчас ты сдохнешь!

– Не стрелять! Оставьте его мне, – цедит сквозь зубы блатарь Камиль, подражая бандитам из популярного сериала о Зорком Соколе.

Лица дворовой шпаны маячат прямо перед моими глазами. Почему они смотрят на меня с таким нескрываемым любопытством?

– Сами вы ирокезы! – пускаю сквозь зубы длинный плевок в сторону и с напускным равнодушием ухожу со двора, чувствуя, как взгляды пацанов прожигают мне спину.

Подъезд. Перепрыгивая ступеньки, мчусь по лестнице, на площадке третьего этажа срываю с шеи ключ на веревке, открываю дверь нашей квартиры. В раме зеркала на меня изумленно смотрит урод в красной полумаске. Что это? В ванной я долго тру лицо водой из-под крана. Но краснота на лице, вспухает еще больше. С ужасом я прозреваю в ней бабочку. Сидя на краю ванны, я крепко жмурюсь, чтобы удержать слезы.

Это аллергия, успокаивает меня мама, просто аллергия, завтра это пройдет. И я засыпаю с мыслью: скорей бы ”завтра”! Едва продрав глаза, бросаюсь к зеркалу. Проклятая тварь сидит на прежнем месте, распластав по моему лицу свои багровые крылья!

На ватных ногах я возвращаюсь в постель. Зловещее предчувствие омрачает мою душу. Я чувствую себя больным, вялым. Будто бабочка, вцепившись в мое лицо когтистыми, как у стрекозы коготками, пьет мою кровь, высасывая силы.

Делать нечего, пошли с мамой в поликлинику.

Так начались мои страдания.

В кабинет, где меня осматривала врач, набились девушки в белых халатах. Они смотрели на меня с жалостью и сочувствием. Застенчивый до дикости, я не знал, куда деть свои длинные, как плети, руки. От жгучего стыда лицо мое пылало, и бабочка буквально сжигала кожу.

– Только вчера мы говорили с вами о красной волчанке, – поворачивая меня лицом к девчонкам, провозглашает врач. – И вот полюбуйтесь – типичнейшая сыпь. В виде бабочки…

Красная волчанка? Что-то чудовищное по своей безумной и неудобоваримой силе слышится мне в этих, леденящих кровь словах. Затравленно озираясь, я читаю в глазах девушек: “Вот бедняга!” И мне хочется сделаться маленьким и невидимым, забиться в нору, где меня никто не найдет.

– … конечно, необходимо обследование, – доносится до меня голос врача.

И я вижу белое лицо мамы, обреченно она кивает головой.

– Меня положат в больницу? – выпаливаю я звенящим от волнения голосом, когда мы, наконец выходим на улицу.

– Будет видно, сынок…

Но мама врать не умеет.

И мир меркнет. Все вокруг мельчает, все становится чужим, незнакомым. Светит солнце, едут машины, спешат куда-то люди, но все это воспринимается уже без всякого отношения ко мне. В больнице я, конечно, умру. От тоски и страха. Я вдруг замечаю: на нас оглядываются. “Лицо!” – закрываюсь я рукой. И мне делается так тяжело и грустно, что я готов заплакать.

А как весело, интересно начинались летние каникулы! Как вольно жилось мне совсем недавно! Как замирало от восторга мое сердце, когда я отправлялся один на остров. Рыба, запеченная на костре. Мое особое, гордое и храброе одиночество Робинзона. Неужели теперь все для меня потеряно!

– …Ваня, слышишь? Давай зайдем в канцтовары и купим ту картину с кораблем, которая тебе нравится, – предлагает мама.

Так спрашивают у приговоренного его последнее желание. И я отказываюсь от картины с погибающим в штормовом море парусником, которая мне действительно очень нравится. И неожиданно для себя предлагаю купить мне складной нож с рукояткой в виде бегущей лисицы. Такой нож – мечта каждого пацана. Он заключает в себе всеобъемлющее понятие богатства, удали, мужества. Но стоит он червонец – целое состояние. И я, конечно, понимаю, что, пользуясь, случаем, мерзко играю на материнских чувствах.

Не раздумывая, мама покупает мне “лисичку”.

– Спасибо, мама! – радостно говорю я, сжимая в кармане нож. – Когда я вырасту, я верну тебе деньги.

Мама бросает на меня удивленные и нежные взгляды. Но моя веселость – это веселость отчаяния. Промелькнувшая мысль о побеге полностью завладевает мной.

Убежать я решил на остров Глухой. Время от времени туда мы наведывались с пацанами, отправляясь в путешествие по проторенным, только нам известным тропинкам. Там, на острове, где Зеленая Река одиноко впадает в рукав Иртыша, глубоко врезавшийся в берег, мы строили на деревьях, высоко над рекой, шалаши, прыгали нагишом в воду. Но я любил уходить в эти дикие места один. И я знал там каждый бугор и каждый овраг, каждое большое дерево и каждый ручей в густых ивовых зарослях. Да нет, больше того – каждую кочку на болоте. Пацаны говорили, что это болото кишит змеями, но гадюк там я никогда не видел. “Благо, до зимы еще далеко, еще успею построить хибару, крепкую и прочную, как корабль…” – думал я ночью, ворочаясь возле мирно спящего брата Саши.

На следующее утро бабочка на моем лице алела еще страшней. От завтрака я отказался. На это обратила внимание мама. Когда я вышел из кухни, то услышал, как она сказала:

– Все. Завтра пойдем в больницу. Куда тянуть?..

И голос ее прервался…

Я замер, как в игре море “волнуется”. Мои уши превратились в локаторы.

Но отчим, еще вчера так горячо защищавший меня, теперь помалкивал. Мое сердце застучало о ребра, как у пойманного в силки зайчонка.