Мы кванты поля жизни

Пока жива надежда

Пока жива надежда –
Слагаются стихи.
Как долго плыть с ней между
Пустынных и глухих

Равнин страны забвенья,
Безжизненных теней,
И берегом спасенья?
Чем дольше, тем сильней

Отчаянье, и в лодке
Стихают голоса.
Молитвы душ бесплотных
Уходят в небеса,

Теряются в безбрежной,
Безвременной дали.
Пока жива надежда –
Моли, душа, моли

И заклинай Харона
Сильней веслом взмахнуть
И старенький паром свой
Обратно повернуть!

Туда, где дым селений,
Где бьётся жизнь ключом,
Где счастье не изменит,
Где сердце горячо

В груди забьётся снова
В ответ на добрый взгляд,
На ласковое слово,
А губы опалят

Прикосновеньем нежным...
Молись, душа, слова –
Последняя надежда.
Пока она жива.

Напоенный теплом

Напоенный теплом,
Проходит август, следом
Сентябрь за окном
Покрыть шуршащим пледом

Желтеющей листвы
Не поспешает землю.
Знать, как всегда правы
Часы природы, внемля

Душе надмировой,
Застывшей в одночасье
Над котелком земной
Похлёбки из несчастий,

Лишь сдобренной слегка
Приправами веселья.
Но человек, пока
Живёт – и в этом зелье

Находит свой искус
И странную отраду.
И шепчет "Я вернусь",
Прощаясь долгим взглядом

С мечтой или судьбой,
Стремясь постичь мгновенье
По имени Любовь
Пока трава забвенья

Не встала за спиной
До края Ойкумены.

Спокойствие – ценой
Беспамятного тлена?

Ценой забытых глаз,
Потерянной надежды?

Сентябрь в который раз
Багряные одежды
Накинет на леса,
Нахмурится дождями...

Не отверни лица:
Там, не спеша, гвоздями
Его вбивают в крест
И поднимают в небо…

Не помню этих мест – 
Я никогда там не был!

Фонари и снежинки

Фонари и снежинки. Переулки, бульвары.
Силуэты прохожих в рекламном угаре.
Одинокий подфарник в заколдованном круге
Кольцевых, радиальных… В межсезонном недуге
Посеревшие глыбы без имён и названий –
Геометрия скорби, гранита и граней.
Так устроена память: всё забудется, кроме
Фонарей и снежинок! – Эти мокрые комья
Перегруженно кружатся в сумерках мерных,
Словно ищут сочувствия, белые смертники.
Их растопчут ногами, их колёса раздавят!
Но, скорее всего, они просто растают.
В этом городе тесно. В этом городе жалость
Приживается редко: в нём так много металла.
Нечем тронуть, пронять, – разве ржавчиной выесть!
Гибнут белые смертники, в их крови мостовые.

Цветные сны

Ноябрь – к зиме последним перевалом
Застыл в холодном свете фонарей.
Нелепы их слепящие овалы
На мглистой сцене неба, где Борей

Готовит декорации к сезону
В белёсой гамме снежных облаков.
Искрятся почерневшие газоны
Кристаллами замёрзших летних снов.

Они цвели с улыбкой всю весну
В хрустальных, талых каплях междометий,
Всё лето в лепестках живых соцветий,
В мечтах, лишь ветру высказанных вслух.

Кружит дыханье северных пределов
Цветные сны в резных оковах белых.

Беззимье по зиме

Едва забрезжил свет бесформенного утра
Очередного дня беззимья по зиме,
Как ожила тропа, сверкая глянцем ртутным
Эмалевых осколков неба на земле.

И караван фигур, темнеющих на сером,
Змеясь, пополз к порталу щупалец метро,
Вбирающему жадным, ненасытным жерлом
Фигурку за фигуркой в гулкое нутро.

Скрежещет сталь о сталь, пронзая корневище
Колонии бетонных сот aeterna urbs,
Спрессованные вхруст, тела свободы ищут,
Глотая пыль времён кольцом отверстых уст.

И к свету выносил подъёмник-эскалатор
Помятый, но живой конгломерат-сырец
Для фабрик и торжищ, Молоху душ на радость.
…Шёл крупный, мягкий снег – беззимью шёл конец.

Сверкая пылью звездного величья

Холодным глянцем отливают лужи.
Глотает горожан портал метро.
Сутулый караван под оком стужи,
Ласкающейся лапами ветров.

В коленах труб органных для метелей
И в гулких переулках темноты,
Упавшей с неба цвета канители,
Они выводят вьюжные лады.

Сверкая пылью звездного величья,
Последним перегоном путь пролёг,
А поводырь, погонщик и возничий
Целковый жизни спрятал в кошелек.

Апрель, похожий на октябрь

Апрель, похожий на октябрь,
Нахмурился, развесил космы
Тяжёлых туч и мелкой рябью
Сметает глянец улиц плоских.

Холодный ветер рвётся, кружит,
Пронизывает, ломит кости
И в зазеркалье стылых лужиц
Швыряет льдинок злые горсти.

Дома ссутулились и в плечи
Втянули кубы серых башен.
Весенний день в осенний вечер
Промозглой сыростью окрашен.

Глазницы окон удручённо
Глядят, подёрнутые грустью,
На город, будто заключённый
В туманный кокон захолустья.

Где запустенье – бич от века,
И жизнь устала делать ставки,
А время – престарелый лекарь
Прикладывает к душам пьявки.

Ночные пилигримы

Идут мои дожди, ночные пилигримы,
Под окнами бредут, шуршат листвою влажной,
Все ночи напролет, чуть слышно, еле зримо,
Откуда и куда, гуськом – не суть как важно.

Важнее для меня печальный шёпот листьев,
Влетающий в окно, распахнутое настежь,
И между старых лип вполоборота лица,
И взмах рукой – прости за нежное ненастье.

Не нам тебя судить, и ты нас не осудишь!
Покуда видишь ты, смотри, но не на запад.
Мы все одной крови, вдохни же полной грудью:
Когда приходит боль, она всегда внезапна.

А всё, что есть в ответ – улыбка светлой грусти
И благодарный взгляд вслед серым пилигримам,
Идущим на восток – в душе моей, по сути,
Смывая с облаков следы ночного грима.

Как времени мало для лета

Как времени мало для лета.
Как мало пространств и времён
Для длительности и для света.
Кто кратким мгновеньем пленён –
Сумеет ли выйти к началу,
Скользя неуклонно к концу?
Как тонко, печально звучала
Та песнь... Жаль, что мне не к лицу
Слезинок твоих междометья!
Мой панцирь ржавеет от них.
Щитом от крутых лихолетий
Пусть будет тебе этот стих.

Мы кванты поля жизни

Сейчас и только здесь –
Локальна суть живого:
Тогда и где-то там – живое, но не это.
Рождение – суть весть,
И с каждым новым словом
Реликтовую мглу жизнь наполняет светом.

Свет этот не слепит,
Не сушит, не сжигает,
Пронизывает он связующую бездну,
И весть за битом бит
Мгновенно достигает
Иных живых миров любых окраин звездных.

Взгляд поднимая ввысь
И устремляясь к звёздам,
Живое о живом с живым ведёт беседу,
Покуда бьётся мысль,
Пока ещё не поздно
И есть, о ком узнать, и есть, кому поведать.

Не облик суть души,
Мы кванты поля жизни,
Близки ли, далеки – ансамбль когерентен.
За всё, что совершишь
Ты здесь, сейчас и присно,
Иной в живых мирах окажется в ответе.