Адамгерчиликтуу болойлу

На чтение потребуется 1 час 50 минут | Аннотация | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы

 

 

 

Блаженны милостивые, ибо помилованы будут.

 

 

«Мама, я в плену. Со мной всё хорошо, я здоров, меня кормят и не мучают. Мама, меня хотят обменять на своего, но для этого тебе надо приехать сюда. Тебя будут ждать 23, 24, 25, 26 и 27 апреля. Тебе надо будет в эти дни, в полдень пройти по привокзальной площади Гудермеса. Надень свой оранжевый шарф-платок. К тебе подойдут и скажут, что делать, чтобы быть посредником для обмена. Я сразу сказал, что денег у тебя нет, меня держат здесь для обмена на своего. Со мной всё хорошо. Приезжай, не дрейфь. Никому ничего не говори, это строго, а то обмен не получится.

Твой Сашок».

Последних слов письма она почти не видела. Слёзы, безудержные слёзы залили глаза и письмо. Сашка! Кровинка моя, за что? За что нам такое? Замелькало как в калейдоскопе: наевшийся и засыпающий у ее соска свёрток счастья с пухлыми щеками, первые шаги и первое «мама», как испугался, впервые увидев Деда Мороза на утреннике в садике, как мучился, выводя первые буквы в школе, как расчёсывал под гипсом сломанную на велосипеде руку, как едва выжил после отравления в походе, как вдруг стал без напоминаний чистить обувь и стричь ногти, подолгу прихорашиваясь у зеркала – влюбился, как категорически заявил, что служить будет, никаких подкупов и махинаций. Как дорог и любим её родной возмужавший человечек с родинкой за левым ухом. Сашка, её сын, её мечта и надежда, её сердце и жизнь. Вот она, та непонятная тревога, что навалилась, не отпуская, две недели назад. Где-то в центре грудной кости, буквально физически ощущаемая тревога. Сейчас там просто больно, как будто кто ударил. Щемит сердце и трудно дышать, совсем трудно, просто нечем. Жарко, нет, знобит, как же дышать, жить-то как?

Нет, нет, он жив. Сыночка, маленький, только останься живым! Пусть дезертиром, инвалидом, трусом, больным, в бегах, хоть как, только живым. Мать сделает всё что угодно, лишь бы ты жил, если надо, то заберите её жизнь. Оставьте сына живым!!!

 

После первой волны шока Татьяна, утирая слёзы, стала перечитывать короткое письмо ещё и ещё. Рука Сашкина, он писал, родные каракули не спутаешь и не подделаешь. Обмен в Гудермесе. Гудермес уже, кажется, освобожден, значит, он не там, а у боевиков, где-нибудь в горах. Так, конец апреля, сегодня девятнадцатое, еще пять дней, добраться успеем. Оранжевая шаль на месте, оденем. Дальше, деньги их не интересуют, обмен на своего бандита. Дальше, «не дрейфь», очень плохо. Значит, он сомневается. Это понимают только они двое. Мать и сын. Когда Сашка оканчивал школу, у него спор вышел с учительницей по литературе. Она говорила, что слово «дрейфить» не литературное, его лучше заменять другими, например «межеваться». После этого Сашка стал иногда говорить: «я не дрейфлю, я межуюсь». Это значит, не боюсь, но сомневаюсь. Он сомневается, что ей надо ехать? Что, обманут, не обменяют? Не ехать? Нет, написал «приезжай», а что он ещё напишет в плену, ведь под диктовку написано и проверено бандитами. Приезжай, но всё не так? А как? Чёрт возьми, почему он оказался в Чечне? Ведь он не там служит. Почему его…

– Татьяна Александровна, что с вами? Вам плохо, может скорую вызвать? – Вошедшая с бумагами секретарша Света оборвала лихорадочный мысленный вихрь.

– А, что? Совсем плохо выгляжу? Да, Света, мне плохо, так плохо мне ещё никогда не было. Что там у нас? Из гостиницы звонили, во сколько их ждать?

– Ну, переводчица говорит, что уже в машины садятся, через полчаса будут, наверное. Татьяна Александровна, что случилось, на вас лица нет, вы плакали?

– Я? Нет, я умирала, но передумала. Сергей Константинович звонил, всё готово?

– Да, сказал, ждёт. Татьяна Александровна, может помочь чем?

– Да, Света, забудьте мой нынешний внешний вид, и это будет неоценимая помощь с вашей стороны. Всё хорошо, не волнуйтесь, я уже в порядке.

– Как скажете. – Секретарша положила папку с бумагами на стол руководителя и удалилась.

Татьяна встала из-за стола, подошла к зеркалу. Да, красавица, только высоких гостей принимать, «фрау Таттяна». Нет, нет, Танюша, в кучу, сейчас немцы приедут. Столько сил потрачено на них. Столько судеб зависит от предстоящей встречи. Зачем сказала Сашке, чтоб на адрес завода писал? Как теперь работать, встречать, улыбаться, думать? Все мысли только о сыне, какая работа, какие немцы? Надо успокоиться, в кучу, Таня, в кучу, ты замдиректора, за пару часов управимся и спокойно всё обдумаем. Горячку пороть нельзя, надо всё просчитать. Сашенька, мы всё сделаем спокойно и правильно. Ты будешь жить, ты вернёшься домой! У тебя есть мать, она тебе поможет. А пока – немцы.

 

Совсем нелегко быть замдиректора на умирающем заводе. Заводе, построенном и настроенном для выполнения очередной плановой задачи. Но уже четвёртый год как нет плана, а задача только одна – выжить. Всем абсолютно плевать, как. Как выпускать конкурентоспособную, востребованную продукцию? Как противостоять биржевым спекулянтам и «браткам»? Мэрии и «Технадзору». Невиданной на Советском веку инфляции, от которой вдруг все, живя впроголодь, вдруг стали миллионерами, и бартеру, охватившему было всю страну. Как не растерять рабочих, разбегающихся из-за безденежья в «челноки» и «бригады». Как? Да как хочешь. На то он и рынок, чтоб человек человеку волком был. Конкуренция свободного рынка, называется. Отвыкшему за семьдесят лет от свободы и конкуренции населению пришлось, как слепому котёнку в воде, отправиться в пучины капитализма, страшилки о котором, как оказалось, были правдой. Недавно директор на семинар посылал: «Основы мотивации персонала». Какая уж тут мотивация, когда людям из-за задержки зарплаты макароны не на что купить. Голодный сытого не разумеет, жрать просит. Ну да ничего, медленно, со скрипом, но родной завод всё же переходил на рыночные рельсы, пока, правда, больше похожие на базарные.

Немцы, немцы нас спасут. Зря, что ли, мы их от фашизма спасали, пусть нас от пережитков коммунизма спасают. У них деньги, оборудование, технологии, орднунг. Это полностью Татьянина затея, она всё организовала. Нашла, договорилась, заинтересовала, просчитала, пригласила. Если удастся договориться с немцами, то всё будет хорошо, завод станет совсем другим. Заграница нам поможет, лишь бы запросили не слишком много.

Взявшая себя в кулак, с болью в центре груди, подкрасившаяся замдиректора отправилась встречать высоких гостей.

 

Немцы улыбались мило, но холодно. Ходили по цехам, смотрели станки, качали головами. Улыбались, но глазки опускали. Директор, Сергей Константинович, почти танцевал перед ними, махал руками, шутил, заигрывал, обещал златые горы. Мимо. Татьяна Александровна шедшая в «свите», видела – мимо. Наконец она показала директору на часы – обед. Тот кивнул и повёл гостей в банкетный зал.

Рассаживаясь за столы на две персоны, старались разделить немцев, растворить, чтобы сидели вперемежку с местными. Татьяна Александровна «оказалась» рядом с главным, Шмидтом. Пожилой Йозеф Шмидт почти не улыбался, как остальные, его цепкий взгляд зачастую смотрел не на то, что указывал директор. Наверняка матёрый промышленник всё уже посчитал и решил.

В самый разгар трапезы, когда Сергей Константинович рассказывал через переводчика очередной заготовленный анекдот про коммунистов, Татьяна, поймав взгляд Йозефа, спросила тихо, но в упор:

– Аллес шлейхт? (Всё плохо?)

Шмидт, продолжая жевать, также тихо, слышно только ей, и также в упор, ответил:

– Зер шлейхт, фрау Таттяна. (Очень плохо, Татьяна.)

Понятно, что не Германия, но жить-то надо.

– Вифель процент мёхтен зи? (Сколько вы хотите процентов?)

Немец, перестав жевать, задумался на секунду, воткнулся глазами в Татьяну и всё так же тихо, но однозначно и железно процедил:

– Айнц унт фюнфцих. (Пятьдесят один.)

Татьяна опустила глаза. Пятьдесят один процент, стать, по сути, хозяином, он что, очумел? А разве у них есть выбор? Есть, конечно, – или условия иностранцев, или полное банкротство и крах, завод у последней черты. Она встретилась глазами с разглагольствующим директором и показала ему свою ладонь, проводя другой по середине (половина), потом выставила указательный палец (пятьдесят один). Сергей Константинович, самозабвенно что-то рассказывавший, вдруг сбился, покраснел, отпил из фужера. Глаза забегали, закашлялся, опять отпил, извинился. Вздохнул глубоко, согласно моргнул своему умному заму и продолжил, как ни в чём не бывало, очередную байку для уже осоловевших от обильного стола гостей.

– Гут. – Татьяна протянула руку своему визави.

– Зер гут. – Произнёс Шмидт, ответно пожимая руку и слегка улыбнулся. Положил вилку и откинулся на стуле. Обед окончен, переговоры тоже.

Потом были ещё всякие условности, этикет, протокольные движения. Они продались! Полностью, с потрохами, теперь хозяева здесь немцы. Что скажут, то и будет. Полный капут! Вот так с буржуями, не успеешь оглянуться, как тебя купили уже или продали, какая разница. Что ж, верно говаривал один умный многодетный бородач, тоже немец, которого потом сильно переврали: «Победит та социальная модель, которая победит экономически». Всё по Марксу – капитализм шагает по стране! Их допотопному заводу со станками, годными, по мнению Шмидта, лишь на металлолом, пришлось продаться, иначе не выжить. Такой вот нынче марксизм.

 

Проводив немцев до машин, Татьяна Александровна взяла директора под руку и отвела в сторону от прочих замов и помов, участвовавших в проводах.

– Сергей Константинович, я завтра уезжаю.

– Чего, куда уезжаю? Завтра начнём готовить документацию, а, кстати, вам же завтра в мэрию. – Ещё не остывший от встречи директор вообще не понимал сути разговора.

– Я свела вас с немцами, вам теперь осталось продолжить отношения и договорённости. Вы справитесь. Я завтра уезжаю, у моего сына беда. Мне надо, и, независимо от ваших слов и действий, я завтра уеду.

– Татьяна Александровна, что случилось? Какое уеду, всё только начинается!

– До свидания.

– Вы с ума сошли, без ножа режете! Объясните, что случилось?

– Извините, не могу, может, когда вернусь, смогу. Это вопрос жизни моего сына. Мне надо собраться и завтра с утра ехать, я все равно не смогу работать. Извините, до свидания.

Татьяна повернулась и ушла, оставив недоумённого директора с возмущённо разведёнными руками.

– Тогда можете не возвращаться, вы понимаете, что делаете, оставляя меня сейчас? – услышала она вдогонку.

Понимает, всё понимает. Ничего, господин директор, как-нибудь справитесь, у вашего зама есть дела поважнее. Итак, из последних сил держалась несколько часов, стараясь, заставляя себя не думать о главном. Это здесь Татьяна Александровна замдиректора. Была. А вообще-то, и главное, она мать для своего Сашки, что повыше любой карьеры будет.