Адамгерчиликтуу болойлу

На чтение потребуется 1 час 50 минут | Аннотация | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы

 

 

 

Так, теперь надо спокойно всё продумать и выстроить алгоритм действий. Всю дорогу до дома Татьяна снова и снова «перечитывала» в уме заученное уже наизусть, короткое письмо. Постепенно стали обозначаться необходимые меры и действия. Не дойдя до дома, Татьяна развернулась и направилась в военкомат, благо рядом.

Вход в кабинет к начальнику военкомата преградила внушительных размеров женщина:

– Владимира Степановича нет, а вы, собственно, по какому вопросу?

– По личному, мне очень надо, где его зам?

– Заместитель в отпуске, а к Владимиру Степановичу надо записаться. Сейчас я вас в журнал запишу, давайте пройдём. Фамилия ваша как, паспорт при себе?

В этот момент за дверью раздался громкий хохот и шум отодвигаемых стульев. Татьяна резко завернула за спину лгущего цербера в женском обличье и оказалась перед дверью. Дёрнув ручку, вошла в кабинет. Двое мужчин, собираясь выйти, стояли у двери. А очень тучный, седеющий офицер с двумя крупными звёздами на каждом погоне пожимал им, прощаясь, руки.

– Владимир Степанович, я ей сказала, что вы заняты, а она без спросу ворвалась. Женщина, выйдите, приём по записи.

Негодующая тётя, пропустив выходящих посетителей, намеревалась силой вытащить Татьяну из кабинета.

– Владимир Степанович, начальник военкомата – вы? Мой вопрос не требует спроса и записи. Это слишком важно и срочно, я займу у вас немного времени, нам надо остаться наедине.

 

Улыбавшийся начальник вдруг резко посерьёзнел и кивнул помощнице, та скривилась, но вышла. Офицер, пройдя, сел за стол и принял строго официальный вид.

– Слушаю.

– Я сегодня получила письмо от сына, он в чеченском плену.

– И что?

– То есть? Вы военкомат, это вы направили моего сына служить? Куда мне за помощью обращаться? Что мне делать?

– Вы оставьте свои данные, когда придёт подтверждение о его гибели, мы вам сообщим, и вы, как мать погибшего героя, будете иметь льготы. Оставьте данные, больше ничем помочь не могу.

У Татьяны потемнело в глазах, она убьёт его! Она сейчас устроит самосуд над этой обнаглевшей в своём цинизме тушей. Этот ублюдок уже похоронил Сашку.

– Мой сын жив, не смейте его хоронить! Вы слышите, он в плену, он жив. Вы должны помочь ему, а не мне, надо организовать его спасение. Вы для чего здесь, только посылать мальчишек на бойню? Надо немедленно…

– Так, уважаемая мамаша, ваш сын направлен защищать Родину. И если Родина направила его наводить конституционный порядок в Чеченской республике, значит, там он исполняет свой гражданский и мужской долг. Он сын не только ваш, но и Родины. Прекратите истерику! Сейчас для всех нелёгкие времена, а я здесь исполняю свой долг, порученный мне командованием, а ваш сын свой, солдатский. Успокойтесь, как вас зовут?

– Меня зовут мать Александра Викторовича Симонова, который прошлой осенью был призван вашим военкоматом. Да, для защиты страны, но не для бойни и плена. Ему всего девятнадцать, он совсем ещё мальчишка. Он должен жить, и это его главный долг перед Родиной. Сейчас же вы скажете мне, каким образом происходят обмены пленными, ведь они происходят. Сейчас же вы начнёте участвовать в его спасении, иначе, поверьте, вы будете «исполнять свой долг» совсем в другом месте.

– Вон отсюда, не хотите по-хорошему разговаривать, будем по-плохому. Вон! Можете хоть Грачёву жаловаться, мне уже терять нечего. Я ещё в прошлом году всё, что имел, в «МММ» потерял, всё до копейки. Теперь ничего не страшно, других стращайте. Освободите кабинет, я ничем не могу вам помочь. До свидания.

О чём он? О заразительном безумии «МММ», о неполученной наживе, о льготах за труп живого или о долге перед Родиной и службе отечеству? О чём с ним вообще разговаривать, на абсолютно разных языках? Татьяна как-то устало-апатично махнула рукой и вышла. Она одна со своей бедой, кого волнует чужое несчастье? Все заняты своими, лично им нужными делами, все ожесточены и напряжены, а потому безразличны к чужому горю.

 

Что делать? Извечный вопрос несогласных. Мать не согласна, что её сын может пропасть. Так не будет, он должен жить! В военкомате разговаривать не о чем и не с кем, дальше. Дальше ФСБ. Надо ехать в Саратов, к Валерке Пахомову, бывшему однокласснику. Взять его за горло и всё узнать и заставить, упросить любой ценой, чтобы помог.

Валерка ухаживал за Татьяной полгода, до армии. Перед самым его призывом они поссорились из-за какой-то мелочи и расстались. Татьяна вышла замуж, а Валера после службы ушёл в «органы». Жили в соседних домах, здоровались, но просто как давние знакомые, одноклассники. Потом Валерку направили по службе в Саратов, там он пошёл в гору и стал Валерием Николаевичем. Иногда приезжал к родителям, в прошлом году, случайно встретив Татьяну, дал адрес, звал в гости. Так и не женился, бедолага.

В Саратов! Туда автобус ходит каждый день, кажется. Надо за билетом, на автовокзал. А вот и таксисты рядом с остановкой, «бордюрят», поехали.

Уже через полчаса Татьяна, отстояв очередь, купила билет. В Саратов, на завтра, в 9-00. Приедет вечером, очень хорошо, Валерка дома будет. Татьяна упадёт ему в ноги, придушит, выйдет за него замуж, уговорит и упросит. Что угодно, лишь бы помог спасти Сашку. Завтра в девять утра начнётся её движение к сыну. А пока надо обдуманно собраться.

 

Подходя к подъезду, Татьяна опять развернулась, за газетами. Что хоть там творится, в этой Чечне? Совсем неинтересно было, это же так далеко от Средней Волги. Бузят, стреляют, Минутку какую-то штурмовали. Татьяну это мало интересовало, не про неё. Сашка под Питером служит, до Кавказа тридевять вёрст. Вообще, после недавнего убийства всенародного любимца Листьева, все как-то адаптировались к каждодневным убийствам и спокойно приняли возможность неестественной убыли населения. Вся страна бурлит, везде стреляют, их директору на дверную ручку боевую гранату-предупреждение вешали год назад. Тут бы в местном бедламе уцелеть, не до Чечни с её проблемами. Читать-то и некогда, и так глаза слепнут от нормативов и техрегламентов, официальных бумаг и писем, которые приходится разбирать каждый день на работе. Директор, Сергей Константинович, технарь до мозга костей, сгрузил весь официоз и канцелярию на Татьяну, тут уж не до газет и конфликтов на далёких окраинах.

Далека Чечня, но и в её дом постучалась. Придя домой, Татьяна села перед телевизором, ловя на всех семи каналах новости и выискивая в ворохе купленной прессы любую информацию про Чечню, Кавказ, Вооружённые силы и войну.

Как же она жила всё это время, не замечая на своём станкостроительном заводе ничего, что не в её городе и отрасли происходило? Это вроде бы далеко, значит, нечего знать и вникать. Сил не хватит про всё думать, лишь бы родное поприще не пропало. А мир бурлит, в конце двадцатого века настоящие войны, оказывается, идут. В некогда дружной и процветающей Югославии десятки тысяч жертв. В какой-то далёкой дремуче-африканской Руанде – сотни тысяч! В совсем недавно почти Советском Афганистане фанатики-талибы огнём и «калашом» вводят средневековье. В обнищавшей, зато независимой «солнечной» Грузии совсем нет электричества, но идёт гражданская война. В дотационных и потому отвыкших работать, а ныне брошенных «шестнадцатых республиках» Монголии и Кубе – голод. И кругом беженцы, беженцы, беженцы. Люди бегут из родных мест не в поисках лучшей жизни, а чтобы просто выжить. Физически выжить. Миллионы беженцев в конце двадцатого века!

Миллионы и миллионы в одночасье брошенных в Средней Азии славян, оставляя всё, бежали от почти родных, но вдруг обезумевших соседей. Это происходило сейчас, здесь. В её, Татьяны, городе полно беженцев из «нерушимо-союзных, братских республик». Она это знала, но не замечала, не до этого. Она знала и о бегущих от уничтожения из Чечни. Все не мусульмане, бросая жилища, покидали мятежную окраину страны. Татьяна и об этом знала, но тоже старалась не замечать. Отдавая деньги на похороны погибшего в январе сына главбуха, Татьяна не вникала в подробности. Тот погиб под Грозным, а её Сашка служит под Питером, а у замдиректора и так голова гудит от проблем и забот.

«Мама, я в плену… приезжай…». И сердце, так тщательно закрываемое от чужих страданий, вдруг втянуло в себя всю боль этого безумствующего мира. Теперь и это сердце матери вплетено в общий узел борьбы за жизнь. Теперь и Татьяна мысленно породнилась с чернокожей босой и неграмотной руандийкой, также борющейся за жизнь своих детей где-то в глуши африканских джунглей. Теперь и её душа стянута, словно удавкой, тяжёлой сдавливающей тревогой, и лишь надежда даёт силы жить и заставляет действовать.

 

Татьяна читала и смотрела новости, стараясь по советской привычке прочесть между строк и услышать не сказанное. Что кроется за победными реляциями Грачёва и шевелящимися желваками Лебедя, что не пропечатано в интервью с Лобовым или Березовским? Как там в Чечне?

Полномасштабная война, убитых многие тысячи. Бардак и обычная советская неготовность к как всегда внезапной войне и вероломности врага. «Добро пожаловать в ад». На войне как на войне.

Как вытаскивать сына из этого кипящего ада? Вытащить любой ценой! Кто додумался отправлять неподготовленных юнцов на борьбу с обученными и до зубов вооружёнными бандитами? Неужели не нашлось профессиональных и обстрелянных спецвойск для борьбы с горсткой сепаратистов? Что-то не сходится здесь. Какая же это банда, с которой уже несколько месяцев не может справиться регулярная армия огромной державы с многомиллионным населением? Что же на самом деле творится?

Так, ещё раз, интервью с Березовским, что-то там мелькнуло, «…сейчас, например, ведётся активная работа по освобождению наших военнослужащих в зоне Чеченского конфликта». И всё. Надо прочесть полностью. Да, его послушать, так прямо Борис-Всемогущий и «отец русской демократии» в одном лице. А ведь он начинал свой взлёт в этом городе с гениальной аферы на автозаводе. «Кинув» завод, на котором держался почти весь город и половина области, получил прозвище БАБ и отправился проворачивать свои гениальные, но жульнические схемы уже на федеральный уровень. С тех пор автогигант стал хромать на обе ноги, а Березовский – всё больше набирать капитал и политический вес. Теперь он небожитель, учитель демократии и политический гигант, но вряд ли кто в стране может сравниться с ним в аферизме и жульничестве. Если он занялся освобождением пленных, значит, можно не сомневаться, ему это выгодно, сорвёт какой-то куш. Это так же точно, как и его гениальность. Всё так, но пусть он хоть трижды плохиш, если с его помощью реально спасаются солдатские жизни, то всё остальное неважно. Всё простится тому, кто спас хоть одну жизнь. За даже одного спасённого мальчишку этому жулику и прохиндею можно простить любые проделки. БАБ мужчина активный и любит размах, наверняка он действует масштабно, пусть и со своим интересом. Может, к нему? Татьяна поклонится любому монстру, лишь бы помог ей вызволить сына. Вариант, но сначала – Саратов.

 

Собиралась долго. Что там впереди, что надеть, что с собой взять? Думала, перебирала вещи. Приготовила плащ с подстёжкой, официальный костюм – пиджак с юбкой, тёмно-бордовую (дольше не пачкается) блузу, полусапожки. В этом поедет. В сумку сложила походный вариант – куртку до пояса, свитер и джинсы, кроссовки. Белья побольше, ну и женского атрибута. На самом дне сумки оранжевая шаль, для возможной Гудермесской встречи. Достала деньги. Тысяча долларов, десять Франклинов, собранные по крохам и наменянные «для чёрного дня». Черней некуда, взяла всё. «Деревянных» на дорогу хватит, зарплату недавно получила на родном заводе почти полностью.

Сходила к соседке, тёте Насте, сказала, что опять в командировку, дала связку ключей, чтобы цветы поливала. Так, что ещё? Матери позвонить, а стоит ли? Слишком сложны были отношения с матерью. Всё началось с их развода. Когда родители развелись, подросток-Танюшка хотела остаться с отцом, но жить пришлось с матерью. Отца уже второй год нет в живых, а с матерью очень натянутые отношения. Нет, надо позвонить, всё же мать. Звонила, но трубку до десяти вечера так никто и не взял, значит, уже на дачу переселилась.

Мылась. Долго и с удовольствием, когда ещё в следующий раз приличная ванна будет? Намазалась всеми своими кремами и мазилками. Попила чай с печеньками, готовить после призыва Сашки совсем перестала, допоздна на заводе, там и питалась.

Прошлась зачем-то по квартире и поняла, что прощается с домом. Как будто навсегда уезжает, безвозвратно. Она также прощалась с отцовским домом после его продажи. Как так, разве она не вернётся? Разве она не вернёт Сашку? Вернёт, обязательно вернёт и сама вернётся, и только так! Никаких прощаний с домом, это всего лишь командировка по семейным делам. Нельзя раскисать и кукситься, будь крепче, Таня, возьми себя в руки. Только сжав и спрятав все свои нюни и сопли в крепком кулаке, можно добиться цели.

Совсем нелегко руководить людьми, но руководить своими эмоциями иногда бывает ещё сложнее. И никакие навыки замдиректора не помогали Татьяне успокоиться. Она ещё раз обошла квартиру, отключила всё равно пустой холодильник, подложив под него тряпку. Полила цветы, вчера поливала, они пить не захотели, и вода растеклась по подоконникам. Стала вытирать, затем вспомнила про давно не стираные шторы. Стирала, потом решила перемыть посуду в серванте. Потом стала чистить недавно чищеный палас, потом ковёр…

Она остановилась только далеко за полночь, в полном изнеможении дойдя до постели и провалившись в сон.