Адамгерчиликтуу болойлу

На чтение потребуется 1 час 50 минут | Аннотация | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы

 

 

 

Вокзал не спит никогда, толпы уезжающих и провожающих, приезжающих и встречающих. Пристающие к приехавшим таксисты и носильщики, «неприкасаемые» бесполые бомжи и «бесцельно» бродящие парни в кожаных куртках. Попрошайки-профи, изощряющиеся в способе разжалобить публику и столь же изобретательные, но по-другому одетые продавцы «эксклюзивного, а для вас со скидкой» барахла. Ларьки и киоски, уборщицы и железнодорожники. Всё движется и живёт в любое время суток.

Кассы. Нет, сначала карта. Так, где тут «огни Саратова»? Волга-Матушка, Саратов и… и ниже, ниже Кавказ, Грозный, Гудермес. И туда идут сейчас поезда? Вряд ли. Там реальная война, в те края сейчас только на бронепоезде добраться можно. У кого ж спросить?

Татьяна решила отдохнуть, посидеть, собраться с мыслями. Зал ожидания на втором этаже, вот там и решим, куда двигаться и что делать. Поднявшись по лестнице на второй этаж, стала искать свободное место. Не так-то просто, народу полно, всё занято. Вон вояки какие-то разлеглись на весь ряд, может, подвинутся, а может, и подскажут чего. Татьяна встала перед занятым армейским баулом местом. Сидевший рядом военный средних лет посмотрел на неё, потом вокруг, и нехотя освободил сидение, сняв огромную сумку на пол. Татьяна села, поставив свою скромных размеров сумку рядом.

– Спасибо, а то совсем мест нет.

– Ага, – буркнул вояка и отвернулся.

Татьяна осмотрелась по ряду. Его почти полностью занимали военные, кто-то спал, кто-то беседовал с соседом, внушительного размера сумки вокруг. Полряда напротив – тоже они. Четырнадцать человек, насчитала Татьяна. А тот, что нехотя разрешил ей присесть, видимо, самый главный. По возрасту старше всех, наверняка главный. Надо у него спросить, может с Кавказа возвращаются?

 

Она уже рот раскрыла, но вояка вдруг резко повернулся и стал всматриваться в сидевших напротив них кавказцев. Явные кавказцы, парень с девушкой, чернявые, говорят с лёгким акцентом. С ними дед, в кепке-аэродроме. Дедуля, наверное, ветеран, совсем старенький, на пиджаке несколько рядов орденских планок. Кавказцы собирались на объявленный проходящий поезд. Молодые люди заботливо помогали деду надеть куртку. В этот момент к ним подошёл вокзальный милиционер, потребовав документы. Вот это-то и привлекло внимание военного.

– Документики можно?

– Ва, начальник, у нас поезд отходит, давайте быстро, – ответил за всех парень, отдавая представителю власти стопку документов с вложенными в них билетами.

Пассажиры продолжали собираться, а молоденький милиционер внимательно рассматривал паспорта и билеты.

– Всё, начальник, разрешите, мы пойдём, а то поезд уйдёт?

– Да, к вам двоим у меня вопросов нет, а вот э-э… у Гасана Мамедовича выезд просрочен. Ему придётся пройти, оформить протокол.

– Вай! Да ты что, слушай, это же дедушка наш, он на лечение приезжал, сейчас мы уедем, и вся просрочка. Дорогой, отпусти, а то поезд уйдёт, пожалей нас. Я тебя отблагодарю.

– Нельзя, он гражданин Азербайджана, порядок есть порядок. Сейчас…

– Слышь, порядочный, а ну-ка обернись, – вмешался Татьянин сосед, внимательно следивший за происходящим.

– Что вы себе позволяете? Я при исполнении! – возмутился обернувшийся к нему милиционер.

– Документы верни! – Военный говорил тихо, но настолько уверенно, что не просто говорил, а отдавал приказ.

– Я выполняю задание командования, а вы мне, пожалуйста, не мешайте, а то…

– А ну, встать смирно, сержант, когда с майором Российской армии разговариваешь! – Всё так же сидя, военный скинул с плеч тёплую куртку-камуфляжку и обнажил на форменной рубашке погоны с крупной звездой на каждом.

Милиционер вытянулся перед ним в струнку:

– Товарищ майор, я …

– Афганский шакал тебе товарищ, доложиться по Уставу о возложенной руководством задаче на сегодня!

– Ну-у, я это…

– По Уставу, я сказал! Что, и не слыхал про такой? Ты, серая твоя душа, должен щипачей гонять и беспризорников отлавливать, а ты что делаешь? Иностранцев доить выгодней и тебе, и руководству? Документы вернул и пропал из этого ряда, пока я здесь сижу! Извиниться не забудь перед тем, благодаря кому ты вообще смог родиться. Выполнять! – Говорил всё так же тихо, но, не допуская даже тени возражения.

Сержантик развернулся, сунул документы владельцам и, буркнув «Извините», ретировался.

Дед, протерев платочком слезящиеся глаза, и так согнутый годами и событиями, поклонился майору.

– Спасибо, сынок.

Офицер надел лежащую рядом фуражку, поднялся, встал в «смирно» и отдал честь старику.

– Вам спасибо, отец, что Родину берегли! Сковорода, Кочерга, проводить ветерана Великой войны до поезда!

Двое солдат вскочили и повели благодарящих их южан к перрону. Парень с девушкой взяли старика под руки, а служивые, неся два чемодана, шли впереди, освобождая дорогу от снующих в разные стороны пассажиров.

 

Майор сел, снял фуражку, накинул на плечи куртку. Освободившиеся места напротив заняли другие пассажиры с чемоданами и сумками. Всё, как и было, только блюстителя порядка не видать. «Наверняка Устав зубрит», подумала Татьяна.

– Извините, а что это у них, фамилии такие, Сковорода и Кочерга? – обратилась она к соседу.

– Да, это наш «подпол» так забавляется, всех Загоруйко и Чухно, Маслюков и Рябоконей ко мне отправляет, защищать «москальску державность», – ухмыльнулся майор. – Это их реальные фамилии, украинские, и это я вам как Миндюк заявляю.

– Чего?

– Не ча-во, а кто. Михаил Мин-дюк. Тоже украинская фамилия, а со второй буквой прошу поаккуратней. – И лицо уже обернувшегося к собеседнице майора расплылось в доброй и широкой улыбке.

– Татьяна Александровна, – ответно, но скромнее, улыбнулась Татьяна. – Красиво вы его на место поставили, но почему афганский шакал?

– Так он даже до Тамбовского волка не дорос. Я, признаться, не люблю эту серошинельную братию. А тут уж совсем случай вопиющий. Мы ведь этому, теперь гражданину Азербайджана, должны в пояс кланяться, что он за наши будущие жизни столько сил и крови отдал. Поклониться и прощения просить, что такую страну развалили, и он теперь иностранцем здесь стал. А эти, простите, … в серых погонах, вообще нюх потеряли. Хотя, чего там, вся страна с ума сошла.

– Но ведь и без них нельзя, совсем бардак будет.

– От таких бардака ещё больше. А нам и безо всех нельзя, без дерьмократов, без олигархов, без президентов и шакалов всех мастей. Куда ж нам без них, вредителей и предателей.

– Ну, про президента и демократию вы зря так.

– Этого президента, расстрелявшего из танков парламент, рядом с демократией не упоминайте, не вяжется.

– Послушайте, Михаил, ну нельзя же так всё под одну гребёнку, только злобой и войной жить.

– Нельзя, Татьяна, знаю. Но устал я от грязи и мрази, от продажности и предательства. А насчёт войны, так не бывает больших пацифистов, чем такие как я, или тот старик-азербайджанец, реальной войны хлебнувшие. Простите, что-то я вам лишнего наговорил, извините.

– Говорите, Миша, говорите, всё, что вы думаете и знаете об этой войне. Говорите правду, мне надо. – Татьяна дотронулась до руки майора. – Пожалуйста.

– Зачем вам, репортаж готовите?

– Я похожа на журналиста? Я ничего не записываю. Правды хочу, не пропаганды и не паникёрства, правды. Про солдат, про людей, поверьте, мне надо знать.

 

– Правды? А вы уверены, что сможете её переварить? Хотите знать, пожалуйста – ваш великий демократ, он же Верховный, погряз в крови, а мы в его играх – убойный скот.

– Там всё так плохо? По новостям вроде как скоро закончиться должно.

– А по вашим новостям не сказали, с чего всё началось? С того, что сначала чеченцам дали горы оружия и боеприпасов. Дали кучу денег и фактически полную свободу действий. Их щедро и основательно готовили к войне, а потом эту войну сами затеяли. В новостях не говорили, что все вояки, начиная с Грачёва, просили у Верховного больше времени для подготовки наших частей к операции? А почему вопреки любому здравому смыслу во время боёв танковую колонну загоняют в самую узкую улицу города, где она беспомощно и бессмысленно гибнет, не сказали? Почему солдатам не хватает продовольствия и медикаментов? Почему для боевых действий посылают необученных срочников, а контрактники дрыхнут в тылу? Сказать, что там плохо, это ничего не сказать. Там специально разыгранное действие, предательское и бесчеловечное, где никто никому не верит.

– А солдаты, срочники как?

– Как на войне, дерьмом и кровью умываются. Я своих пацанов сначала заставляю «Отче наш» и «Живый в помощи» учить, а только потом – Устав. Потому что надеяться там можно только на Него, всё остальное продажно. Продолжать?

– Говорите.

– Да что говорить, скоро там будет, как в Афгане. Со всего мира нечисть собирается. В их отрядах самих чеченцев, наверное, уже меньше половины. Скоро они научат их прикрываться женщинами и детьми. Как в Афгане, как в Боснии и Палестине. А мы будем вынуждены крошить всех подряд. Знаете, как в Афгане иногда «обезвреживались» отряды душманов? Если отряд заходил в кишлак, то мы сверху уничтожали всё селение, со всеми, кто там был. Просто сжигали дотла, а по-другому никак.

– Но ведь…

– Ведь. Не гуманно? Война гуманностью не страдает. Сидя в кабинетах, все мастера о человеколюбии рассуждать. Если бы гуманисты прошли через то, что нам досталось, вопли о гуманизме и прочих глупостях прекратились бы. Мне, знаете ли, досталось разобрать несколько мешков «подарочных». К ним даже патологоанатом мог только пьяный в зюзю подойти. А меня спиртное не берёт, мозги всё равно не отключаются. Сколь не пей, всё соображаю и помню. Помню я те тела, расчленённые и в мешок засунутые, а ведь эта куча человеческого мяса ещё вчера была живым человеком, твоим солдатом. Помню я и Ваську Зимина. Когда бой начался, он сознание потерял. Первый бой – это всегда самое страшное. Психика у всех разная, чтобы страх заглушить, кто-то «ура» кричит, кто-то – «мама», кто-то молча писается, а Васька вот сознание потерял. В плен попал. Думали – всё, а он через неделю вернулся. Живой, здоровый вроде, только среднего рода. За то, что отказался ислам принять, эти якобы мусульмане его кастрировали и отпустили. Грамотно так, по медицински, он сам в часть дошёл. Мы его хотели в госпиталь, а он – в петлю. Всё равно, говорит, жить не буду. Напоили – бесполезно, отоспался и опять в петлю полез. Потом попросил боеприпасов побольше и ушёл. Обратно к этим «медикам». Я дал ему всё, что он просил, и отпустил погибать. «Хочу умереть мужиком», и ушёл мальчишка, а мы не посмели его остановить.

Если бы любой деятель, отдающий Верховные приказы о начале войны, поковырялся в мешке с расчленённым трупом своего сына или посмотрел в глаза того парня с пустой мошонкой, то ни одной войны никогда бы не начал. А пока всё идет к тому, что и в Чечне такие же истории будут. Удовлетворил я ваше любопытство, всё пропишете или отфильтруете? Татьяна, вы чего?

Татьяна, с закрытыми от слёз глазами, молча вытащила записку сына и дала майору. Тот взял, прочёл.

 

– Ой, простите меня, дурака! Таня, это я про Афган, успокойтесь. Там всё по-другому, я же думал, что вы писака, на крови сенсации ищете. Танюша, простите, меня, идиота. Успокойтесь, ваш сын жив. Раз держат, и он письма шлет, значит, будет жив.

Майор взял Татьяну за руки, сжал их, слегка потряс.

– Татьяна, милочка, успокойтесь, я вам помогу. Ваш сын будет жив. Ну, успокойтесь.

– Да, извините, сама просила правды. Просто… просто я не знаю, что мне делать и как его спасти. – И Татьяна уткнулась лицом в большие и сильные руки военного, сжимавшие её ладони. – Не знаю, помогите мне… пожалуйста.

Майор погладил склонённую голову Татьяны.

– Тише, Танечка, не плачь, мы достанем мальчишку. Всё, всё, сейчас я вам всё объясню. Давайте успокоимся и начнём действовать.

– Да, да, я в порядке, простите меня, бабу слезливую. – Татьяна подняла голову и стала платочком вытирать заплаканное лицо. – Что мне делать?

– В общем так, для начала запомните, что там никому нет дела до целостности России, как и до независимости Ичкерии тоже. Это какая-то жуткая, кровавая игра с обеих сторон, что будет завтра, никто не знает. Я не удивлюсь, если мы вдруг капитулируем и начнём выплачивать дань этому мафиозному клану. Это война денег, власти, политики, всей гадости людской, собранной со всего мира в отдельно взятый регион. Военные там лишь статисты, исполняющие приказы правителей, а те изощряются друг перед другом, стараясь урвать кусок пожирнее. Про солдат и мирное население там вспоминают, только когда это выгодно. Главное, находясь там, никому не верить. Продаётся абсолютно всё и вся. Жизнь солдата, жизнь боевика, любое оружие, участок дороги, контроль над селением, время бездействия или, наоборот, артобстрел, всё, что может понадобиться в военной операции, всё продаётся и покупается. Вам ни при каких условиях нельзя выполнять поручения этих «переговорщиков». Что-то отвезти или передать. Вот тогда точно в живых ни вас, ни вашего сына не оставят. Не верьте там никому! Сейчас я вам записку напишу, передадите её в Грозном капитану Соломину, ближайшую неделю он будет там. Вот его я знаю, он не продаётся и не покупается, ему можете верить, он за солдатскую жизнь – свою отдаст. Но таких крайне мало там, так что лучше контактируйте только с ним. Лёше покажете письмо сына и он скажет, что делать. Вытащит, даже не сомневайтесь, уже вытаскивал. Главное, никакой самодеятельности от вас. Сейчас, давайте, я черкану ему пару слов.

Михаил полез в одну из стоящих рядом огромных сумок.

– Вы за бумагой, у меня есть, возьмите. – Татьяна вытащила из кармана своей сумки блокнот и ручку.

– Ага, спасибо. – Военный взял принадлежности и стал писать. – Вот, готово.

 

Татьяна взяла записку и прочла: «Лёха, помоги Татьяне. Как за себя прошу, до встречи. ММММ». Внизу – автограф, похожий на музыкальный ключ.

– А чего это значит – ММММ?

– Не ча-во, а кто. Майор Михаил Матвеевич Миндюк. – И майор опять расплылся в улыбке. – Это меня Лёха так дразнит, м-м-м, мычит как бычок. Я его ещё по Афгану знаю, ему можете доверять. Так вот, это вы ему отдадите в Грозном. А времени у вас мало, значит, сейчас у нас сколько? – Военный глянул на свои наручные часы. – Ага, через… двадцать минут Кисловодский будет. Сядете до Пятигорска. В Пятигорске у вокзала спросите таксиста Алибабая, он довезёт вас до Соломина, у вас деньги есть?

– Ну, не очень много, на дорогу. А, простите, что за Алибабай?

– Пожилой татарин, дед совсем, зовут Али, Алибабай, значит, его все так зовут и знают все. Прямо так и скажете – к Соломину, он в курсе, что и как. С ним быстрее всего доберётесь. Так, сейчас поезд подойдёт и поедете. Всё помните? Пятигорск, Алибабай, Соломин. Пойдёмте потихоньку, скоро поедете, и всё будет хорошо. – Михаил встал, надел фуражку, куртку. – Пойдём?

Татьяна тоже встала, взяла сумку. Майор слегка потрепал за плечо спящего рядом солдата.

– Гонтарь, Валера, я отлучусь на полчасика, покомандуй тут за меня.

Проснувшийся военный стал потягиваться и согласно кивать головой.

– Михаил, а мы куда идём, в кассу?

– Нет, к поезду, слышите, объявляют, третий путь, идём, идём.

 

Они вышли на перрон, подошёл поезд.

– Здесь ждите. Я сейчас. – И пропал. Вернулся минут через пять.

– Пятый вагон, пошли. – Схватил сумку, и Татьяне ничего не осталось, как идти за майором.

– Михаил, а билеты? У меня есть деньги, Михаил Матвеевич.

– Вперёд, вперёд.

Подойдя к пятому вагону, он остановился.

– Вот, она поедет. – Майор указал стоявшему у дверей вагона проводнику на Татьяну.

– Михаил. – Татьяна взяла под руку военного и отвела в сторону. – Михаил, у меня есть деньги, я оплачу. Сразу проводнику, а билеты-то будут? Я сама заплачу, и так спасибо вам за помощь, не знаю, как и благодарить вас.

– Так, деньги отставить, благодарности тоже. Доложить об исполнении. Татьяна, это вам спасибо, за честность. Вы честно разговаривали, честно плакали, честно хотите спасти сына. Я так устал от вранья, что мне за счастье хоть чем-то вам помочь, езжайте. Я не тратил здесь денег, не суйте их никому, ещё наплатитесь. Езжайте, Таня. Вам помогут, всё будет хорошо. – Майор взял правую руку Татьяны, поцеловал её и передал сумку. – С Богом, мать, вперёд!

– Спасибо, Миша. – Татьяна, встав на цыпочки, чмокнула Михаила в щёку и пошла в вагон.

Проводник указал ей на какое-то резервное купе в начале вагона. Маленькое, на двоих, отделанное, как и весь плацкартный вагон, но с дверью, купе. Поезд вскоре тронулся, и перрон с машущим рукой майором пропал. Всё, Саратов, спасибо! Проводник выдал бельё и уже через полчаса Татьяна, уставшая от событий этого насыщенного вечера, крепко спала.