Рустаториум

 

 

 

 

С этого и начался мой стремительный конец в этом городе. С этим всё и закончилось, закончилась моя жизнь – так думал я. Мой фантастический провал.

Мало сказать, наверное, что не просыпаться – это действительно страшно. Ну, когда ты проснулся, но доказательств этого, вроде бы нормального факта, нет. Вокруг тебя темно, и ты покорно ждёшь. Ну? Я же проснулся. А вокруг ничего. Ты прекрасно понимаешь всё, что происходит вокруг, осознаёшь всё, что происходит. Но не происходит ничего. Ты готов осознавать, но ничего не происходит. Это страшно, потому что что-то обязательно должно происходить. Потому что я проснулся, в конце концов.

И ничего удивительного, что тебя, ещё секунду назад напуганного, но всё же спокойного может привести в панику звук. Голос. Я услышал:

– Незнакомец, ты слышишь меня? Ты в порядке?

Руки и ноги хватают и придерживают к кровати, на которой я лежу, на которой спал и, пожалуйста, на которой продолжаю спать. Потому что это всё должно быть, просто обязано быть сном или чьей-то неудачной шуткой.

Нет, я не в порядке. Не всё в порядке. Так я просыпаюсь уже раз восьмой, я именно просыпаюсь, но не могу этого видеть. И каждый раз я думаю: ну, умоляю, пусть сейчас всё обойдётся. Но по-прежнему ничего не вижу, начинаю паниковать, и мне вводят какой-то препарат – я ощущаю укол. И вновь засыпаю. Как я говорил, это повторялось раз восемь. Пока я не успокоился, и, проснувшись, спокойно постарался принять то, что ничего не было видно. Я просто ничего не увидел. Несколько голосов обращались ко мне, из них я узнал Секретаря и, вероятно, самого Доктора. Он чаще всех наведывался ко мне, много спрашивал, но я отвечал далеко не всегда, и вскоре уже мог с ним нормально поговорить. Это случилось уже тогда, когда действительность перестала мне казаться чем-то нереальным и несбыточным. Пусть даже с вечно закрытыми глазами, но я услышал во тьме его бодрый, насколько это возможно, голос, обращающийся ко мне.

– Незнакомец, вы в порядке?

Я лежал на спине, и сразу же попробовал перевернуться от издающихся звуков на бок, но понял, что ко всему прочему ещё и привязан к своей койке.

– Что со мной?!

– Вы сильно пострадали после набега.

– Какого ещё набега?!

– Ну, стая из собак ста. Но, не беспокойтесь, до вас все добраться не успели. Серьёзно вам вред нанесли лишь два пса. Вас спас Смотритель парка. Именно он разогнал всех.

– Как?!

– Поджег метлу... Вы рады?

– Чему рад?

– Ну, вы остались живы. Смотритель парка наведывался к вам, но вы спали. Ничего страшного, он придёт позже, и, я уверен, ещё и не один раз! Знаете, он за вас очень беспокоился. Да и не только он. Ещё Секретарь постоянно возле вас дежурила, но сильно устала... Странно, у неё появились проблемы с навыками ходьбы... Но, я уверен, и с этим она справится, и скоро уже сама сможет навещать вас... да, самостоятельно навещать вас... я уверен...

– А что с моими глазами?

Я почувствовал, как кровать прогнулась под новым весом, и голос Доктора заговорил уже ближе:

– Понимаете, незнакомец... Ваше зрение... как и ваши глаза... не получилось...

Кажется, правильно сказать "не удалось".

– Ваши глаза ... ваши глазные яблоки вырезаны. Мне очень жаль...

– Что это значит?! Через сколько дней ко мне вернётся зрение?!

– Боюсь, вы не сможете видеть никогда.

Я начал дёргать ремни, которыми меня связали.

– Почему меня привязали?!

– Понимаете, это для вашей безопасности... и для безопасности остальных пациентов.

– Для какой безопасности?! Для своей?! Меня что, никто не будет сопровождать?!

– Ну, понимаете... я уверен, что мы бы вас обязательно развязали... просто... как я уже говорил... мы опасаемся за здоровье остальных пациентов... оно и так не безупречное... конечно же, не безупречное, раз уж они оказались тут, я прав?...

– Что вы такое говорите? Вы что, думаете что я могу им что-то сделать?

– Понимаете, люди от горя готовы на многое... я уверен.

– Как?! Я же слепой! – закричал я. Если бы не ремни, я бы действительно постарался Доктора убить. Я только сейчас отметил, что судя по голосу Доктору не больше тридцати лет.

Он выдержал паузу и неуверенно изрёк:

– Ну, я же этого не знаю...

У меня заболела голова, а Доктор продолжал:

– Простите, но вы можете нас обманывать. Может, на самом деле вы прекрасно видите...

– Вы же сами сказали, что мне вырвали глазные яблоки.

– Ну, да... но это не меняет дела... когда никого не будет из персонала... вы можете со злости... или из-за мести... причинить боль другим пациентам.

– Зачем мне калечить их или убивать?

– Ну, они могут видеть, а вы – нет.

– Но вы же сказали, что ко мне может вернутся зрение...

– Вернутся зрение? Нет, не думаю... без глазных яблок? Извольте, это же смешно... Другое дело, что вы можете прикидываться, будто ничего не видите, а на самом деле...

– У меня глаз нет! Что вы такое говорите?!

– Не поймите меня неправильно, просто я волнуюсь за здоровье своих пациентов... у них итак оно не безупречное... я уверен, на моём месте вы поступили бы точно так же!

– Когда меня развяжут?!

– Когда вас развяжут?...

– Да, когда я могу ходить, смогу вставать с кровати?!

– Вы пока что не должны об этом думать. Всё, что вам нужно сейчас – это отдых, вы должны много отдыхать...

– Вы не ответили на мой вопрос.

– ... а потом уже мы посмотрим на ваше состояние, посмотрим, как вы будете себя чувствовать, как вели себя и вообще... тогда мы поговорим и решим что-нибудь!

– Почему нельзя отпустить меня сейчас?! Я ничего никому не сделаю! Я не вижу, и кроме того, у меня нет никаких причин делать кому либо что-то...

– Ты чувствуешь?

– Что чувствую?

– Что реагируешь на всё происходящее слишком спокойно?

– Что это значит?

– Мы ввели тебе кое-что... что-то вроде успокоительного... на первых порах это поможет тебе держать себя в руках... надеюсь, что наше сотрудничество будет плодородным, и уже в скором времени мы сможем обойтись без него... а потом и перейдём к другой теме... по поводу твоих прогулок... но поймите, это пока что невозможно...

Доктор встал с кровати, и заспешил по комнате, после чего я услышал удаляющиеся шаги по коридору – судя по всему, в моей палате не было дверей.

А вот потом я начал паниковать.

Я действительно начал паниковать именно после того, как Доктор покинул меня. Потому что я не мог проснуться. Я действительно не мог проснуться. Я выждал ещё часов пять, но всё так и не смог проснутся в своей комнате, в своей квартире. Просто ничего не происходило, ничего не было видно. Было абсолютно темно, ничего не поменялось. Тогда я начал плакать, и выдёргиваться. Когда же я кричал и у меня пропал голос, свершилось первое чудо – ремни на моей правой руке порвались, и своей раненной ладонью, бережно перевязанной бинтами. Я освободил другую руку, а затем и ноги, после чего упал со своей кровати. И пополз. В палате ещё кто-то был, но больные просто наблюдали за мной. Я достиг стены, и продвигался вдоль неё, пока наконец не достиг дверного проёма и не оказался в коридоре. По нему я направился к той стороне, где, по идее, был выход, пролезая под стульями, на которых сидели люди, чего то ожидая. Я услышал, что кто-то звал Доктора, бегали медсёстры, кто-то ухватил меня за ногу и потянул, стянув тапок. Кстати, меня переодели, я обтирал полы больничной пижамой.

Когда я выполз на прямую дорогу, меня кто-то поднял и ударил, отшвырнув к стенке. Я снова оказался на земле, и меня начали избивать ногами. Пока я не потерял сознание.

Я не проснулся. Ни через час, ни через день, ни через месяц, который прошёл для меня в сущем кошмаре. Вся радость проходила в том, что когда действие препарата заканчивалось, я ел, в день это происходило около двух раз. Потом я вновь уходил в сон. Обычно обеды заканчивались припадками злости, иногда не обходилось и без побоев. Жаль, правая ладонь зажила, а натёртые следы от ремней ужасно болели. Ещё через некоторое время появилась и новая стяжка – на шее. Я пил через трубочку, питался исключительно кашами и молочными продуктами. Потом случилась моя первая прогулка. Меня развязали, поместили в кресло для инвалидов и долго везли куда-то.

Мне этот выход просто не мог не понравится. Ходил я тогда с трудом – лучше получалось лишь спустя часа два после обеда, а не через пять минут. Короче, прогулка получилась как нельзя лучше. Она просто не могла мне не понравится. За исключением её конца. Меня привезли куда-то и положили на стол.

Сил у меня сопротивляться тогда не было. А жаль, может, что-то и вышло бы. А так, конечно, хорошо получилось, что у меня не было глаз. Я не мог увидеть, что со мной сделали. По дороге назад я каждые пять минут блевал кровью "за борт", которой наполнялся мой рот.

Мне сразу же ввели это успокаивающее, и я уснул. Следующие двадцать четыре часа меня только и успевали пичкать снотворным. Потому что когда я просыпался, то панически переворачивал койку и всё вокруг.

Ничего не менялось, и, по видимому, не собиралось. К концу месяца я заставил себя успокоится, мотивируя нужную тактику тем, что если я и дальше буду буянить, то уж точно никогда не выберусь. Да чего уж там говорить – шансы и так не очень велики. Зато к концу второго месяца персонал убедился в моём примерном поведении и стал устраивать продолжительные прогулки, всё так же избегая свежий воздух; есть я стал самостоятельно, гордое одиночество не заканчивалось, со мной никто не заговаривал. Как знать, может это от того, что я ответить не мог.

Более стремительную концовку такой сказки, кажется, сложно представить. Создатель заперт в своём собственном творении. И, не исключено, мне придётся проживать так до бесконечности. Создатель занимает свою нишу, создатель часть города, пусть даже таким образом. Скрасить затворничество Создателя может, естественно только Ученик. И именно когда меня после того, как я укусил за руку медсестру, которая подавала мне еду, поместили в одиночную камеру, я встретил Ученика. Его молодой и разочарованный голос, грустный и печальный, долетал из вентиляционной трубы в верхнем углу.

И Ученик мне рассказывал, а Создатель слушал. Закончить он в первый раз, к сожалению не успел.

Неважно, ведь в следующий раз мне пришлось проткнуть медсестре ладонь вилкой.