Сныявь

* * *

Белеет парус одинокий как зубы негра среди ночи
где свет белел в конце тоннеля – там негр лежал с бутылкой
                                                                                        виски
собака с кошкой были рядом и ели вместе с грязной миски
и нищий допивал остатки хоть и болел болезнью почек.

Всё как всегда. Всё так как было –
холодный день взломал термометр
сломали девочке причёску нерасторопные ветра
и как всегда – трамвай 09 – на остановке кто-то помер
и как всегда лежало тело в обнимку с ночью до утра.

И как всегда с утра икота трамваи потные подмышки
над “чёрной слякотью дороги” летал усталый херувим
и проходили мимо люди плюя на ангела с отдышкой
а тот летал и слал надежду на то и Божий был он сын
а может нет.
Сомненье впрочем ко мне пришло к концу недели
когда прошёл чесночным вздохом один нелепый дикий слух
что собирались херувимы и улететь от нас хотели
и дескать все и улетели по направлению на юг.

И ничего не изменилось. И никого не изменило.
Всё как всегда – был день был вечер и ночь была и снова
                                                                                        день
и как и прежде на востоке вставало как муде светило
и рос налившись долголетьем
здоровье нации – жень-шень.

* * *

Бочки с пивом посредством которых
Мужчины становятся бочками с пивом
Грациозней бутонов опущенных в воду. Счастливым
Вечером а может быть ночью при свече лампады
Где худой фитилёк похожий на чахлое чадо
Освещает два тела на белом экране кровати
Что сродни близнецам из Сиама. Белое платье
Как скомканный флаг о начале переговоров
Хозяйка его сплошной стон и дыханье которой
Раздувает меха мужних щёк – он скользящий по телу
Делает э т о впервые и неумело…
Тени пугливо прячутся за занавеску
В свете лампады отражается чешский
Хрусталь подаренный к свадьбе
молодожёнам от папы и мамы. Бабьи
слёзы ещё впереди как и рыданье за полночь…
Счастье без слёз (если есть) не назовёшь полным.

< фрагмент >

                        …Игра моя жизнь –
я тебя принимаю без правил игры
в это смутное время смотрю из дыры
как из линзы колодца в иные миры
где вопя как младенцы на всех языках
Вавилонскую башню несут на руках
то ли к Богу поближе хотят то ли к нам
не пойму хоть убей разобрался бы сам
да не крикнуть уже: вновь забит снедью рот
прожую проглочу колбасу бутерброд
закричу я вот-вот но молчу и молчу
прожую промолчу проглочу помолчу.
Мне из грязной дыры видно всё наперёд
Вавилонская башня опять упадёт
разбежится народ.
Мне от мудрости этой с больной головой
кофе пить поутру приходилось порой
не писались стихи и похмельный синдром
выходил невпопад рядом с белым листом
но наутро опять кофе выпив в кафе
прибодрившись я в мир приносил своё “Фэ”!

2

Я прислушался – ночь спорит вновь с январём
а окном бьётся птица усталым крылом
в провода как заблудшая дочь ночью в дом.

Кто вдвоём а кто порознь идут до зари
в снах своих на рассвет что зажгли снегири
в сентябри октябри декабри январи…
Я прислушался – снег лижет чьи-то следы
засыпая их мелким помолом воды
холода… не разжать для пожатья руки
незнакомые улицы в воротники
лица прячут свои чтоб в глаза не в глаза –
не с кем слова сказать.
Обращаюсь к себе. В мягком свете зеркал
мой двойник обо всём обо мне намолчал
а я слушал и слушал и где-то в себе
выбирал за и против ломая хребет
своему подсознанью – так некий Сизиф
на вершину горы о себе катит миф.

В чистоте простыней как в ромашках – озноб
у божественной амфоры выпуклый лоб
выбиваю на все 32 только дробь…

На безжизненных улицах как между строк
спотыкается снег о следы чьих-то ног
спотыкается взгляд мой о буквы дома.
                            Зима.

* * *

Объясняюсь с собой. Что поведать себе?
Как играл падший с неба на медной трубе
как смеялся потом он в укромной ночи
где теперь он? молчит.
Что ещё расскажу о себе наобум –
неужели о том как в сиянии лун
я бездумному мареву в свете зеркал
как последний из падших тоску насмеял.
Что ещё рассказать? Хохотать хохотать
выть на снег словно волк звёзды в небе считать
в наше смутное время смотря из дыры
как из линзы колодца в иные миры.

Вавилонская башня.
Желанный покой
где-то там над землёй в облаках надо мной
где-то там в тишине где на крепких плечах
держит свод обречённый на вечность
                                                        но страх
в ней остаться его превращает во прах.

Мне из грязной дыры видно всё наперёд
до ноля всё известно напрасен был счёт –
от рожденья до смерти всего лишь черта
в чём же смысл не понять ни черта.
Окунуться бы в сон. Утонуть навсегда.
Захлебнуться. Уйти. Но пройдёт как наждак
по глазам зимний луч и опять поутру
сердце бьётся бельём на холодном ветру.

Год Змеи

Январь. Дожди. Не выходя из дома
свисала плешь набухшего балкона.
На влажных сваях зимнего дождя
пыхтя переворачивалась слякоть –
в ней к январю особая вражда –
убить его чтоб сразу же оплакать.
Январь. Дожди устроили вояж
Стекая и ломаясь. Подоконник
ржавел пятном застиранных пелёнок
лежавших в стопке белого белья
но плакал за стеной чужой ребёнок
рояль играл на “бис” собачий вальс
в литавры окон стукнув тростью тонкой
слепая ночь упала на асфальт.
Был год змеи. Сменив Драконий норов
Змея вползала в жизнь как будто ссора
Вползает в нас дыханье затая.
Сквозь поцелуй просунув своё жало
Она слова как бритва обрезала
И поцелуем спелым опадала
змеиная под ноги чешуя.
Запутав мысли как клубки вязанья
бродила ночь с закрытыми глазами
с цепными псами звёзд на поводке…

Был год Змеи. Драконий след слизали
дожди что были с ним накоротке.
В такую пору лучше греться дома
и пыль стряхнув с нечитанного тома
одев очки и сделав умный вид
кивать страницам будто бы знакомым
уснув. И спать. Пока не отзвучит
последний сон сквозь бред глухого стона.
И резко встав (ох кто же здесь кричит?)
опять взять в руки пуд пустого тома
и полистав страницу за страницей
всплакнуть в конце где надпись “Эпилог” –
вот так однажды подведя итог
всей жизни вдруг поймёшь что ты не птица:
не долетишь туда где ты не смог
иль просто не могло осуществиться.

В такую пору… Впрочем отступленье
играет роль не больше чем волненье
всему тому что может быть ещё…
Ну например меня толкнёт плечом
В толпе нечаянно разгуляй-прохожий:
Остановить его и дать… Похоже
Вы ждёте большего. Тогда всю правду что ж…
Как повести себя когда похож
на буйвола горбатого прохожий?
Ка-а-к да-а-ам ему!!!
Но это будет ложь…
Как говорит мой сын: “Не надо долго…”
А я заврался.

                        Ночь была как тать
Слезились фонари – ни дать ни взять
От попаданья острого осколка:
(нажата кнопка. Сокрушая тьму
метнулся свет к открытому окну
и выпал из него плашмя и вдрызг
рассыпав миллионы острых брызг).
Слезились фонари. Желтел туманясь
В песочнице забытый сыном заяц.
А сын мой спал и вздрагивал во сне.
Я у окна и тени на стене
Моим учились жестам.
Год змеи…
Забыв о всепрощенье и любви
Мальчишки разряжали автоматы
и оставляли алые заплаты
На чьих-то спинах…

…Что это со мной?
Я у окна. Бредёт по мостовой
Солдат-мальчишка с костылём в руке.
Мой сын уснул. И сердце в закутке
его стучится в такте костылей –
не убей… не убей… не убей…Январь. Дожди. Я выхожу из дома.
Всё та же плешь набухшего балкона
Блестит при свете пьяных фонарей.
Был год Змеи. Да только Водолей
всё лил и лил и путал всё вокруг
и поднимали сотни чёрных рук
деревья как в молитве перед Богом
желая вырвать корни и уйти
в пустынь где благодатна явь и тишь
развеяна песком по всем дорогам.

Я вышел в дождь закутавшись в пальто
И простоял забыв про сигареты
И слушал как скрипела ось планеты…

Потом – квартира. Ручка. Стул и стол
И только жизнь вливалась сонно в Лету.