Ебитеньевка и ее обитатели

 

Быль на и за гранью фола

 

 

 

 

 

Войсковая часть 52514 «А» представляла собой самую обыкновенную учебку связи. Трёхэтажное здание сталинской застройки с одноэтажным флигелем столовой, обнесённое трёхметровым забором с колючей проволокой, и будка КПП на въезде. В самом здании, соответственно, находились три роты. Рота радистов, рота телеграфистов и рота радиорелейщиков, дизелистов и прочей необходимой шантрапы.

 

Документы были оформлены, а сами «партизаны» поступили в ласковые руки старшины Исабекова Александра Трифоновича. По поводу имени-отчества старшины долго растекаться не буду. Скажу одно: напутали предки бедного прапора кровей, что и в Лукоморье не вышептать. Ассимиляция, мать её.

 

После недолгих поисков старшина переодел мужиков соответственно последнему крику моды Минобороны. А именно, выдал бэушные гимнастёрки и галифе, поношенные, но ещё крепкие кирзовые сапоги. Выдал пилотки и ремни с давно не чищеными бляхами. Нательное бельё из б\у друзья одевать наотрез отказались, а по сему остались в своих семейных труселях и майках, аля Челкаш.

 

И, наконец, готовые к воинским подвигам и попранию врагов всех национальностей, они ступили в радиокласс. Очень несвежий капитан, с голосом Джигурды и мимикой проститутки, постоянно лыбясь и икая, предложил им садиться за рабочие парты.

– Ну-с, начнём с вас, товарищ Бармин. Перед вами лист бумаги, заметьте, мелованной, и карандаш отечественный. Наденьте на голову, естественно, головные телефоны, которые лохи называют наушниками. Сейчас я включу трансмиттер, который засрёт вашу бестолковку морзянкой. Если скорость передачи покажется вам низкой, кивните головой, и я добавлю. Начнем, пожалуй, с цифири?

 

Минут через пять, когда капитану надоело зевать и пялиться в окно, он выключил прибор и, приняв у Антона бланк, стал сверять его со своими заготовками. Покачав головой и похмыкав, он воззрился на кузнеца в великом удивлении.

– Да вы, батенька мой, хоть сейчас в бой готовы, в тыл к киргизам, на кочку, на болото. Результат отличный! Ну что ж, я думаю, это зачтётся в сроке прохождения вашей переподготовки.

Егора Фисина капитан-радиотелеграфист гонял намного дольше, но и его результатами остался весьма доволен.

 

Откуда ж ему, болезному, было знать, что Егор с Антоном ещё несколько лет назад купили своим пацанам детский набор радиста. С наушниками, ключами для передачи и трансформатором. Проведя сие хозяйство из дома в дом, они примерно с месяц забавлялись тем, что пытались сделать из пацанов радистов. Но, видать, не судьба. Парни наотрез отказались вникать в тонкости морзянки. А оборудование осталось без присмотра. И, за неимением телефонов, Антон и Егор много лет перепискивались друг с другом при помощи азбуки товарища Морзе. Потому и формы своей не потеряли.

 

Отсидев истуканами в радиоклассе целых три часа вместе с зелёными парнями, не прошедшими ещё даже присягу, друзья строем отправились в столовую на обед.

Особо не церемонясь со строевым уставом, Фися взял друга под локоть и заговорщически подмигнув, затащил в кусты.

– Так, короче, Антоха. Ну, их, пока оне руки моют и прочее, мы с тобой уже пожрать успеем.

 

Столовая встретила их звоном посуды, беготнёй дневальных и стройными рядами накрываемых столов.

– Во, здеся уже накрыто, давай сюда причаливать, – сказал Фися.

На столе стояло с десяток железных штампованных тарелок, пара бачков, нарезанная булка хлеба и груда погнутых и почерневших ложек.

Похлёбка, по цвету и запаху мало чем отличавшаяся от помоев, была ими отвергнута сразу. Зато перловки с вкраплениями бледных волоконец чего-то, напоминающего мясо, они набухали себе по полной тарелке.

 

В тот миг, когда друзья подчищали котелок с кашей, в зал вошел взвод, к которому были приписаны наши друзья. Бойцы по команде лейтенанта дружно занимали места за столами. А возле стола с «партизанами» произошла заминка. В гробовом молчании десять человек смотрели на картину разрушения. Первым опомнился лейтенант.

– Кушаете, значит, селяне? Его тон не предвещал ничего хорошего.

– Да, подзарядились малость, – проблеял сытый Фися, довольно отдуваясь. – Да вы присаживайтесь, щас официанты, наверное, ещё принесут, а пока вона супчиком потренируйтесь.

 

– Подзарядились, говоришь? Супчиком значит, потренироваться предлагаешь? Лейтенанта начало подкидывать. – А ты знаешь, морда совхозная, что сожрал кашу, приготовленную на десять человек? А ты хоть понимаешь, что оставил пацанов без обеда? Проглот колхозный! Идите оба на КПП и передайте дежурному, что вы арестованы, за оставление товарищей в беспомощном состоянии. Глаза бы мои вас не видели, жруны…

 

 

Спит казарма, стройные ряды коек, вешалки с шинелями, запах портянок и отработанного ужина. Кто-то во сне храпит, как призовой боров, кто-то улыбается. На крайней койке спит замкомвзвода, его руки под одеялом выполняют какие-то сложные манипуляции, одеяло стоит пыром, похоже, баба снится.

 

– Тоша, ты не спишь? – Театральный шепот Егора, кажется, пронёсся по всей казарме.

– Тихо ты, ирод, не сплю, конечно, тут уснёшь, блин. Домой хочу, надоело всё.

– А давай удерём, как в молодости, в самоволку? Сходим куда-нибудь, пивка попьём.

– А давай, – неожиданно легко согласился Антон.

С этими словами друзья осторожно, но быстро, оделись и серыми мышками выскользнули из казармы.

 

Что может быть милее и прекраснее сердцу русского солдата, как спящий на тумбочке дневальный! На цыпочках, затаив дыхание, друзья прокрались мимо ночующего блюстителя порядка, открыли входную дверь и канули в ночь.

Завернув за угол казармы, они нырнули в густые кусты акации, обрамлявшей по внутреннему периметру забор воинской части. Здесь, как они узнали ещё днём у одного из старожилов, имелась дырочка в заборе, ласково именуемая бойцами «самоволочкой».

 

Через мгновение, нацепляв на себя репьёв и паутины, друзья-колхозники были на свободе, а впереди, маня огнями и крича на все голоса, лежал вожделенный город.

– Далеко не пойдём, до ближайшей пивнушки, по паре кружек и обратно, чтобы до подъёма не хватились, – прошептал Антон.

 

Пивнушка была действительно рядом, в каких-то ста метрах от воинской части. По случаю позднего времени народу в ней почти не было. Пара подгулявших мужиков, ещё стоящих прямо, но уже изрядно нагрузившихся, да старик, сидящий в углу за столиком и мирно сопящий в тарелку с солёными сухариками.

 

Взяв по паре кружек «Жигулёвского» и чекушку подпольной водки, воины-защитники присели за столик и отдались процессу поглощения напитков. Ночь была тиха, и ничто не предвещало неприятностей и катаклизмов. Неожиданный шум у входа и множество молодых нетрезвых голосов сломали идиллию. Друзья напряглись.

 

В пивнушку, толкаясь, нагло хохоча и матерясь почище любого извозчика, ввалились человек пятнадцать молодых парней, в возрасте двадцати с небольшим лет. За своей стойкой проснулась барменша. Проснулась, струсила, но, скроив профессиональную улыбку, спросила:

– Чего изволите, ребятки, пивка или как?

 

Здоровенный бык в футболке с нарисованным на ней черепом и костями, ухмыляясь, подошел к стойке и, положив гигантские кулачищи на прилавок, заявил:

– Сначала пивка, толстуха, а потом или как. Ты, кстати, минет хорошо делаешь? Не желаешь добровольно погреть моего кореша у себя во рту?

 

Пока барменша робко переругивалась с хохочущим громилой, остальные разгильдяи разбрелись по всему помещению. Заняли свободные столики, согнали пирующих мужиков, которые, впрочем, охотно и очень шустро ретировались.

Егор с возрастающим беспокойством смотрел на друга, – ой, что-то будет. А меж тем, морда кузнеца наливалась дурной кровью, в глазах плавало сдерживаемое пока бешенство.

 

А молодчики, расхватав со стойки кружки с пивом, горланили песни и дружно чокались. Неожиданно взгляд «атамана» упал на спящего старика, в глазах его мелькнуло злое веселье и, поманив к себе ещё одного громилу, он зашептал ему на ухо. Коротко хохотнув, они взяли старика под мышки и, протащив метров, пять, подвесили его за вывернутую куртку на вешалку в углу заведения.

 

Старик проснулся и, на удивление быстро придя в себя, стал умолять хулиганов снять его и отпустить домой. Это вызвало взрыв хохота среди молодёжи, а далее началось что-то совсем несусветное. Вынув дротики для дартса, уроды начали по очереди метать их в свою «мишень». Этого Антон уже стерпеть не смог, и встав во весь свой немалый рост, он громко, перекрывая шум, обратился к вожаку.

 

– Эй, гамно! А чё мишень такую задрипанную нашел, может меня попробуешь так же подвесить? Давай чмо, иди сюды, не забоись только, а то просто сниму ремень и выдеру, как щенка нашкодившего. Ну, рожай живее, выбледок свинячий, или только стариков мучить можешь, живодёр?!

 

В кабаке настала такая тишина, что сравнить её можно было разве что с ночным моргом. Слышно было лишь, как за стойкой беспрестанно икает от страха барменша.

А предводитель хулиганов, оправившись от минутного шока, вызванного неслыханным хамством, наконец, обрёл дар речи и громко рыгнув, сказал:

– Это что ещё за спецназ здесь тявкает, у кого-то прорезался голос? Ребятки, нас здесь, похоже, не уважают!

 

Толпа начала тихонько приближаться к Антону и застывшему с ним рядом Егору. Но вожак, очевидно, мужик битый, как будто увидев что-то в глазах кузнеца, рыкнул на своих приближённых, заставив их остановиться, и обращаясь к двоим друзьям, сказал, прошипел:

– Секунда времени у вас, чтобы слинять, я сегодня добрый. Учтите, второго приглашения не будет.

 

На что Антон, хмыкнув, приглашающее поманил ладонями и тут же ударил кулаком в кулак. Удар был таков, что многие из молодчиков остановились и принялись задумчиво соображать, а стоит ли сия не малая овчинка выделки. Но рёв вожака всколыхнул замершее было стадо и всё пришло в движение.

 

Отморозки бросились на Антона все вдруг, слаженно и отработанно. Было видно, что этой кодле не впервой толпою куражиться над одиночками. Всё смешалось. Слышно было только надсадное сопение, хэканье и сочные удары кулаков в мясо. Время от времени из толпы со скоростью торпеды вылетало тело очередного хулигана, с треском приземлялось на пол, чтобы затихнуть в спасительном забытьи.

 

Фися, словно в Голливудовском боевике, наблюдал, как вся толпа парней одновременно нахлынула на Антона, как закрыли они его своими телами. Схватив со стола пустую водочную бутылку и, разбив её о край столика, Егор с невразумительным криком бросился со своим опасным орудием к месту свалки.

 

Не успел! Куча-мала неожиданно взорвалась огромным цветком. Во все стороны полетели кувыркающиеся в воздухе и верещащие хулиганы. А кузнец превратился в гигантскую мельницу. Его кулаки мелькали со скоростью молнии, удар, бросок, ещё удар. Он деловито ломал кости, рвал сухожилия, торопясь нанести наибольший урон врагу. Врагу?!

 

Антона словно окатили ледяной водой. Зрение очистилось от кровавой пелены, и он увидел плоды рук своих. Масштабы разрушений можно было сравнить разве что с портативным торнадо. Разбитая в щепу мебель, перевёрнутые столы, лежащие, ползущие, стонущие, блюющие фигуры. И, словно по заказу, ну как же без них, вдали послышалось завывание милицейской сирены.

 

Друзья метнулись к выходу, но было поздно. В зал ворвались четверо омоновцев с автоматами, за ними вошел бравый капитан и, глядя на притихших друзей и картину разрушения, сказал:

– Ну что, воин- переростки, собирайтесь, поедем кататься.

Из-за стойки появилась барменша, прятавшаяся там всё время, пока в зале кипели боевые действия. Вылезла и сходу затараторила:

– Митя, да если бы не этот вот бугай, так бандюганы здесь всё бы переколошматили. Видишь, чё с дедом учудили, право слово, фашисты.

 

Капитан Митя, задумчиво пожевал губу, посмотрел по очереди на Антона с Егором, на следы разрушений и сказал:

– Берите их парни, там разберутся, кто прав, а кто виноват. И вызовите автобус с подкреплением, всё это бычьё, он показал взглядом на избитых хулиганов, надо тоже упаковать по-человечески. Давно они у меня на примете были. Ну, так разберёмся.