Эскиз

Гениально проста и понятна

Ночь подмешала тоску в остывающий кофе,
Черные сны превратила в белесые пятна.
Как-то не хочется видеть себя на Голгофе,
Хочется быть гениально простой и понятной:

В мартовских лужах искать голубые созвездья,
Быть горько-нежной, как мята, шафран и цикорий...
...Мой менестрель задыхается в грязном подъезде,
Он никогда не увидит весеннее море.

Стать бы червовой девяткой в старинном пасьянсе,
(Хочется быть гениально простой и понятной!) –
Мой менестрель загрустил о далеком Провансе,
Он уезжает и вряд ли вернется обратно.

Хочется быть бледно-розовой, легкой и юной.
Мой менестрель уезжает... Куда же ты, милый!
Я в твой кармашек засунула круглую руну,
Так, на удачу, чтоб в дальней дороге хранила.

Буду тебя ожидать на глухом перекрестке.
Чем не Голгофа? Цикорий, белесые пятна...
Быть гениально простой, без сомнения, просто.
Мой менестрель возвратится ко мне...непонятной.

Казни меня любовью

Осталось восемнадцать дней до казни.
Давай устроим грандиозный праздник:
Хлопушки, фейерверки, патефон.
Укутаем в китайский шелк планету,
Пожалуй, пригласим Антуанетту.
Без мужа: груши, колики, пардон.

Мария? Будет. Принесет волынку.
Офелия – в переднике кувшинки.
Вино? Конечно! Обещал Ла Моль.
Ах, эта казнь!.. Мечи, костер кровавый...
Я так давно не видела Варраву!
Сказал, захватит тяжкий крест и боль.

...Казни меня любовью, как и прочих!
Свяжи мне шарф из слов и многоточий,
Пушистый – для простуженной души.
Осталось восемнадцать дней до казни.
И нас казнят. И это будет праздник.
А после? Будни. Будем просто жить.

Если зажмурить глаза (Сонное)

Если зажмурить глаза, то увидишь звезды,
Красные звезды на черной изнанке века...
Можно увидеть, как время, нетрезвый лекарь,
(С видом нелепым какой-нибудь феи-крестной!)
Пряным отваром из снов, чабреца и снега
Лечит мне сердце...

Лечит мне сердце, а я опускаю веки,
Веки-столетья, где звезды – и мне не грустно!
Дождь четверговый... Река изменила руслу
(Склонны к измене теперь и сердца, и реки!)...
Снова стихи расцвели на хрустальной люстре
И потемнели...

И потемнели стихи – я уснула просто.
Или проснулась? Уже не поймешь, пожалуй!
...Жаль, что у бабочек нет ни шипов, ни жала...
(Странные мысли! И где же мой лекарь-крестный?)
Трудно дышать... задыхаюсь! Я к вам бежала,
Сонные звезды.

* * *

Время кипит в фиолетовом пламени,
А в небесах облака накрахмалены,
Годы прилизаны, дни – отутюжены,
Месяц уже третий месяц простуженный,
Вечность стоит над котлом фиолетовым,
Ложкой мешает вопросы с ответами,
Прозу – с куплетами, камни – с кометами,
Уксус с конфетами или котлетами...
Звезды моргают, как будто не видели
Пира, Перикла, Гомера, Овидия...
Мило моргают, глухие, незрячие,
Звезды холодные, звезды горячие...
Ясно же! Просто им все фиолетово:
Камни с кометами, мухи с котлетами,
Вторники с чаем и чайки с полетами,
Чьи-то стихи и туман над болотами...

...Только секунда, как прежде, взъерошена,
В общий котел почему-то не брошена,
Видит секунда огонь вдалеке,
Плотно зажатая в детской руке.

Я узнаю тебя

                            ...Но в мире новом друг друга они не узнали...
                                    Лермонтов М.Ю.

Пусть не здесь, а в чужой карамельной Галактике,
Там, где шьют на заказ из прозрачной материи
Очень прочные песни, мечты, суеверия,
Где по пряничным крышам гуляют лунатики –
Все равно я узнаю тебя.

Пусть не сразу, в эпоху грядущую, пыльную,
Где в кострах запылают цветущие яблони,
Где луну будут резать корявыми саблями,
Где сердца захлебнутся тоскою могильною...
И тогда я узнаю тебя.

Пусть не я... Пусть я стану цветком пластилиновым...
Или куклой, повисшей на ветке обугленной...
Мира нет. А в глазах немигающих, кукольных,
Небо вертится старой пластинкой виниловой –
Это ты. Я узнаю тебя.

Выдох, вспышка!

Выдох, вспышка! И вот – я старушка в беретике фетровом, –
Словно не было детства с его парусами, и ветром, и
Первым счастьем в цветном сарафане, с дешевыми бусами,
Словно не было моря, цветущего моря с медузами,
Словно не было рук загорелых, коленок ободранных,
Словно я никогда не умела быть легкой, свободною...

Выдох, вспышка! И вот – я старушка в пальто кашемировом, –
Словно не было юности, музыки, августа, мира и
Этой книжной вселенной с лугами, поросшими маками,
С мушкетерами, тайнами, черными замками, драками!
Словно я не играла словами, как море – ракушками!
...Засыпая девчонкой, наутро проснуться старушкою?!

Как по мне – это слишком! Ну, ей-богу же, слишком!
Остаюсь молодой... Выдох, вспышка!

* * *

Март. Двоеточие, скобку открыли, а перед ней – тире.
...В городе Кия бульвары простыли, начал проспект стареть.
Воздух в ладонях тяжелый, как совесть. Дождь тороплив и сер.
Над головой небосклон невесомый смотрит не вниз, а вверх.
Ночь вырезает из черной бумаги контур твоей судьбы...
Можешь быть магом, а – хочешь?! – бродягой.
                                                        ...Можешь совсем не быть!
В городе Кия (свободного Кия!) очень занудный март.
Зонтики, зонтики, судьбы людские... Всплеск фонарей и фар...
Мне бы коснуться под мокрым каштаном теплой твоей руки.
Волосы пахнут ванильным туманом...
...Где-то грустит, одинокий и странный, мой синеглазый Кий.

Ей бы просто...

Ей бы просто нырять в синеву, где стрижи и дрозды,
Где весеннее облако к небу прикреплено скотчем.
И не знать, не гадать, не мечтать кардамоновой ночью
О случайном падении глупой, случайной звезды.

Или сделаться очень прозрачной, как мыльный пузырь,
Очень-очень прозрачной и круглой, как маленький глобус!
И от нежности лопнуть, от нежности, а не от злобы,
Становясь частью радуги, солнца и первой росы.

Или стать бесконечно уютной, как мамин пирог,
Как варенье на блюдце, какао и старые фото...
И уже не искать в заколдованном мире кого-то,
Не искать, не гадать, для чего ее выдумал Бог.

Ей бы слово собрать из осколков разбитой души...
Ей бы просто нырнуть в синеву, где дрозды и стрижи.

Эскиз

То ли картины маслом,
То ли судьбы эскизы...
Жить начинаю – скоро.
Это? Да так, набросок.

Лампа к утру погасла.
Все хорошо, маркиза!
Ночью родился город:
Скверы, фонтаны, розы...

Жаль, не хватило краски
Темно-зеленой, тьфу ты!
Как же теперь аллея?
Ладно, пусть будет синей.

Светлой резной указкой
Я обведу минуты
В воздухе (коль сумею!) –
Все хорошо, графиня.

Что там еще? Бульвары,
Крыши домов, карнизы,
Белый кирпич театра,
Черная маска ночи...

Смех, фонари, гитары...
Все хорошо, маркиза?
Жить начинаю – завтра.
Если сумею, впрочем.