Доллары, водка, матрёшки

(Приключения ростовских челночниц в Азии, Африке и Европе)

 

На чтение краткой версии потребуется 5 часов 45 минут, полной – 6 часов 15 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

Купить в журнале за сентябрь 2015 (doc, pdf):

 

 

 

 

В милиции грубая тётка средних лет в униформе, с морщинистым наглым лицом и бульдожьей хваткой, вывернула Тостик все карманы. Скомканные бумажки и мелочь посыпались на стол. Туда же вытряхнули всё содержимое сумки – ключи, злосчастные кольца и записную книжку.

Тостик не привыкла к такому обращению, но что-то в выражении лица этой новой человеческой особи незнакомого ещё Тостик вида подсказало ей, что лучше воздержаться от едких комментариев и вести себя скромно... Выражения лиц она умела интерпретировать; особенно любила просматривать фото в учебнике психиатрии; и эту новую физиономию определила бы как опасную садистку-психопатку, и про себя нарекла её «надзирательницей», не уточняя, идёт ли речь о тюрьме или концлагере.

«Надзирательница» давала ей от команды: «Руки вверх!», «опустить!», «повернуться!» – и Тостик им беспрекословно подчинялась.

Затем, лишённая всех личных принадлежностей, она была посажена за низкий барьер, отделяющий некое пространство от общего коридора – вместе с цыганами, бомжами и прочей базарной братией, от которой Тостик, однако ж, отличалась своим домашним и выгодно цивильным видом.

(«Гы-гы-ы!.. Тебя посадили в «телевизор!» – радостно ухмыляясь, сообщил ей потом название пространства за загородкой Дима Котовиц, опытный в делах ареста и освобождения, к которому она впоследствии обратилась за моральной поддержкой и консультацией).

Так вот, сидя в так называемом «телевизоре», как в овечьем загоне, Тостик стала потихоньку впадать в депрессию – по мере того как последствия её легкомысленного поведения вырисовывались всё ясней... В этот раз, похоже, она действительно перешла черту, и случилось то, чего так боялись родственники.

Во-первых, неизбежное отчисление из института, как только станет известно, что была арестована за спекуляцию. Да ещё в таком малопочётном месте, как общественная уборная.

Это ещё если всё пойдёт хорошо. Если её вообще не посадят в тюрьму.

Во-вторых – позор всей семьи. У Тостик была семья, которой могли, видите ли, повредить пятна на репутации; не столько маме, скромному инженеру, сколько тёте Амелии – известному во всём Ростове и области проктологу, и её мужу дяде Аркадию, профессору университета, метящему в академики. А также двоюродной сестре, учащейся на том же лечфаке на курс младше.

Этого ей не простят.

И так чуть-чуть не исключили на третьем курсе из комсомола за утерю членского билета; а тут – с шестого курса!.. всё – коту под хвост. Все старанья бедной мамы выучить и поставить на ноги дочь...

Слёзы раскаянья выступили на глазах у несчастной Тостик.

К тому же, остроумных выходов из положения не предвиделось. С милицией шутки плохи; и невинная хитрость типа назвать чужой адрес, имя и фамилию их может только обозлить. Потому как даже в ту докомпьютерную эпоху у милиции были в распоряжении средства для выяснения личности. А тут ещё упомянули об обыске, который якобы устроят у Тостик на дому; поэтому она решила, скрепя сердце, назвать себя и дать правильный адрес – чтобы не усложнять ситуацию.

Вскоре её вызвали в один из кабинетов, и следователь Свиридов поставил её в известность о том, что положение очень сложное, и всё зависит от того, будет ли дело рассмотрено как спекуляция в мелких размерах (и он выразительно, исподлобья смотрел на Тостик) или, что гораздо хуже, рассмотрено, как спекуляция в средних размерах и направлено в народный суд.

Тостик совсем растерялась. Она понятия не имела о том, в каких именно размерах спекуляция считается мелкой, средней или крупной; но в то, что ситуация была прямо-таки хреновой, Тостик поверила, глядя в бесчувственные глазки следователя... и заплакала навзрыд.

Она говорила сквозь слёзы бесчувственным глазкам, что, будучи девушкой из бедной рабочей семьи, продажей колец из пластмассы она лишь в какой-то мере хотела оправдать свой отпуск на море...

Но Свиридов не верил и задавал ей кучу бестактных и глупых вопросов; видимо, внешний вид Тостик не убеждал его в том, что она – девушка из бедной рабочей семьи.

– Где учишься? Работаешь?

– Медсестрой в онкоинституте, – отвечала Тостик, что соответствовало действительности: она подрабатывала медсестрой, дежуря, в основном, по ночам, но уволилась перед каникулами.

– Кто заведующий вашей клиникой? – был вопрос на засыпку.

Тостик назвала фамилию. Тот кивнул удовлетворённо.

– Потом проверим, – добавил, однако.

Уже сама возможность такой проверки – звонка из милиции в общую онкологию – не сулила ничего хорошего. Так сразу же могли выйти на мединститут, благо в онкологии все знали, что Тостик – студентка.

К счастью, казалось, что Свиридов не был особо заинтересован немедленно разрушить репутацию Тостик. Его задачи были другими: борьба со спекуляцией как явлением и выявление широкой сети фарцовщиков.

– Откуда у тебя эти джинсы? Кроссовки? Жилет? – приставал к ней противный Свиридов.

– Э-э... мама подарила, – всхлипывала деморализованная задержанная.

– А мама где такие вещи берёт?

«Где-где? Где все берут – какие на толчке, а какие – по блату, через тетю Амелию, на базе», – злобно думала Тостик; но тётю Амелию она бы не выдала – разве что ей стали бы загонять иголки под ногти или пытать калёным железом...

– Наверное, у тебя есть знакомые, которые, подобно тебе, спеку... что-нибудь продают? – вкрадчиво продолжал следователь.

– Нет-нет, – испуганно мотала головой Тостик. – все мои знакомые – честные, порядочные люди; да и я... хотела вот только продать, но ещё ничего не успела; я, честное слово – в первый раз...

– Все говорят: «в первый раз», – перебил Свиридов. – Подумай хорошо! Мы тебя можем и отпустить... и дело это замять; но ты должна нам помочь. Мы план по спекулянтам должны выполнять, – без обиняков пояснил он. – Так что ты могла бы предоставить нам список своих друзей... ну, знакомых, которые чем-то торгуют; а то и договориться, будто хочешь взять товар, встретиться – и нам сообщить. Если дома там кто держит товар, или... понятно?

Тостик охватила дрожь.

К своему удивлению, она уже перебирала в уме всякие способы выхода из положения, в том числе и – кем бы можно было пожертвовать? кого бы сдать милиции?

«До чего они, гады, доводят людей, до какого морального падения», – в отчаянье думала Тостик.

– Да, понятно, но только, клянусь... никого нет среди моих знакомых, чтобы...

– Так, – холодно прервал её Свиридов, – ясно. Значит, не поняла ещё сложности твоего положения. Ещё не дошло. Ну, пойди, посиди там ещё – вызовем позже.

Опухшую от слёз Тостик опять отправили в «телевизор», где она предалась своему безутешному горю...

День, похоже, перевалил уж за вторую половину. Казалось, что в милиции осталась она одна; толпа цыган и бродяг как-то рассосалась.

Через открытую дверь в служебное помещение было видно, как ментесса-блондинка и жуткая Надзирательница развлекаются с кольцами: надевают их на пальцы, рассматривают так и эдак... и критикуют:

– И сделаны-то как грубо! Никакого качества – ты посмотри, – говорила блондинка с упрёком, обращаясь то ли к Тостик, то ли к своей товарке. – И – пять рублей! Хм!

Однако на лицах у них не было уже той, прежней, злобы и остервенения; видимо, тактика слёз и соплей, пусть даже выбранная Тостик неосознанно, была верной.

– Зачем бежала-то? – спросили её две мильтонши почти дружелюбно.

– Не хотела попасть в милицию, – мрачно отвечала Тостик, и они кивали ей снисходительно и с пониманием.

 

Через час её вызвали в тот жe кабинет, но следователь был уже другой, не Свиридов. Этот второй, пожелавший остаться вначале анонимом, хотел побыстрее покончить с формальностями.

– Итак, вас взяли при попытке к спекуляции, или вы успели уже что-то продать? – вежливо осведомился он.

– Да нет; ещё не успела, – хлюпала носом Тостик.

– А деньги, что у вас были с собой, сколько их было – сказать можете?

– Сто двадцать – сто сорок рублей... – в суматохе она не успела пересчитать.

– Так. Пишите, – придвинул ей следователь лист бумаги. – «Заявление. Начальнику Ленинского ОВД такому-то от гражданки такой-то»... Готово? «Я, такая-то, такая-то, сегодня, такого-то сентября 1984 года, вышла на Центральный рынок с целью продать по?..»

– По пять рублей...

– «По пять рублей»... Сколько? Шесть? «Шесть наборов колец, купленных мною»...

– В Гаграх.

– По?..

– По три пятьдесят.

– Три пятьдесят? – хмыкнул он с сомнением; но тут же покладисто согласился и продолжал диктовать монотонно: «По три рубля пятьдесят копеек, рассчитывая таким образом получить прибыль в размерах… девяти рублей, когда была задержана работниками милиции»... Подпись.

Она подписала, глядя на следователя глазами, полными слёз и беззвучно вопрошая: «Что мне теперь будет?».

– Ну, так что? – спросил он, наконец, но без особого интереса (может, не он был ответственным за план по выявлению спекулянтов), – будем сотрудничать или нет?

Морально сломленная Тостик – в который уже раз – бессильно заплакала. «Ох, довели они меня, сволочи», думала она.

– Я бы с радостью – сотрудничать, – взмолилась Тостик, – но видите ли, я уже другому следователю говорила: нет у меня таких знакомых, нет... Но если что-нибудь такое подвернётся, как только замечу что-нибудь – я вам обязательно сообщу!

– Ага, – согласился следователь, без особой убеждённости. – Вот мой телефон. Шкуратов Андрей Валерьевич.

Тостик взяла бумажку дрожащей рукой и вышла.

Там, в коридоре, добрыми ментессами ей были возвращены сумка, ключи и записная книжка. Почему-то ей казалось, что должны вернуть ещё и деньги; зачем-то ведь спрашивали, сколько их было...

Потом взгляд её упал на заполненный рапорт. «В Ленинский народный суд» – начинался он. Или «В нарсуд Ленинского района», что-то в этом роде. И следом, вписанные в соответствующие графы, она прочитала чёрным по белому свои фамилию-имя-отчество, все данные и обстоятельства дела.

Обе женщины-мент, дружески ухмыляясь, беззлобно потешались над Тостик, будто сыграв с ней хорошую шутку.

– Это что – пойдёт ещё в суд? И меня ещё будут туда вызывать? – угрюмо осведомилась она.

Момент слабости прошёл; она мрачнела на глазах.

– Да никуда тебя не вызовут, – по-свойски сказала блондинка. Разорвала протокол и выбросила в корзинку.

Тостик каким-то образом догадалась, что денег ей теперь не отдадут.

Из ста сорока – ста пятидесяти рублей ей оставили, глядя в глаза и усмехаясь... три рубля. Комедия подошла к концу.

– Ну, всё. Иди, – сказали ей.

 

С опухшим красным лицом, щурясь от солнца, вышла она на божий свет.

Тюрьма и исключение ей, видимо, не грозили, но день был безнадёжно испорчен, и было ясно, что ни Police, ни Zeppelin, ни «Сержанта Пеппера» в ближайшее время ей не видать.

Глядя на бессмысленную базарную толпу, она с каждой минутой всё яснее осознавала глубину своего унижения. Нахальные менты и ментессы Ленинского района просто-напросто обобрали и ободрали её на сто пятьдесят целковых, да ещё и глумились над ней, предлагая стать информатором...

Она наливалась злобой, которая, несмотря на жару, паром вырывалась у неё из ноздрей.

– Сук-кины дети!.. Вот гнусные сволочи! Подлые такие... дети, – повторяла она.

Беспокойство о том, что могут всё же и сообщить: в суд, в онкоинститут – с них, сволочей, станется – не отпускала её; возникла необходимость поговорить с кем-то сочувствующим и понимающим, или хотя бы с кем-то, кого не шокирует её история и кто выслушает спокойно. И за три рубля, милостиво оставленные ей «Надзирательницей», Тостик взяла такси до Рабочего городка.

Там жил Дима Котовиц, считавшийся экспертом в самых разных нестандартных ситуациях, таких как приводы в милицию, психиатрическая экспертиза, «отмазка» от армии и прочих. Где он успел набраться этих знаний (Тостик подозревала – чисто теоретических) – остаётся загадкой.

Студент Котовиц был странным одиночкой, ходившим в институт в клетчатом костюме, круглых зелёных очках, которые называл «очками кота Базилио» и с кожаным саквояжем, как у врачей прошлого века («чемоданчик доктора Чехова», говорил он). Из многочисленных странных знакомых Тостик этот, пожалуй, был самым странным.

Котовиц был живой энциклопедией наркотических средств и утверждал, что большинство из них он испробовал на себе. Если кому случалось спросить у него, например, о действии мескалина, он ощеривал зубы, жмурил глаза и хрипел сладострастно:

– Х-хе... мескалин! Галлюциногенный алколоид, содержащийся в листьях мексиканского кактуса Peyotl (Lophophora Williamsi), относится к классу... и т. д. и т. п... Дальше шли формулы, дозы, концентрации – полная информация об этом замечательном веществе.

Говорил он, в большинстве случаев, хрипло и гнусаво, и делал устрашающие гримасы, как послевоенный блатной, отпугивая людей и явно воплощая какой-то персонаж. Но с Тостик Дима беседовал нормально, отбрасывая защитную гнусавость и блатной жаргон; и она знала, что Котовиц – хороший чувствительный мальчик из еврейской семьи, который много читает и слушает бабушку.

Именно он и дал ей в своё время прочитать напечатанную на машинке, тогда ещё «запрещённую» «Мастера и Маргариту», и спрашивал потом, корчась и потирая руки:

– Ну, как тебе Азазелло, а?! Вот это был тип! Хотел бы я, чтобы у меня торчал такой клык изо рта! Хо-хо!..

Так вот, Котовиц-Азазелло, выслушав, успокоил Тостик и сказал, что скорей всего, ничего ей не будет – в суд дело не отошлют, и в онкоинститут сообщать не будут.

В онкоинституте, между прочим, в той самой клинике, откуда только что уволилась Тостик, в тот момент шло куда более серьёзное расследование по делу о наркотиках, в результате которого многие сотрудники сели...

Но пока, посоветовал он, нужно затаиться. С куплей-продажей, то есть.

– Пока затаись, понятно?..

Понятно.

Всё было ясно студентке Тостик. Но в этот раз, после неудачной второй попытки, она не дала себе зарок: «Больше никогда».

Напротив: какой-то дух противоречия взыграл в ней; уверенность в том, что в «спекуляции» ничего дурного и преступного нет, а умение быстро и непринуждённо заработать деньги – особый талант, который нужно не душить в себе, а культивировать.

– Ну, подождите! Я ещё... поторгую, – решила она про себя, бросая вызов несправедливой системе.

И в этот раз сдержала обещание.

А «Сержанта Пеппера», «Physical Graffity» и другие пластинки она-таки купила.

Но немного позже.

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за сентябрь 2015 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт продавца»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите каждое произведение сентября 2015 г. отдельным файлом в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.