Поздний дождь

 

(из опыта самопознания)

 

 

 

 

Не дожив полгода до пятидесяти, умер мой младший брат. Из всех известных мне жизней его жизнь была мне наиболее известна. И смерть его коснулась меня более других смертей – во всех смыслах: и мысли всколыхнула, и душу разбередила, да и в бытовом плане жизнь повернула.

Завершая наше земное существование, смерть как бы вносит в него законченность, определенность. Живущий человек – еще незаконченный человек, у него еще есть возможность свернуть в ту или иную сторону, изменить себя, даже начать жизнь сначала, даже родиться заново – свыше. Он него всегда можно чего-то ждать. Драгоценные возможности! И как многие ими пренебрегают, откладывают, переносят на неопределенное будущее (сам постоянно грешу этим). И как часто это будущее не наступает. Горько сознавать, что кончились, остались неиспользованными многие данные Богом возможности и для моего младшего брата (как в свое время и для старшего). Теперь его земная жизнь – событие завершенное, можно увидеть его в целом. И что же? По обычным житейским представлениям не осталось от него достойного материального следа в этом мире – ни дерева не посадил, ни сына не родил, ни змею не убил, как говорится; только дух распада, разрушения исходил от него в последние годы. А из нематериального только досадные воспоминания остались у меня, а у других, верно, и того не осталось. (Вот еще перебрать поподробнее его бумаги – в молодости какие-то стихи иногда он записывал.)

В растрепанной школьной тетрадке я нашел корявые, пьяные строчки:

Как плохо знать, чего не надо знать.

Хотелось бы не знать, но знаю.

Догадываюсь, что именно он не хотел знать, и знанием чего он мучался. Для него жизнь была страданием без всяких оговорок. Он с детства заполнил и любил повторять слова из Книги Иова: «…человек рождается на страдание, как искры, чтоб устремляться вверх», бывшие для него, очевидно, и оправданием и утешением. Жаль, что в смысл второй части высказывания он, похоже, не вдумывался. Все немногие слабые его усилия сводились к бегству от жизни, просто от знания жизни. И никак не замечалось стремления вверх, к совершенствованию. Наоборот, видимая, подавляюще быстрая деградация, им и самим осознаваемая и без сопротивления, иногда даже с вызывающей бравадой принимаемая. В последние свои годы он так и говорил: я не живу, я выживаю.

Он жил, упорно отворачиваясь от будущего, не планируя, не желая его предугадывать ни в чем. У него не было настроения жить заботами этого мира.

Что ж, такое отношение к жизни очень похоже на религиозное, но никакие поступки моего брата, отношения с людьми, разговоры не дают возможности предположить в нем какую-то деятельную, живую веру. Правда, в пьяном полузабытьи он бормотал иногда: Бог надо мной, Бог со мной, Бог во мне.… Знал он что-то все-таки, знал.

Не хочу и не могу гадать о его судьбе в вечности. Божьим предостережениям не верить нельзя. А так хочется хоть крохотную надежду иметь, что не все для него потеряно, что как-то учтется то хорошее, что все-таки было, конечно, в нем, учтется его страдальческая жизнь. Но все-таки грызет червь. Допустил Бог ему быструю, неожиданную, в общем-то легкую смерть, но тем самым не дал покаяться, не заслужил, значит, брат в Его глазах покаяния…

Так должно бы думать; и все-таки стоит в памяти брат через минуты после смерти (я подошел к нему еще теплому): умиротворенно сложенные на груди руки, спокойствие и мир на лице. Кто знает, что виделось, что думалось ему в последние мгновения? Не даровал ли Бог брату такую милость: в последний миг обратиться к Нему? Верю, что все возможно.

О бесконечной милости Христа, не связанной пределами земной жизни, есть у апостола Петра многообещающие слова:

«…Он и находящимся в темнице духам, сошед, проповедал, некогда непокорным ожидавшему их Божию долготерпению, во дни Ноя, во время строения ковчега, в котором немногие, то есть, восемь душ, спаслись от воды» (1Петр.3:19-20).

Здесь упоминаются души грешников времен Ноя, но, зная о символической образности Библии, мы вправе предположить, что проповедь Христа обращена к душам всех грешников, «некогда непокорных ожидавшему их Божию долготерпению», в земной жизни пренебрегавшим его словом подобно тому, как пренебрегали словами Ноя его современники.

Моя надежда укрепляется не только словами апостола Петра, но и моим предположением об аде как о вечной заброшенности в земной мир страданий, из которого благодаря проповеди и Жертве Христа так же вечно существует и выход.

Не случаен смертный час каждого из нас. Своих (не обязательно во всем праведных) Господь через смерть призывает к Себе, когда их земное предназначение, путь духовного совершенствования исполнены во всей доступной им полноте. Грешников Господь оставляет, когда исчезает всякая надежда на покаяние. Все мы в руке Божией, на всех нас «являются дела Божьи», но как же много зависит от нас лично.