Поздний дождь

Лев Толстой всегда казался чем-то близким мне. В жизни он искал того же, чего ищу я, чего ищут миллионы – Бога. Писательство – лишь путь, средство, он и сам об этом говорил. И что же нашел он при всем своем писательском гении?

Он убеждал себя, что нашел Бога, истину, других пытался убедить, на весь мир проповедовал. Но рухнула его проповедь с его смертью. Несостоятельность ее он сам доказал, до смерти оставаясь неудовлетворенным. Тайный уход Толстого из Ясной Поляны – это акт отчаяния, сродни самоубийству. Ведь в сущности он не знал, куда идет и зачем. И закономерно пришел – к смерти.

Лев Толстой для придания веса своим идеям мечтал за них пострадать. Распространенное заблуждение. Сколько крови пролито за вредоносные идеи – уж мы-то знаем. А Христос страдал не за «идеи». Он искупительная, спасительная Жертва за нас. Не страданиями и смертью Он убеждает, а воскресением, и не в ораторском Его искусстве дело.

Жертва и воскресение Христа при всей материальной достоверности факта – величайших символ, прообраз страдальческого пути человечества, наглядно подтверждающий непрочность, иллюзорность нашей земной жизни и дающий великую надежду на воскресение к жизни иной, символ победы духа над плотью, жизни над смертью. В этом ее вечный смысл.

А символом чего может быть жизнь и смерть Толстого? Только символом тщетности любых человеческих усилий найти рецепты всеобщего счастья на земле.

Царство Божие не от мира сего. Поэтому всякие попытки использовать идеи христианства для устройства лучшей, счастливой жизни здесь, на земле, обречены на неуспех и в конечном счете – греховны. «Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие» (Деян.14:22).

Толстой много говорил о любви, о некоем «законе любви». Но настоящая любовь не нуждается в многословии. Состояние любви не достигается призывами и логическими обоснованиями. Когда Евангелие говорит «Бог есть любовь», это еще не значит, что «любовь есть Бог». Любовь – это основное качество Царства Божия, куда ведет духовное (говорят еще – мистическое) слияние с Христом.

Нравственное самосовершенствование не может быть целью и смыслом жизни ни само по себе, ни как условие совершенствования мира, потому что и наша земная жизнь, и весь мир не имеют смысла в самих себе ввиду их конечности. Нравственное самосовершенствование получает смысл лишь как условие и следствие нашего приближения к вечности, к Христу, Который Один «есмь путь и истина и жизнь»(Иоан.14:6).

Толстой – заблуждающийся, несчастный человек, без Христа, собственными усилиями вознамерившийся войти в Царство Божие. Но страшно еще и другое. Не о таких ли сказано: «…в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольстителям и учениям бесовским, чрез лицемерие лжесловесников, сожженных в совести своей, запрещающих вступать в брак и употреблять в пищу то, что Бог сотворил, дабы верные и познавшие истину вкушали с благодарением» (1Тим.4:1-3)? И еще хуже. С позиций Евангелия Толстой несомненный антихрист. К нему и эти слова отнести можно: «…сам сатана принимает вид Ангела света, а потому невеликое дело, если и служители его принимают вид служителей правды; но конец их будет по делам их» (2Кор.11:14-15).

Причина же трагедии Толстого заурядна – непомерная гордыня, как бы он напоказ ни смирялся. Слишком высокого мнения был он о человеке, во всем полагался на человеческий разум, на человеческие силы.

Он всем был богат: и талантом, и умом, и славой, и деньгами. Отказаться же от всего ради Христа ему оказалось не по силам. В мире он остался велик, в Царстве Божием – судить не нам.

Справедливости ради замечу, что встречался мне человек, который рассказывал, как, читая Толстого, отталкиваясь от него, он пришел к Христу, не к толстовскому Христу-человеку, а к истинному евангельскому Христу-Богу, Спасителю.