Солнца не надо, или Материалы для ненаписанного романа

Этот небольшой роман был написан почти 20 лет назад, в конце 80-х годов прошлого века. Получив вежливый отказ из двух толстых журналов, автор отложил рукопись до лучших времен, как говорится. Ему проще и важнее было написать книгу, чем суетиться с ее изданием. Трудно сказать, лучшие ли сейчас времена, но, по крайней мере, появилась возможность без лишних утомительных хлопот разместить книгу в интернете. А нужно ли это читателю – самому читателю и решать.

– Мне сейчас много не надо, – сказал Шрамов. – Непыльную работенку, пусть и не денежную, чтоб одеться, обуться, ну и пожевать что-то, конечно…

– А что, пить не будешь? – спросил я. – Точно?

– Ну как тебе сказать… Пока не собираюсь. Но начать снова права себя не лишаю – клятв не даю, всякие там ампулы вшивать тоже не думаю. По-моему, никто не может быть уверенным в себе до конца…

– Ну хорошо, – сказал я. – Нашел ты себе работенку… А что дальше? Женитьба, семья и тому подобное? Рыбалка, кружок “Умелые руки”, художественная самодеятельность?..

– Иронизируешь… А все так живут. Я тоже не против такой жизни и не вижу в ней ничего ни смешного, ни постыдного… Только вряд ли получится у меня такая жизнь – вот в чем беда, не из того я теста сделан… Не выдержу… Нет, займусь другим… Буду писать роман, потихоньку, неспеша. Есть кое-какие мысли…

Так мы беседовали со Шрамовым. Кто такой Шрамов? Можно было бы, держась старых известных правил, хоть кратенько представить его: портрет, анкетные данные, прочие мелочи… Еще ввернуть остренькую запоминающуюся деталь, характерный штришок – делалось же так по старинке, и неплохо делалось. А можно и по-новому: закрутить бесконечный поток сознания, где все исходные данные зашифровать в текучих мыслях о физиологических отправлениях, добре и зле, смерти и бессмертии…Тоже получается подходяще, современно. Или придумать что-то еще поновее, понеобычнее. Но стоит ли? Какая разница, блондин он или брюнет, или даже совсем лысый, высокий или низкий, толстый или тонкий, какой у него цвет глаз или размер обуви… Все равно нынешнего искушенного читателя не проведешь, он наперед знает, что герой мой – плод моего вымысла, и примет его не как живого человека, а именно как плод моего вымысла. И судить он будет не так моего героя, как меня, – насколько удачно я его выдумал и преподнес. И правильно сделает. Потому что если бы даже я не выдумывал героя, а с невероятной дотошностью срисовывал с натуры, и то абсолютной копии никогда не вышло бы. Живой человек бывает один, он неповторим, а во всех его изображениях больше от того, кто изображает, чем от оригинала, – тоже не новая мысль, известная, и доказывать нечего. Так что зачем играть, притворяться, пусть каждый представляет Шрамова таким, каким он ему представляется, думает о нем что думается.

Итак, Шрамов решил писать роман. Не сегодня и не вчера решил, многие годы зрели в нем эти мысли – о романе или о чем-то подобном, то проблесками, намеками, чуть пошевеливаясь в глубине сознания, то навязчиво преследуя, лишая спокойствия и мешая жить. Его не очень заботил вопрос многих: о чем писать. Он знал, что должен и может писать только о себе. Почему – он и сам бы не объяснил и не задумывался об этом. Шрамов так и жил с ранней юности: пройдет два-три года – и он уже обдумывает, как эти годы отразятся в романе, что поподробнее расписать, а что присочинить, какие идеи, мысли выльются из содержания, как строить главы, абзацы, фразы… Иногда даже не годы, а месяцы, дни становились основой планируемого романа, а от них потом уже расходились круги в прошлое, настоящее и предполагаемое будущее. Он кое-что и записывать пробовал, да все не хватало чего-то: времени, усидчивости, воли… Оставались разрозненные листочки с обрывочными набросками, фразами и постоянное раздражающее чувство неудовлетворенности, чего-то недоделанного.

Уверенности, что и последний роман Шрамова, о котором он говорил мне, не постигнет судьба всех предыдущих, оставшихся существовать в ирреальном, так сказать, мире, у меня нет никакой. Но мне не безразличен Шрамов и его романы; а если еще откровеннее – он очень близок мне, настолько, что у меня хватает смелости рассказывать с подробностями и о Шрамове, и о содержании его романа. Ну в самом деле, если уж не материализуется его роман, то пусть хоть материализуется сырье, из которого он собирается его лепить, это и я могу попытаться сделать, без самоуверенных претензий на художественные красоты, а чтоб хоть какой-то видимый след остался от шрамовских романов.

Свой последний роман Шрамов задумал начать с того дня, когда его увезла “Скорая”.